Бросок кобры - Николай Леонов

– Мы – уголовный розыск, существует Управление охраны, контрразведка, – заговорил Гуров. – Петр Николаевич, нельзя объять необъятное, давайте решать свои проблемы по мере их появления.

Все присутствующие прекрасно знали, что и Гуров, и Крячко работали с генералом еще в МУРе, знакомы издавна, дружат, но в служебных вопросах личными контактами никогда не пользуются. Вот и теперь Орлов глянул на встрявших в разговор приятелей неприязненно, сухо сказал:

– Я не спрашивал вашего мнения, господа, прошу не перебивать. Убийство и по политическим мотивам остается убийством. В верхах могут принимать любые решения, создавать свои группы расследования, уголовный розыск никто от исполнения прямых обязанностей не освобождает. Я удивлен. Лев Иванович, что вы предлагаете следовать за событиями, а не пытаться предвосхитить их.

Гуров смотрел перед собой безразлично, на его жестком лице не дрогнул ни один мускул, словно замечание генерала его не касалось.

– В общем, коллеги, совещаться не о чем, примите информацию к сведению, проинструктируйте оперативный состав, взаимодействуйте с МУРом. Если такое “бюро” организовано, то руководство его, безусловно, обитает в Москве. Копии всех агентурных сообщений о взимании долгов немедленно ко мне на стол, мы должны выявить новообразованную организацию и обезглавить. Работаем все, руководит операцией полковник Гуров.

– Поздравляю, Лев Иванович, – сказал седой полковник, надел очки и улыбнулся. – Кто из замов министра будет держать на контроле?

– Олег Васильевич, тебе меня не хватает? – спросил Орлов.

– Петр Николаевич, мне лично вас с избытком, – ответил ветеран. – Меня интересует, кто последнюю стружку с нас снимать будет?

– Закончили, господа офицеры, – Орлов поднялся, перешел за свой стол. – Трясите агентуру, на сходках должны обсуждать данный вопрос. Все свободны, Гуров, задержитесь.

Когда все вышли, Гуров перешел к окну, открыл форточку, закурил. Крячко выровнял стулья за столом совещаний, деловито оправил зеленое сукно.

– Станислав, я твоего имени не называл, – сказал Орлов, улыбнувшись, – но на правах друга и подхалима можешь задержаться.

– Обидеть подчиненного – дело нехитрое, – без всякой обиды ответил Крячко. – Меня в жизни обзывали по-разному, вы, господин генерал, сказали обо мне нечто новенькое.

– Извини и уймись. Лева, что ты собираешься предпринять? Для тебя мое сообщение не новость, ты уже думал, поделись.

– Все по старинке, Петр, – ответил Гуров, затянулся, пустил дым в форточку. – Встречусь с людьми, поговорю за жизнь, пролистаю розыскные дела по нераскрытым убийствам.

Сыщик замолчал, пожал плечами, продолжил словно нехотя, через силу:

– Необходимо найти Павла Усова, узнать, как живет, где работает.

Павел Петрович Усов был тот самый предатель, которого выявил Гуров. Усов, в прошлом полковник милиции, был завербован уголовным авторитетом, изобличен, но вина его не была доказана, и после четырех месяцев предварительного заключения Усова освободили, но из милиции уволили.

– Если, как ты, Петр, его называешь, “Бюро добрых услуг” существует, то в его организации не обошлось без участия бывшего сотрудника спецслужбы. Это может быть Усов, Иванов, Сидоров, но в прошлом он не вор в законе, не уголовный авторитет, а оперативник, следователь, возможно, прокурор.

– Даже если мы его выявим, интересно, как доказывать станем? – пробормотал Крячко.

– Не сможем доказать, ты его убьешь, – спокойно ответил Гуров.

Белесые брови Орлова поползли вверх, он засопел, сказал сердито:

– Подобные шутки в моем кабинете недопустимы, полковник.

– Я не шучу, господин генерал. – Гуров загасил сигарету, бросил окурок в корзину для бумаг. – Я сказал, убьет, значит – убьет. – Он вытянул руку, словно пытаясь остановить готового вспылить генерала. – Наш выстрел всегда второй, в порядке самозащиты.

– Организатор такого масштаба не носит оружия, тем более не станет стрелять, – сказал Крячко.

– Это твоя головная боль, Станислав, – сухо ответил Гуров. – Два года назад я в порядке самообороны застрелил Виктора Жеволуба. Вы оба знаете, что я мог его не убивать, только ранить... Вы два года молчите, я два года молчу, жизнь продолжается. Если я выявлю организатора “похоронного бюро”, то мы либо докажем его вину, либо убьем. Второй раз я такого преступника, как Усов, освободить не позволю.

– Вы свободны, господа, считайте, что я ничего не слышал. – Орлов кивнул и без надобности подвинул к себе какую-то папку.

