Отчет 1…и принцессу в нагрузку - Евгений Связов

– Короче, их ик… сочество подарили эту… рыжую.

– Рыжую? Да она же тебя зарежет при первой возможности! Она же ик… ого… из варваров.

– Ниче. Справлюсь.

– Ну… тогда хоть до шатра доведу. Ик. А то зарежет по дороге. Ик. Заодно доложу, что я,…ик… Хряк, выполнил.

Блин. Дружище Хряк чуть подпортил мой красивый план, но в общем, он почти удался. Пока Хряк снимал Рыжика с общей цепи и ставил на ноги, я забивал победную трубочку, которой предстояло еще и поработать химическим оружием.

– Во. Держи. – вручил он мне конец цепи, сковывающей руки и ноги. Сделав вялую рожу, я скользнул взглядом по цепям. Цепи были коротки. Придется тяжело потрудиться.

– Пошли. – дружелюбно буркнул я Хряку и побрел к шатру. Хряк пристроился рядом, косясь назад, где на провисающей цепи семенила моя новая телохранительница. Отойдя шагов на пятьдесят, я приступил с рубке хвостов и унесению ног.

– Хряк. – позвал я, глубоко затягиваясь.

– Че?

Струя дыма в лицо некурящему человеку действует потрясающе. Особенно если сопроводить потрясение локтевым в челюсть, кулаком в нос и ногой по яйцам.

– Извини, дружище. – шепнул я, срываясь с места. Рыжик, не успев пошевелиться, оказалась у меня на плече. Плече жалобно застонало, но выдержало. Ноги понесли, громко стеная о своей тяжкой участи. Но я их не слушал. Я слушал по окрестностям – не завопит ли кто «держи вора!». Но чисто на всякий случай я позволил себе вообразить, что меня окружают потихоньку и позволил себе перевести дух только добежав до цепи внешней охраны. Варан все так же спал, а сосед все так же вслушивались куда-то. К несчастью при моем приближении они вслушались в мой топот.

– Эй! – окликнули одновременно с двух сторон. Я был готов.

– Караул! Убивают! – испуганно заорал я. Оставив их думать, кто кого убивает, я скрылся с добычей.

Сам пошел в задницу! Клизма

Нельзя сказать, что я весь тряся от предвкушения… э-э… вкушения добычи, но до бревна с лошадьми я бежал, а почва была неровная и поэтому все равно трясло.

Сгрузив Рыжика на песок и не пытаясь налюбоваться ею в темноте, я достал Крыло. Оно слегка, не очень привлекая внимания, засветилось.

– Раздвинь ноги. – буркнул я, зависнув над телом в цепях с занесенным топором. Комментариев, зачем их раздвигать, вроде не требовалось, но она осталась лежать на боку, свернувшись. Пришлось добавить комментарий:

– Цепи рубану. – Реакции нет.

Раздумывая над причинами не происходящего выполнения команд, я присел на колено, грубо раздвинул ноги рукой и пару раз рубанул. Обрубки цепи, мягко звякнув, сложились на песок, оставив на стройных сильных ногах по стальному браслету. Она неуклюже перекатилась на колени и положила руки на песок, выставив вперед левую.

– То-то же. – буркнул я, разрубая звено у левого запястья. В следующее мгновение ее правая рука, гибким резким взмахом захлестнула цепь вокруг моей шеи, а левая замахнулась извлеченным из ножен моим же ножиком.

– Умри, похоть! – прохрипела она на языке, при предэвакуационной усиленной лингвоимплантации промаркированном как язык номер второй. От неожиданности я чуть не дал себя зарезать, откачнувшись не вперед, а влево.

Нож больно чиркнул по уху. Ухо сообщило, что меня убивают.

Я немного напугался.

Тело, уже поваленное на колени, наклоняется вперед, подминая противника под свой немалый вес и перехватывая руку с ножом. Крыло, слишком опасное для борьбы на близкой дистанции, падает в сторону. Бедра заботливо прикрывают пах от ударов уже ищущих его коленей. Руки, поддержанные весом, прижимают ее руки к песку. Голова наклоняется, подставив под удар вместо носа лоб. Потом мысли возвращаются и вместо того, чтобы зубами выдернуть ей гортань, я ору:

– Замри!

Она замерла, пытаясь в темноте вглядеться в мое лицо.

– В следующий раз горло перегрызу. – пообещал я ей в нос и послал ей ответную струю жаркого дыхания. Не дождавшись продолжения передыхивания, я неторопливо слез с нее с чувством выполненного долга.

– Эй! Кто есть? – хрипловато-звучно спросила она, перекатываясь на колено.

– Звать тебя? – ответил я, пробуя новый язык и убирая Крыло в чехол.

– Кто есть? – спросила она, вставая в напружиненную стойку.

Глянув через плече на черную колбаску цепи, свисающую с правой кисти, на тусклый высверк ножа в левой, на напружиненную фигуру, я честно признался:

– Бог войны Хуш. Как звать?

