Избранные стихи - Марина Цветаева

Чем прогневили тебя эти старые хаты, Господи! - и для чего стольким простреливать грудь? Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты, И запылил, запылил отступающий путь...

- Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше, Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой О чернобровых красавцах. - Ох, и поют же Нынче солдаты! О, господи Боже ты мой!

3 июля 1916

x x x

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес, Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой, Оттого что я о тебе спою - как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей, У всех золотых знамен, у всех мечей, Я закину ключи и псов прогоню с крыльца Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других - у той, одной Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой, И в последнем споре возьму тебя - замолчи! У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты, О проклятье! - у тебя останешься ты: Два крыла твоих, нацеленные в эфир, Оттого что мир - твоя колыбель, и могила - мир!

15 августа 1916

Цыганская свадьба

Из-под копыт Грязь летит! Перед лицом Шаль, как щит. Без молодых Гуляйте, сваты! Эй, выноси, Конь косматый!

Не дали воли нам Отец и мать Целое поле нам Брачная кровать!

Пьян без вина и без хлеба сыт Это цыганская свадьба мчит!

Полон стакан. Пуст стакан. Гомон гитарный, луна и грязь. Вправо и влево качнулся стан: Князем - цыган! Цыганом - князь!

Эй, господин, берегись - жжет! Это цыганская свадьба пьет.

Там, на ворохе Шалей и шуб Звон и шорох Стали и губ. Звякнули шпоры, В ответ мониста. Скрипнул под чьей-то рукою Шелк. Кто-то завыл, как волк, Кто-то - как бык - храпит. Это цыганская свадьба спит.

25 июня 1917

x x x

Мой день беспутен ин нелеп: У нищего прошу на хлеб, Богатому даю на бедность,

В иголку продеваю - луч, Грабителю вручаю - ключ, Белилами румяню бледность.

Мне нищий хлеба не дает, Богатый денег не берет, Луч не вдевается в иголку,

Грабитель входит без ключа, А дура плачет в три ручья Над днем без славы и без толку.

29 июля 1918

x x x

С.Э.

Писала я на аспидной доске, И на листочках вееров поблеклых, И на речном, и на морском песке, Коньками по льду, и кольцом на стеклах,

И на стволах, которым сотни зим, И, наконец, - чтоб всем было известно! Что ты любим! любим! любим! любим! Расписывалась - радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвел В веках со мной! под пальцами моими! И как потом, склонивши лоб на стол, Крест-накрест перечеркивала - имя...

Но ты, в руке продажного писца Зажатое! ты, что мне сердце жалишь! Непроданное мной! внутри кольца! Ты - уцелеешь на скрижалях.

18 мая 1920

x x x

Кто создан из камня, кто создан из глины, А я серебрюсь и сверкаю! Мне дело - измена, мне имя - Марина, Я - бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти Тем гроб и надгробные плиты... - В купели морской крещена - и в полете Своем - непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети Пробъется мое своеволье. Меня - видишь кудри беспутные эти? Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена, Я с каждой волной - воскресаю! Да здравствует пена - веселая пена Высокая пена морская!

23 мая 1920

x x x

Знаю, умру на заре! На которой из двух, Вместе с которой из двух - не решить по заказу! Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух! Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! - Неба дочь! С полным передником роз! - Ни ростка не наруша! Знаю, умру на заре! - Ястребиную ночь Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест, В щедрое небо рванусь за последним приветом. Прорезь зари - и ответной улыбки прорез... - Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Декабрь 1920

Маяковскому

Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел-тяжелоступ Здорово, в веках Владимир!

Он возчик и он же конь, Он прихоть и он же право. Вздохнул, поплевал в ладонь: - Держись, ломовая слава!

Певец площадных чудес Здорово, гордец чумазый, Что камнем - тяжеловес Избрал, не прельщась алмазом.

Здорово, булыжный гром! Зевнул, козырнул и снова Оглоблей гребет - крылом Архангела ломового.

18 сентября 1921

Хвала Богатым

И засим, упредив заране, Что меж мной и тобою - мили! Что себя причисляю к рвани, Что честно мое место в мире:

Под колесами всех излишеств: Стол уродов, калек, горбатых... И засим с колокольной крыши Объявляю: люблю богатых!

За их корень, гнилой и шаткий, С колыбели растящий рану, За растерянную повадку Из кармана и вновь к карману.

