Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой - Отфрид Пройслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Сеппель со своей стороны добавил:
— Не забывайте об этом, пожалуйста, госпожа Худобок!
Но у госпожи Худобок, похоже, был сегодня день не из лучших. Вместо того чтобы ответить друзьям, она начала плакать. Громко причитая, она ломала руки; в то время как ее крупные слезы капали на сигару, она рыдала:
— Я сама виновата во всех бедах Васьти — конечно, я сама виновата в этом!
Касперль и Сеппель пытались утешить ее, но безуспешно. Разразившись ревом, госпожа Худобок так и продолжала реветь: и как можно было судить по ее виду, она не собиралась скоро заканчивать.
Тогда оба приятеля поспешили доесть свои бутерброды. Перед уходом они ласково потрепали Васьти; по спине, потом попрощались и, предоставив госпожу Худобок ее скорби, отправились восвояси.
Не было ли тут еще чего-нибудь?
Касперль и Сеппель как раз подходили к калитке бабушкиного сада, когда услышали велосипедный звонок — и, едва обернувшись, увидели, что из-за ближайшего угла на полном ходу вывернул господин главный вахмистр Алоиз Димпфельмозер. Левой рукой он одновременно правил велосипедом и звонил, а правой приглаживал себе усы. Серебряные пуговицы его мундира сверкали на солнце, сапоги и портупея были начищены до зеркального блеска, весь господин Димпфельмозер производил такое впечатление, будто недавно его кто-то смазал и отполировал.
Касперль и Сеппель тотчас же сообразили что к чему. Еще за завтраком бабушка прочитала им вслух из газеты, что на основании приказа, действительного от первого числа текущего месяца, господину Димпфельмозеру присвоено внеочередное звание главного вахмистра — и во всем городке, несомненно, не сыскалось бы ни одного человека, кто искренне не пожелал ему этого.
Друзья приветливо помахали ему: один шапочкой с кисточкой, другой тирольской шляпой.
— Примите наши наилучшие пожелания, господин Димпфельмозер! Мы поздравляем вас!
— Большое спасибо, премного благодарен! — Господин Димпфельмозер затормозил так, что завизжали покрышки, и лихо соскочил с велосипеда. — Стало быть, вы уже в курсе?
— Конечно, — сказал Касперль.
— И как вам она нравится?
— Кто? — спросил Сеппель. Димпфельмозер с гордостью ткнул указательным пальцем в свой воротник.
— Третья звездочка здесь. Госпожа Доротея Бэнш, моя квартирная хозяйка, только что мне ее прикрепила.
— Очень мило с ее стороны, — сказал Касперль, а Сеппель торжественно заверил, что господину Димпфельмозеру, несомненно, невозможно было пришить более красивую звездочку.
— Бабушка очень обрадуется, когда увидит ее, — заявил Касперль.
Господин Димпфельмозер прислонил велосипед к ограде сада, огладил свой синий китель и поправил каску. Затем за Касперлем и Сеппелем последовал к домику бабушки. Дверь оказалась незапертой, окно кухни было отворено — бабушки нигде не было видно.
— Вероятно, она в саду, — предположил Касперль. — Или, может быть, в прачечной.
Друзья не очень испугались, когда обнаружили бабушку. Пожилая дама, прямая как палка, лежала в траве: с закрытыми глазами и заострившимся носом, вытянув в стороны руки.
— Бабушка! Бабушка! — Касперль и Сеппель склонились над ней. — Скажи же хоть что-нибудь, бабушка! Ты не можешь ответить?
— Нет, — чуть слышно выдохнула бабушка. — Я в обмороке.
Сеппель стремглав кинулся за лейкой, Касперль притащил поливочный шланг. Бабушка на йоту опередила их попытку привести ее в чувство: едва только Касперль собрался было пустить воду, она открыла глаза.
— Касперль! — воскликнула она. — И Сеппель! Как хорошо, что вы тут!
Лишь только после этого она обратила внимание на господина Димпфельмозера.
— Вы должны извинить меня за то, что я вас сразу не заметила, — попросила она слабым голосом. — Не каждый день все-таки падаешь в обморок, не правда ли?
Она потеребила фартук и наморщила лоб, словно бы напряженно вспоминая о чем-то.
— Тут произошло кое-что такое, — проговорила она, — о чем я хотела поговорить с вами, господин Димпфельмозер, — нечто весьма важное… Однако что ж это было?
Касперль и Сеппель тайком подавали ей знаки. Один хватал себя за воротник, другой выбрасывал три пальца и указывал ими на господина Димпфельмозера.
