Постовой (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Выходит, что не нашли. Ладно, спасибо вам, что меня спасли, еще увидимся.

Я отнес трубку в коридор, свернул двухметровый шнур, вернулся на кухню, взглянул в грустные глаза мамы:

— Мам, я все, выпивать завязываю, завтра пойду в военкомат на учет становится, ну а потом на работу устраиваться. — Ты лучше в институт иди восстановится.

Я осторожно, чтобы голова не взорвалась болью, мотнул головой. В прошлой жизни, по настоянию родителей, я поперся восстанавливаться в институт в середине января за три дня до начала зимней сессии, посреди года, наплевав на настоятельный совет декана, восстановится осенью. Декана я переборол, но сессию не сдал, и декан мне смог доказать, что стоило его послушаться.

— Нет, мама, я узнавал, меня посреди года не восстановят. Не надо злить администрацию. Пойду работать.

Мама поджала губы:

— Я бы еще подумала на твоем месте.

— Конечно, мамочка, я подумаю.

— Привет — кто-то схватил меня сзади за рукав старой куртки.

Я обернулся. Серые глаза, мелкие, непослушные кудряшки темными прядями, в художественном беспорядке, рассыпались по плечам. Губы сложились сердечком, и потянулись ко мне. Моя первая жена, юный, только что распустившийся цветочек. Моя первая взрослая любовь обхватила мои плечи тонкими руками тянулась ко мне. Я положил руки на ее плечи, и приподняв ее, отодвинул от себя. На юном личике радостная улыбка сменилась недоумением и обидой, а я вспоминал нашу давно забытую, как детский кошмар жизнь. Скоропалительную свадьбу, первые годы безумной страсти, а потом все эти тягучие годы, одновременно совместного и раздельного существования, грязный и скандальный развод.

— Извини, Таня, но нет, прощай.

Я шел по узкой тропинке, чувствуя спиной ее полный обиды взгляд, взгляд человека, который, пока, ничего плохого мне не сделал. Но это только вопрос времени. Чтобы продолжать радоваться этой жизнью, мне не надо было иметь ничего общего с этой юной девушкой.

Глава 3

Глава третья. Второй раз в туже реку.

— Товарищи кандидаты. Объясняю вам еще раз — ответить на две тысячи вопросов за отведенные три часа вполне реально, только не надо излишне умствовать. Если вас спрашивают, болит ли у вас иногда голова — пишите да, иначе, если у вас никогда голова не болит, вам место в скорбном доме. Еще вопросы есть? Вопросов нет. Значить приступаем. Время пошло.

Это был последний этап медкомиссии, легендарные две тысячи вопросов, на которые надо было отвечать не задумываясь, в автоматическом режиме. Остальных врачей я прошел легко, тряся военным билетом с отметкой, что еще месяц назад другое государственное министерство считало меня абсолютно здоровым. Вербовщика МВД я встретил в военкомате, становясь на воинский учет. Я сидел напротив молодой женщины, в обтягивающем ее упругие формы сером кителе и слушал, какая сказочная жизнь наступит у меня, как только я соглашусь снова одеть форму. Достойная зарплата, от тридцати дней отпуска, бесплатный проезд на любом транспорте, кроме такси, к месту отдыха, санатории, пенсия с сорок пять, спецучет и никаких военных сборов… Все радости жизни ждали меня, оставалось только сказать «да».

— Скажите, а какие у вас вакансии открыты?

Да, рота ППС — это не рота мушкетеров. ГАИ вакансий, почем-то, не имел, БХСС тоже был полностью укомплектован. Уголовный розыск и следствие были готовы принять меня в свои ряды, но чуть попозже, года через три, когда мой законченный первый курс юридического превратится хотя бы в третий- четвертый. Я смотрел в преисполненные надеждой серые глаза милицейского кадровика и размышлял. Опять ступить в туже реку, с очень топким и невидимым дном? Крутиться как белка в колесе, где каждый шаг может стать фатальным или вернуться слесарем на завод? Пойти водителем на автобазу? Или влиться в зарождающийся бизнес? Перед моими глазами встали мои знакомые — мелкие оптовики, потерявшие к сорока годам здоровье, а то и жизнь в лихолетье 90-ых годов. Я вспомнил толпу работников обанкроченного завода, через несколько лет перекрывавших Транссиб напротив дома родителей, тысячи торговцев, в два часа ночи начинавших торговлю в металлическом контейнере на барахолке, в любую погоду, в любом состоянии. Это сейчас они технологи на военных заводах и младшие научные сотрудники НИИ, а через несколько лет начнется… Во всяком случае, я знаю, что я буду делать в это страшное время. Я поднял глаза на собеседнику и кивнул. Ее зрачки полыхнули мефистофельским огнем, она протянула мне пергамент и хрипло каркнула:

— Подписывай заявление!

