Рысюхин, налейте для храбрости! (СИ) - Котус

— Куда уходит детство[1]? В какие города?..

Вторую половину первого куплета, со слов «оно уйдёт неслышно» пели мы уже втроём, а припев — подхватил хор. Интересно было смотреть на реакцию слушателей, у всех разную. Выпускники просто слушали, кто-то с удовольствием от песни, кто-то — от того, что здесь, у них и для них выступают настоящие местные знаменитости, для них то, что детство ушло виделось скорее поводом для радости — они теперь взрослые! А вот родители — родители выражали совсем другой набор эмоций, у некоторых даже слеза блеснула, особенно на словах «но нам с тобой отныне туда дороги нет». Ещё и солистка вытянула это «нет» до какой-то немыслимой длительности и высоты, пришлось даже «на лету» подгонять мелодию, на репетициях она так не выдавала.

Надо сказать, что в отличие от моей гимназии и тем более от массовых построений из памяти деда здесь никто учеников рядами и шеренгами не строил. Да и учеников-то, кроме выпускников этого года и хора, не было. Их, красивых и нарядных, соберут вместе для общей фотографии, новая мода в тех школах, что могут себе такое позволить, а пока они стоят с родными, кто собираясь по две-три семьи, кто только своим кругом. Потом, конечно, дети смешаются, родители — тоже, но пока… Пока они стоят семейными группками и слушают хор, самозабвенно выводящий «будет кто-то бегать, но не я». Вон и Ириска с родителями, удивлённые — сюрприз удался, а сама Ира ещё и польщённая. Мурлыкин украдкой показал мне кулак — мол, мог бы и предупредить, правда, тут же оттопырил на этом кулаке большой палец, мол, молодцы.

Выступать на выпускном в качестве музыкального сопровождения не было ни договорённости, ни желания, поэтому, пока народ пребывал в лирическом настроении, и никто ещё не дозрел до произнесения сакраментальной фразы «а сыграйте нам ещё что-нибудь» я передал микрофон директору, и, раскланявшись под благодарности руководителя гимназии мы втроём без суеты, но быстро смылись через пожарный выход к хозяйственным воротам и моему фургону. Там оставили инструменты, перевели дух, сменили «сценические» костюмы, взятые на прокат в художке на парадные, и уже в таком виде подъехали к парадному входу в гимназию. В процессе бегства и переодевания Маша шипела, как та кошка:

— Ах, значит, это я решила сделать подарок? Любимой, понимаешь, гимназии, чтоб она сгорела⁈ Ну, ты у меня получишь ещё, аферист усатый! Наглый, бесстыжий кошак лесной!

— А что такое «стыжи» и где их можно найти? Чтоб не быть без–стыжим?

— Я это тебе потом подробно объясню, без мелких свидетельниц! Ну, паразит, вот же свинтус!

Вася неосторожно громко хихикнула, получив и свою порцию упрёков:

— И ты, мелочь, тоже знала! Знала — и молчала, паразитка!

— Манюня, алё!

— Не называй меня так!

— Да ладно! Ты вообще кроме своего диплома ничего не видела и не слышала! Я вообще могла по дому ходить голой с барабаном — ты бы не заметила! Молчала я, ага…

Так вот беззлобно переругиваясь — или, скорее, перешучиваясь, закончили преображение в гостей. Вошли, поздравили Ириску, которая уже пережила первую волну эмоций. Тёща обняла за плечи:

— Юра, вот откуда это всё в этой голове берётся⁈ Такая песня душевная, я даже всплакнула немного.

Не успел я ответить, как вмешалась Василиса:

— Мам ты чего⁈ Весёлая же песня, классная! Всё. детство — пока-пока, можешь не звонить. Ирка, как я тебе завидую — ты теперь взрослая! С даром! Э-эх! Радоваться надо, а вы — плакать!

Мы все, кроме Иришки, что пребывала в растрёпанных чувствах, не сговариваясь посмотрели на Васю. На лицах окружающих я видел смесь жалости и зависти, наверное — и сам такой же.

— Эх, доча! — Василий Васильевич сделал то, что никому другому не сошло бы с рук безнаказанно — растрепал причёску Василисе. — Подрастёшь — поймёшь. Но будет поздно, поскольку тогда тебе уже туда назад дороги не будет.

Та только фыркнула и, увидев кого-то в толпе, замахала рукой над головою и убежала, не прощаясь. Мы тоже долго не задержались: ещё раз поздравили Ириску и отправили праздновать. На обратном пути родители других выпускников заговаривали с Мурлыкиными, так что мы с Муркой оторвались от старших и смогли немного погулять возле автомобиля под ручку. Предельно целомудренно, да.