– Бог войны Хуш? Ты – бог войны? – она разразилась низким хриплым хохотом. Издевательским и нестерпимым. Он втаптывал в песок мои надежды, мое желание с ней общаться, и быть к ней добрым. Через пяток секунд я решил, что быть к ней добрым не вышло и пора стать злым.

Правая нога, поднимаясь, швырнула ей в лицо песком. Левая толкнула тело в длинный скользящий прыжок, правая, вовремя получив напоминание о массе ботинка, всего вполсилы распрямилась в живот.

Я грустно посмотрел, как она, пролетев с метр, покатилась по песку, очень неспешно поставил ногу на ширину плеч и с достоинством уточнил:

– Я – бог войны Хуш. Как звать?

– Эрма. – простонала она, встав на руки-колени и выплюнув песок.

– Эрма! На лошадь. Поехали. – буркнул я, и пошел подать пример, вслух раздумывая на ходу сначала себя, а потом Сумрака.

– Блин, на фиг. Ничего себе подруга. Сначала ухо в кровь, а потом еще и пинай ее, чтоб какой-то авторитет. Вот ведь умею я себе на задницу найти…

Рядом зашуршали копыта Пламени. Отметив, что верхом Эрма ездит куда лучше моего, и что пристроилась она ровненько рядом, я повернул Сумрака перпендикулярно караванной тропе и погнал его в светающее будущее.

Разум – как топор. Можно сделать острым. Можно затупить. А можно и обухом. Нейрохирург.

Через полчаса молчания не выспавшееся тело начало пытаться заснуть, что в обществе такой девушки, как Эрма, посчиталось бы плохим тоном со всеми последствиями. Помотав головой, я покосился на общество, прилипшее к седлу и достав сигаретку, чиркнул зажигалкой. Эрма, резко повернувшись на свет, злобно рыкнула:

– Заметно!

– Знаю. Привлечь тебя. Спишь?

Не удостоив меня ответом, она вернула взор вперед по курсу. Мои опасения, что беседа, хоть какая-нибудь, не состоится без пол-литра, начали сгущаться в темную тучу, но их развеяло ветерком:

– Зачем?

Ага, сейчас. Так я и сознался.

– Кто есть?

Ответа не было с минуту. Сообразив, что вопрос мой расценили как ответ, я повторил:

– Кто есть?

Резкий поворот головы, сверк глаз, темно-зеленых в предрассветных сумерках.

– Ты не знаешь кто я есть!?!

– Нет.

– Зачем?! – ее взгляд волне подошел бы для промышленного бурения нефти.

– Кто есть? – состроил я гранитную морду.

Бур с минуту боролся с гранитом, потупился, отошел в сторону.

– Старшая дочь вождя брусчей. Зачем?

– Брусчи – сколько?

– Семь тысяч семей. Зачем?!

– Где?

– Везде и в холоде. Зачем?!!!!

Ого. Того гляди, зарежут, чтоб ответил. Пора сознаваться.

– Одному – скучно. – тяжело вздохнул я в затылок Сумрака.

– Что?!

Ура! Обожаю, когда удается почувствовать свою удивительность. Однако, неплохо бы пояснить девушке, что я имел в виду, а то никакая гранитная рожа не поможет – набьет и рук не пожалеет.

– Я здесь недавно. Пришел очень издалека. Ищу, что свершить. Может быть, ищу себе народ.

– Много наложниц и рабов? – ядовито буркнула Эрма. Света уже хватало, чтобы скучающе провести наглым взглядом по ногам, выпуклостям грудей и роскошной гриве, увидеть, как она покраснела и задать очевидный вопрос:

– Ты – девственница?

Я очень понадеялся, что она поймет меня и не кинется ножиком. Она поняла вовремя. Видно, добродушно-насмешливый взгляд в лицо, а не ниже, был замечен и оценен.

– Угу. – созналась она, убирая нож. – И что из этого?

– Я – тоже. Но не думаю, что все женщины хотят меня. Наоборот, не вижу, этого когда оно есть. Но оно не мешает мне думать о других вещах.

– Ты – девственник?

По пустыне разлился густой хохот. Нашла, над чем смеяться. Я еще ничего смешного не сказал.

– Смеяться над тем, чего не понимаешь – легко. Гораздо труднее поверить, обдумав. Или ты думать не умеешь вовсе? Тогда давай, поучу. Смотри. Когда я спросил, не девственница ли ты, я уже знал, что это так. Во первых, по тому, как ты думаешь. Во вторых, по тому, как смотрит на тебя мой конь. А в третьих,…

Я сделал эффектную паузу, потянувшись за второй папироской.

– Ну? – врезалось в меня. Спрятав усмешку за огоньком зажигалки, я продолжил:

– А в третьих, по тому, как ты двигаешься. Когда мужчина и женщина… это, они говорят друг с другом через тело. И говорят с телом. Так, как воин говорит с оружием. Если ты – воин, то тело – тоже твое оружие. Тело женщины-воина – это меч. Легкий, гибкий, а не огромный ржавый топор. Если женщина не говорит со своим телом, то оно будет тупым и ржавым. Медленным. Как твое.