— Что с вами? — спросила бабушка. — Вечно вы гримасничаете!
Поскольку бабушка не понимала, Касперль вынужден был высказаться без обиняков.
— Не хочешь ли ты поздравить господина Димпфельмозера с повышением в звании? — откровенно спросил он.
— Это тоже, это, естественно, тоже. Бабушка поспешила с сердечными поздравлениями, потом снова погрузилась в глубокое раздумье.
— Тут было еще что-то другое, — бормотала она. — Тут было еще что-то…
Продолжить она не успела, потому что вдруг кто-то громко заколотил изнутри в дверь прачечной.
— Откройте! — услышали они зычный и настойчиво грубый мужской голос. — Меня заперли здесь самым незаконным образом! Отворите же наконец дверь, черт побери!
С печатью и подписью
Касперль и Сеппель, господин Димпфельмозер и бабушка были столь ошарашены, словно получили кочергой по макушке. Миновало довольно много времени, прежде чем они оказались в состоянии предпринять что-либо.
Господин Димпфельмозер первым начал с того, что сделал глубокий выдох и обнажил саблю.
— Хотценплотц! — крикнул он громовым голосом. — Вы окружены! Немедленно выходите — и не оказывайте сопротивления! Вы меня поняли?
— Так точно, — произнес из-за двери Хотценплотц. — Только вот выйти-то отсюда я не могу: бабушка Касперля заперла меня здесь.
— Бабушка Касперля? Бабушка схватилась за голову.
— Правильно, господин Димпфельмозер, я все теперь вспомнила! — Она с нескрываемой гордостью огляделась по сторонам. — Такого вы от меня, по всей вероятности, не ожидали, каково?
— Вот так дела, потрясающе!
Господин Димпфельмозер вложил саблю в ножны, выхватил карандаш и открыл записную книжку.
— Позвольте, пожалуйста, занести инцидент в протокол!
Бабушка собралась было поведать, как хладнокровно она перехитрила разбойника и заперла его под замок, однако ее перебил Хотценплотц.
— Откройте! — закричал он. — Я по горло сыт сидением здесь, дьявол вас возьми! Меня освободили из окружной тюрьмы, я могу даже доказать это!
Господин Димпфельмозер подмигнул Касперлю и Сеппелю, словно хотел сказать: он, кажется, совсем за дураков нас принимает.
— Не смешите меня, Хотценплотц! Вас — и освободили? Более идиотской выдумки вы не могли придумать!
— Но это правда, господин старший вахмистр! Поверьте мне, наконец!
Господин Димпфельмозер скрестил на груди руки.
— Две вещи вы должны зарубить у себя на носу, Хотценплотц: во-первых, на основании приказа, действительного от первого числа текущего месяца, мне было присвоено звание главного вахмистра, и во-вторых, у меня нет ни малейшего желания разводить тут с вами тары-бары. Рассказывайте свои байки кому хотите, но не мне!
— Я вовсе не байки рассказываю! — заверил Хотценплотц. — Хотите взглянуть на мои бумаги? Вам достаточно только отворить дверь, чтобы я мог предъявить их вам!
Но господина Димпфельмозера так просто было не обмануть. К облегчению бабушки, Касперля и Сеппеля, он заявил коротко и ясно:
— Дверь, естественно, останется запертой.
— А справка? — спросил Хотценплотц. — Моя справка об освобождении?
— В случае крайней необходимости воспользуйтесь щелью под дверью — вы можете просунуть ее туда.
— Ну конечно же! — воскликнул Хотценплотц, и по его голосу было слышно, какое облегчение он почувствовал. — Вот это идея!
Потом что-то зашуршало — и смотрите-ка: сквозь щель между дверью и порогом просунулся сложенный вдвое листок бумаги. Касперль и Сеппель собрались было нагнуться за ним, но господин Димпфельмозер удержал их.
— Это дело полиции!
Он самолично нагнулся за бумагой, поднял и развернул ее. Затем начал читать: негромко, только усы его шевелились во время чтения, и постепенно лицо принимало все более смущенное выражение.
— Что там написано? — полюбопытствовал Касперль.
Господин Димпфельмозер расстегнул верхние пуговицы воротника, ему, казалось, не хватало воздуха.
— Документ подлинный, мы должны, к сожалению, выпустить его, — произнес он.
— Хотценплотца? — растерянно спросила бабушка.
— Он освобожден по всем правилам: с печатью и подписью, как полагается. Следовательно, отворите, пожалуйста, дверь, дражайшая.
Бабушка извлекла из кармана ключ и вставила его, несмотря на колебания, в замочную скважину.
— На вашу ответственность!