Алтер де Лейси - Джозеф Ле Фаню

Глава вторая

ФЭЙРИ В ЗАМКЕ

Вспыхнуло восстание 1745 года, и Алтер де Лейси оказался в числе немногих ирландцев, преданных во время этого дерзкого и заведомо обреченного на провал мятежа. Разумеется, был подписан ордер на его арест, но найти его не сумели. Дочери по-прежнему жили в его уединенном доме в графстве Клэр, и даже они некоторое время не имели никаких вестей о том, бежал ли их отец на континент или до сих пор остается в Ирландии. Со временем он был объявлен вне закона и лишен всех прав, а его маленькое имение отобрано в казну. На барышень обрушилось истинное бедствие — нищенками очнулись они от сна, в котором им всю жизнь мнилось возвращение утраченного великолепия.

В должный срок явились описывать имущество судебные исполнители, и молодым леди пришлось тайно бежать. К счастью для них, священник, о котором я упоминал, в отличие от их отца, был не столь уверен в том, что тому удастся возвратить прекрасное имение предков. По его совету, согласно брачному договору родителей, Алисе и Уне полагалось по двадцать фунтов в год, и теперь лишь эта сумма отделяла гордый род де Лейси от нищеты.

Однажды, поздно вечером, деревенские ребятишки, бродившие по темной и извилистой Кэпперкалленской долине, возвращались домой, набив карманы орехами и фрокенами[5]. Вдруг, к своему изумлению и даже ужасу, они заметили, что из узкого окна скрытой плющом и ветвями могучих деревьев башни, нависшей над пропастью, льется красноватый свет, особенно яркий на фоне сгущающихся сумерек, затопивших долину.

— Смотрите, смотрите, не иначе как там, в башне, поселились духи и гоблины! — наперебой закричали дети по-ирландски и бросились врассыпную.

Бежать по руслу долины, усеянному крупными камнями и поросшему могучими деревьями и густым кустарником, было по меньшей мере неудобно. Уже стемнело, и дети рисковали сломать себе шею, продираясь сквозь ежевику и орешник и перепрыгивая с валуна на валун. Маленький Шейн Мал Риан, отстав от друзей, повторял: «Подождите!» — но тут из ивовых зарослей у подножия каменной лестницы, проложенной по склону долины, вдоль стены замка, метнулась какая-то призрачная белесая тень, мальчик почувствовал, что кто-то поймал его за шиворот, и грубый мужской голос прорычал: «Вот я тебя!..»

Мальчик завопил от ужаса, споткнулся и кубарем покатился по земле, но в ту же минуту его грубо схватили за руку и подняли, как следует встряхнув.

Шейн Мал Риан вскрикнул, сам не свой от страха, и, плача, умолял его отпустить.

— Кто это, Ларри, что там за шум? — послышался сверху, из окна башни, голос, заглушаемый шелестом деревьев, — звонкий и нежный, точно низкие ноты флейты.

— Да ребенок, миледи, мальчишка.

— Он поранился?

— А ну отвечай, ты цел? — напустился на мальчика белый человек, по-прежнему держа его за руку, и повторил свой вопрос по-ирландски, но ребенок только всхлипывал и молил о пощаде, сложив ладони и норовя упасть на колени.

Однако сильная рука старого Ларри держала его почти на весу. Мальчик и вправду поранился, кровь тонкой струйкой стекала у него по виску.

— Он чуть-чуть поцарапался, миледи!

— Приведи его сюда.

Шейн Мал Риан сдался. Он понял, что очутился среди «доброго народа» и теперь останется у него в плену на целую вечность и еще один день. Сопротивляться было бессмысленно. Совершенно смущенный и озадаченный, он смирился с судьбой невольника и покорно позволил увести себя из долины на уступ, уже не пытаясь вырваться из цепких узловатых рук старика Ларри. Он лишь робко и завороженно глядел на высокие величественные деревья и седой фасад замка, слабо различимый в лунном свете, словно они привиделись ему во сне.

Шейн Мал Риан едва поспевал за длинными журавлиными ногами старика и украдкой рассматривал его поношенный белый сюртук с синей отделкой и большими оловянными пуговицами, серебристо-седые волосы, выбивавшиеся из-под видавшей виды треуголки, и смышленое, решительное лицо, изборожденное морщинами. Не выражавшее и тени сочувствия, лицо это, белое и призрачное в лунном свете, как представлялось мальчику, вполне соответствовало облику истинного фэйри.

Старик молча провел его под высокой аркой ворот, потом по заросшему бурьяном двору, потом к двери в дальнем углу замка, потом по бесконечным каменным ступеням темной крутой лестницы, потом по короткому коридору в большой зал, где дрова и торф горели в очаге, в котором явно давным-давно не разжигали огонь. Над огнем висел котел, и в нем деловито помешивала длинной деревянной ложкой старуха. Зал освещала всего одна свеча в медном подсвечнике, а на полу, на столе, на стульях громоздилась всевозможная утварь, груды выцветших гобеленов, ларцы, сундучки, скатерти, оловянные блюда и кубки.

Однако испуганный взгляд мальчика тотчас приковало к себе не убранство зала, а две девицы. На них были красные домотканые плащи, вроде тех, что носят крестьянки в Манстере и Коннахте, да и остальной их убор весьма напоминал своей незатейливостью наряд простонародья. Но держались они с таким достоинством, пленяли такой утонченностью манер, такой красотой и, главное, так привыкли повелевать, что не узнать в них благородных леди было невозможно.

Старшая, черноволосая, с серьезными карими глазами, что-то писала, сидя у свечки за простым дубовым столом, и подняла голову, когда вошел мальчик. А от младшей, откинувшей капюшон плаща, прекрасной и веселой, с водопадом волнистых золотых волос и большими голубыми глазами, с выражением доброты и лукавства, мальчик не мог отвести взгляд, — такой красивой она ему показалась.

Леди стали о чем-то спрашивать старика на языке, которого мальчик не знал, явно не на английском, ведь английским он кое-как владел. Казалось, рассказ старика их развеселил. Леди обменялись взглядом и загадочно улыбнулись. Теперь Шейн Мал Риан окончательно уверился, что пребывает среди «доброго народа». Младшая с веселым видом подошла к нему и сказала:

— А знаешь ли ты, кто я, мой мальчик? Нет? Так знай же, я фэйри Уна, и ты перенесен в мой дворец. Вот эта фэйри, — произнесла она, указывая на темноволосую леди, в эту минуту искавшую что-то в ларце, — моя сестра и лейб-медик, госпожа Тьма-и-мрак, это, — указывая на старика и старуху, — мои придворные, а я сейчас раздумываю, как же мне с тобою поступить: не послать ли тебя верхом на камышинке на дно озера Лох-Гур, в заколдованный замок графа Десмонда, — передать от меня поклон? А может быть, немедля отправить тебя в мою подземную темницу, скрытую глубоко-глубоко, где тебя будут неусыпно стеречь мои верные гномы? Или заточить тебя на обратной стороне луны, а твоим тюремщиком назначить лунного человека, и там, на луне, ты будешь томиться трижды триста лет и еще один день! Ах, нет, не плачь! Я только пугала тебя, чтобы ты и твои друзья забыли дорогу к замку. На сей раз я тебя прощу. Но отныне любой мальчишка, которого я или мои придворные поймаем в окрестностях замка, будет принадлежать нам вечно и никогда больше не вернется домой.