За тишайшую просьбу уст их, Исполняемую, как окрик. И за то, что их в рай не впустят, И за то, что в глаза не смотрят.

За их тайны - всегда с нарочным! За их страсти - всегда с рассыльным! За навязанные им ночи, (И целуют и пьют насильно!)

И за то, что в учетах, в скуках, В позолотах, в зевотах, в ватах, Вот меня, наглеца, не купят Подтверждаю: люблю богатых!

А еще, несмотря на бритость, Сытость, питость (моргну - и трачу!) За какую-то - вдруг - побитость, За какой-то их взгляд собачий,

Сомневающийся...

- Не стержень Ли к нулям? Не шалят ли гири? И за то, что меж всех отверженств Нет - такого сиротства в мире!

Есть такая дурная басня: Как верблюды в иглу пролезли. ...За их взгляд, изумленный насмерть, Извиняющийся в болезни.

Как в банкротстве... "Ссудил бы... Рад бы Да..."

За тихое, с уст зажатых: "По каратам считал, я - брат был..." Присягаю: люблю богатых!

30 сентября 1922

Диалог Гамлета с совестью

- На дне она, где ил И водоросли... Спать в них Ушла, - но сна и там нет! - Но я ее любил, Как сорок тысяч братьев Любить не могут!

- Гамлет! На дне она, где ил: Ил!.. И последний венчик Всплыл на приречных бревнах... - Но я ее любил, Как сорок тысяч...

- Меньше Все ж, чем один любовник. На дне она, где ил. - Но я ее

любил??

5 июня 1923

x x x

Б. Пастернаку

Рас - стояние: версты, мили... Нас рас - ставили, рас - садили, Чтобы тихо себя вели По двум разным концам земли.

Рас - стояние: версты, дали... Нас расклеили, распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий... Не рассорили - рассорыли, Расслоили...

Стена да ров. Расселили нас как орлов

Заговорщиков: версты, дали... Не расстроили - расстреляли. По трущобам земных широт Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который - март?! Разбили нас - как колоду карт!

24 марта 1925

x x x

Рябину Рубили Зорькою. Рябина Судьбина Горькая. Рябина Седыми Спусками. Рябина! Судьбина Русская.

1934

Читатели газет

Ползет подземный змей, Ползет, везет людей. И каждый - со своей Газетой (со своей

Экземой!) Жвачный тик, Газетный костоед. Жеватели мастик, Читатели газет.

Кто - чтец? Старик? Атлет? Солдат? - Ни черт, ни лиц, Ни лет. Скелет - раз нет Лица: газетный лист!

Которым - весь Париж С лба до пупа одет. Брось, девушка!

Родишь Читателя газет.

Кача - "живет с сестрой" ются - "убил отца!" Качаются - тщетой Накачиваются.

Что для таких господ Закат или рассвет? Глотатели пустот, Читатели газет!

Газет - читай: клевет, Газет - читай: растрат. Что ни столбец - навет, Что ни абзац - отврат...

О, с чем на Страшный суд Предстаните: на свет! Хвататели минут, Читатели газет!

- Пошел! Пропал! Изчез! Стар материнский страх. Мать! Гуттенбергов пресс Страшней, чем Шварцев прах!

Уж лучше на погост, Чем в гнойный лазарет Чесателей корост, Читателей газет!

Кто наших сыновей Гноит во цвете лет? Смесители кровей, Писатели газет!

Вот, други, - и куда Сильней, чем в сих строках! Что' думаю, когда С рукописью в руках

Стою перед лицом - Пустее места - нет! Так значит - нелицом Редактора газет

ной нечисти.

1-15 ноября 1935, Ванв

x x x

Пора снимать янтарь, Пора менять словарь, Пора гасить фонарь Наддверный...

Февраль 1941

Марина Цветаева. Домики старой Москвы

Слава прабабушек томных, Домики старой Москвы, Из переулочков скромных Все исчезаете вы,

Точно дворцы ледяные По мановенью жезла. Где потолки расписные, До потолков зеркала?

Где клавесина аккорды, Темные шторы в цветах, Великолепные морды На вековых воротах,

Кудри, склоненные к пяльцам, Взгляды портретов в упор... Странно постукивать пальцем О деревянный забор!

Домики с знаком породы, С видом ее сторожей, Вас заменили уроды,Грузные, в шесть этажей.

Домовладельцы - их право! И погибаете вы, Томных прабабушек слава, Домики старой Москвы.