«Изящные искусства», к счастью, на этой сессии были в виде простого зачёта, экзамены остались только по профильным предметам. «Материаловедение», как нам и обещали, в четвёртом семестре стало называться «Материалы пищевой промышленности», но «Сопротивление материалов» пока не добавилось, даже на факультативах. Эти самые материалы я не без усилий, вылившихся в дополнительные вопросы, сдал на «отлично».

Прикладную химию тоже не без труда, но вытащил на «отлично», а вот по биологии пришлось довольствоваться обидной «четвёркой», точнее — «хорошо». Немного запутался при ответе на дополнительный вопрос, сам тут же заметил ошибку и сам же сразу исправился. Но — не отлично, потому как, видите ли, долгие размышления и перебор вариантов свидетельствуют, якобы, что я сам не уверен в своих знаниях. Итого — три «отлично» и два «хорошо». Могло быть и лучше, но на превращение в круглого отличника в здравом уме и трезвой памяти даже на замахивался. Если бы платил за учёбу — можно было подавать заявление на снижение оплаты или субсидию.

По вопросу об аренде домика для семейных Надежда Петровна отправила в деканат. Там меня не поняли, сперва решили, что я насчёт пересдачи, потом — что о месте в общежитии и отправили к Петровне. С третьего захода, уже через секретаря декана и с гостинцем, вошёл по нужной резьбе. Правда, разобравшись в сути вопроса — меня ту же перенаправили к ректору, мол, жильё распределяют в его аппарате. Там поначалу без документа о браке даже разговаривать не хотели, пришлось долго уговаривать и объяснять, что «прямо сейчас» мне домик не нужен, я хочу узнать, будет ли возможность снять его к началу учёбы, и во сколько это обойдётся. Убил почти четыре часа и кучу нервов чтобы узнать, что на данный момент домиков нет, а выселится ли кто-нибудь и из какого домика узнать можно будет только в середине августа. Как и цену — они, мол, разные и с разным набором оборудования и мебели внутри. В общем, классическое «приходи позавчера».

Со съёмом или покупкой дома в южной части Могилёва всё оказалось намного забавнее и разнообразнее. Жильё предлагалось самое разное, от комнаты, уставленной пятью кроватями для сдачи студентам и откровенного клоповника, с проседающим в углу полом и до микро-замка из ракушечника, красивого, точнее — вычурного внешне и феерически неудобного для жизни внутри. А ценник на это сооружение был такой, что я даже переспросил на всякий случай — не перепутал ли, это точно цена аренды, а не стоимость приобретения⁈ И самое бесящее, по тексту объявления понять, о чём идёт речь было решительно невозможно. Так, жуткая дыра с плесенью именовалась «апартаменты в аренду», а пародия на замок шла как «уютное семейное гнёздышко». Без осмотра однозначно и уверенно отбросить можно было от силы процентов десять объявлений, во всех остальных случаях требовалось связываться с владельцем и смотреть, хотя иногда достаточно было связаться и пару минут поговорить.

Некоторые люди просто ошеломляли своей простотой, как веслом по голове. Ну вот, например — продавали домик с участком. Я покупать не очень хотел, зачем он мне — продавать потом, но уговорили посмотреть. Домик на самом деле хороший, красивый, новый. Участок — ухоженный, всё вроде бы замечательно, но потом вылез «маленький нюанс». Оказалось, что в глубине сада стоит флигель на две комнатки — гостиную и спаленку. И во флигеле живёт бабушка. Всё бы ничего, но предполагалось, что после продажи участка бабушка останется жить там[2]! Более того — поскольку во флигеле не было ни кухни, ни уборной с умывальником, то планировалась, что бабушка будет пользоваться всем этим в доме. У неё оставались свой стол, свои шкафчики и ларь с продуктами, сервант с посудой, которые нельзя было трогать — они бабушкины! Вся эта дичь излагалась под лозунгом «ну, это же бабушка, разве она может помешать»! Да, исходя из этого предполагалось, что ключи от дома будут у бабушки — для доступа в дом, и у продающих дом родственников бабушки, чтобы её навещать! И собирать смородину, «мы тут два куста посадили». Продавцы при этом поставили ценник несколько выше среднего по городу, который был бы вполне оправдан при нормальной продаже, но они искренне не понимали (или делали вид, что не понимают), что в их предложении не так и почему никто не соглашается, или требуют сбросить цену минимум вдвое. И вроде не идиоты, ни в медицинском, ни в бытовом смысле, но творят такое, что в голову не лезет никак, даже по диагонали.