– Как хорошо быть генералом, – сказал Гуров, шагнул через порог и закрыл за собой дверь.

Вернувшись в свой кабинет, сыщики не стали возобновлять разговор. Гуров просматривал почту, Крячко взял графин, полил чахлый цветок, стоявший на подоконнике, не сдержался, недовольно сказал:

– Зря ты так. Лев Иванович. – Хотя они были знакомы около пятнадцати лет и Крячко был моложе Гурова всего на четыре года, Станислав называл друга по имени-отчеству. – Дело не в том, что Петр генерал, просто не надо было... – Он запнулся, развел руками. – Если случится стрелять, так никуда не денешься, а так выходит, что с заранее обдуманным намерением. Ты вроде как Петра соучастником делаешь.

– А почему все говно должен я глотать в одиночку? – Гуров выбрал из документов три листа, сколол скрепкой, перебросил на стол Крячко. – Скажи мне, душелюб и человековед, почему ребята в конторе с того момента, как я установил, что Пашка Усов нас предает, смотрят на меня, словно я виноват в чем?

– Тебе чудится. Большинство подзабыло, а ты помнишь, они чувствуют, что ты помнишь. Людям неприятно. И потом, видишь ли, командир, теплоты в тебе нет, ты словно под стеклянным колпаком живешь. Мы с Петром привыкли, знаем, ты мужик нормальный, в жилах у тебя кровь, красная и горячая, но масочку ты носишь довольно неприятную. Ты посчитай, сколько раз в день ты улыбнешься, и не из вежливости, а от души. Я тебя молодым помню, ты порой смешливый был, а теперь... Да ты сам отлично знаешь.

– Я просто честный, как себя чувствую, так и веду.

– Вот-вот, получается, что ты честный, а другие только прикидываются. Большинство ребят тебя любят и уж все уважают, но многие и побаиваются, даже начальники: ты же можешь сказать, что думаешь, обидеть.

– Я редко хочу обидеть.

– Знаю, ты просто об этом не думаешь.

– А ты?

– А я стараюсь не говорить серьезно, потому людям со мной легко. Мерзости в жизни хватает, а в нашей работе так через край, даже не к месту пошутить не грех. Знаешь, Лев Иванович, за столько лет что-то не помню, чтобы мы с тобой по душам разговаривали. К примеру, тебе не кажется странным, что я тебя по имени-отчеству зову?

– Мне безразлично, а ты зовешь, как тебе удобнее.

– А ты знаешь, что ты талантлив?

– Талантлив? – Гуров отложил бумаги. – Не думал, знаю, что сыщик я стоящий. Некоторые вещи я делаю лучше, чем другие. К примеру, помощников вербую лучше тебя. Так это не от способностей каких, а от щедрости. Я редко требую результат немедленно, даю, что могу дать в рамках закона, а уж отдача – как сложится.

– Вербуешь лучше, считаешь быстрее и точнее, видишь то, что большинство не замечает. Ты, Лева, мне надоел, давай о деле.

Гуров взглянул недоуменно, пожал плечами.

– Вот так! – Крячко нагнулся через стол, ткнул в Гурова пальцем. – Ты на людей не смотри. Так взрослый смотрит на пацана, я-то знаю, что ты непроизвольно, а людям обидно!

– Не смотри, не говори, дышать-то можно? – Гуров улыбнулся.

– Дыши, разрешаю. – Крячко скорчил гримасу. – Друг мой, ну дерьмовая жизнь, и люди в большинстве своем не очень, так не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. Тебе жениться надо, ребятенка родить...

– И сделать его сиротой!

– А ты не думай об этом!

– Кто за меня будет думать? У меня сейчас вроде романа. Маша хочет регистрироваться и рожать.

– Давай организуем!

– Рожать?

– Дурак, свадьбу организуем!

– Если у меня будет семья, я стану трусом.

– Значит, я трус?

– Тебя я берегу, меня уберечь некому. Только я сам. Один.

– А я? А Петр?

– Петр поручил мне розыск “бюро”, а ты промолчал. А ты понимаешь, что если такое “бюро” существует и я приближусь к нему, то сразу окажусь в зоне прямого огня? – Гуров смял лежавшую перед ним бумагу, швырнул в корзину. – Не знаю, люблю я Марию или лишь увлечен, но втягивать ее в омут не имею права... Да еще ребенок! С ума сойти можно.

– Лев Иванович! – Крячко вышел из-за стола и на манер Гурова стал расхаживать по кабинету. – Сотни ментов женаты и имеют детей!

– Сотни ментов – одно, а сыщик Гуров – иное, – сухо ответил Гуров. – Да, я не такой, как все, и сделать ничего не могу. Но я к тебе прислушиваюсь. Год назад ты сказал, что пью лишнее, я практически спиртное исключил. Теперь буду следить за собой, постараюсь быть мягче, интересоваться, как здоровье, как супруга, в какой класс перешел ребенок...