— Кровью? — пискнул я

Мне молча кинули дешёвую авторучку. Но особой разницы не было. Я вступил в армию тьмы.

Глава 4

Глава четвертая. Добрые соседи — верные друзья.

С упорством муравья я пер большой брезентовый мешок, с полученным на складах ХОЗУ УВД обмундированием, на свой девятый этаж. Преодолев седьмой этаж я сделал всего пару шагов по ступенькам, когда моя ноша уперлась во что-то твердое.

— Хулиган — раздалось над ухом.

Я вытянул шею вправо и выглянул из-за зеленого бока. На третьей ступеньке, уперев пухлые руки в бока, стояла пенсионерка, в упор рассматривая меня через стекла очков в тяжелой роговой оправе.

— Никакого уважения. Прется, никого не видит в упор. Родители бы со стыда сгорели, если бы видели….

— Вы знаете моих родителей? — я не врубался в ситуацию и поэтому тупил.

Моя собеседница выпучила глаза, но ответить ничего не успела. Из-за ее ног выглянула мерзкая болонка с колтунами, на когда-то белой шерсти, и розовыми пятнами вокруг глаз и залилась визгливым, оглушительным лаем.

— Муся, не шуми — бабка ловко подхватила агрессивное животное и сунула это подобие собаки под мышку.

— Отойдите с дороги, дайте мне пройти — я решил не усугублять обстановку и плотно вжался в стенку, пытаясь сплющить мешок, чтобы не спровоцировать старую скандалистку на новое гавканье.

Ветеран, как королева, проследовала мимо меня, причем болонка опасно скалила зубы, проплывая мимо моих, сжимающих мешок, ладоней. Поднявшись на оставшиеся два этажа, я попытался сориентироваться где нужная квартира и случайно бросил взгляд вниз, между перил. Откуда-то снизу, за мной мрачно наблюдали две пары непримиримых глаз, одна усиленная оптикой, вторая залитая гноем.

Наконец я добрался до своего, крайнего этажа, и, отдуваясь, сбросил ставший ненавистным мешок возле нужной мне квартиры. Щелкнул английский замок в филенчатой двери, и я оказался в маленьком коридорчике, выкрашенном грустной краской «серый стандарт». Маленькая комната полезной площадью двенадцать квадратных метров, маленькая кухонька с невиданной мной раньше смешной двухкомфорочной электроплиткой. Сидячая ванна, радующая отсутствием потертости сан фаянса, унитаз с чугунным бачком под потолком и крупной белой грушей на толстой цепи. Все в квартире было маленьким. Только балкон радовал своими стандартными размерами. Я сбросил мешок рядом с единственным предметом мебели в комнате — моим старым раскладным диванчиком, на котором я спал в детстве. Другой мебели пока не было. Эта квартира была выделена бабушке «на расширение», как ветерану войны. В центре города было построено два девятиэтажных двух подъездных дома серого кирпича, в каждом из которых было по сто восемьдесят убогих однокомнатных квартир, предназначенных для одиноких стариков. По проекту, который готовили к какому-то юбилею Великой Победы, к домам пристроили врачебный кабинет, клуб с маленьким кинозалом и продуктовый магазинчик. В итоге открылся только магазин, остальные помещения занял ЖЭК, а медицинскую помощь ветераны могли получить в городской поликлинике в двух кварталах. По рассказам бабушки, жесточайшая битва происходила за право вселится на нижние этажи ветеранских домов. Начальник районного лифтового хозяйства лично приезжал успокаивать митинги пожилых людей, обещая, что лифты будут ходить как часы, и не до двенадцати часов ночи, как по всему городу, а круглосуточно. К чести этого начальника, обещание он выполнил, но через пару лет уехал в Норильск, а занявший его место человек никому ничего не обещал, ведь верно? Короче, бабушка в этой квартире не жила ни дня, поэтому прелестей регулярного подъема на девятый этаж пешком она не знала. Вероятно, что если бы она жила в этой высотной квартире, то была бы не добрым и светлым человеком, а чем-то вроде моей соседки, кто знает. В прошлой жизни я не жил в этой квартире, так как, сразу пошел служить в отдел милиции нашей рабочей окраины. Но получив второй шанс, став несколько опытней, я устроился на службу в суетной, но почти камерный и более интеллигентный, Привокзальный район. И мама с бабушкой провели родственный обмен, прописав меня в этом доме.