Караван дурмана - Сергей Донской

К марту ноги у Верки Смердючки кое-как зажили, зато живот прилип к позвоночнику. Обмотав ступни кусками дерюги, она, кряхтя и охая, слезла с холодной печи и отправилась в трудный путь. Для переноски добычи был прихвачен куль из конской шкуры, прошитый конскими же жилами. Такие служили казахам вместо гробов.

Померший недавно сосед слезно просил Верку похоронить его, согласно местным обычаям: до захода солнца, сидящим в мешке, семикратно замотанным в белую ткань. Но Верка отрез материи и куль сберегла, а старика закопала на огороде без лишних церемоний, в одних только сопревших подштанниках, к которым и прикоснуться-то было противно.

«Покойникам все равно, куда они обращены лицами – на восток или на запад», – сказала себе рассудительная Верка.

Мертвым древние традиции – все равно что припарки, от которых никакого толку. Радуйся, если после смерти тебя землицей кое-как забросают, а то ведь оставят собакам на съедение, вот и все твое высокое предназначение.

Эти семеро, которых пощелкали в степи лихие люди, валялись вповалку. Судя по всему, расстреляли их во время привала – быстро и внезапно, а потом сволокли до кучи, чтобы добить раненых расчетливыми выстрелами в лицо. Карманы у всех вывернуты, штаны спущены до щиколоток, куртки вспороты ножами. Если у водителей и водились деньжата, то бандиты их нашли и оприходовали. Даже пальцы некоторым жертвам не поленились отрубить, заприметив на них обручальные кольца.

Не беда, решил Воропаев, гораздо хуже было бы, если бы трупы облили соляркой и подожгли. Но бандиты пожалели горючее, так что тут одних шмоток на тыщу рублей осталось. Простирнуть, высушить, заштопать – и будут как новенькие. В смысле – одежки, а не их обладатели. Убитых мужиков уже не починишь, не воскресишь. Собаки успели потрепать их немного, а им хоть бы хны. Лежат, уставившись пустыми глазами в небо, и никак не реагируют на происходящее. Все плохое, что могло с ними случиться, уже случилось.

Воропаев бегло осмотрел поле боя, но ничего примечательнее стреляных гильз не обнаружил. Фуры, которые мужики вшестером перегоняли через Казахстан, само собой, исчезли. Судя по следам протекторов, грузовиков было три. Плюс легковушка, в ней, надо полагать, ехал седьмой. Теперь никто никуда не едет. Земля под трупами пропиталась кровью. У собак, собравшихся вокруг, морды тоже в крови.

Вспугнутые появлением Воропаева, они прервали пиршество и теперь дружно облизывались, не спеша уступать добычу человеку. За минувшую голодную зиму собаки опаршивели и отощали до такой степени, что им приходилось стоять на широко расставленных лапах. Казалось, достаточно сильного порыва ветра, чтобы опрокинуть все это шелудивое воинство.

– Пшел вон! – прикрикнул Воропаев на крупного серого кобеля, скалящего зубы поодаль.

– Воф! – простуженно отозвался тот. – Воф, воф! – По всей видимости, это был вожак стаи. Заставить отступить его – значит одержать победу без боя.

– Га, га! – воинственно заорал Воропаев, размахивая своим кривым ножом направо и налево. Однако шажки, которыми он пошел на противника, были мелкими, семенящими.

– Урррунннггг… – вожак ответил человеку низким утробным ворчаним и пригнул башку к земле.

Настоящая ночь еще не наступила, но глаза у кобеля поблескивали совершенно волчьим блеском. Воропаев вдруг понял, что напрасно он так рвался опередить остальных. Собаки ни за что не осмелились бы вести себя так нагло, окажись он тут не один.

– Поднажми, ну! – крикнул он ковыляющему вдали Тулигену Жизебековичу. – Плетешься, как беременная куропатка!

Тугоухий казах не расслышал, принял возглас Воропаева за требование остановиться.

– А с какой стати ты тут раскомандовался? – возмутился он, независимо помахивая портфелем. – Ты эту степь купил, да?

– Говорю, быстрей сюда иди! – занервничал Воропаев. – Дело есть!

Половина стаи сместилась влево, явно готовясь обойти его с тыла. Остальные псы сгрудились рядом с вожаком, их грязные загривки щетинились.

– Какое дело? – обеспокоился Тулиген Жизебекович. – Там есть живые, да? Убивать никого не стану, даже не проси. Пусть сами подыхают.

– Все, кому надо было, уже передохли, – отозвался Воропаев, стараясь не выдавать голосом охватившей его растерянности. – С людьми проблем нет. Тут собаки обнаглели, понимаешь. Пугнуть надо.

– Так пугни.

Тулиген Жизебекович взмахнул портфелем, показывая, как, по его мнению, следует это проделать.

– Фу! – заорал Воропаев самым страшным голосом, на который был способен. – Пшли нах-х!..

Рыжая шавка, метнувшаяся было ему под ноги, отпрянула и залилась остервенелым лаем, подхваченным всей сворой. Серый вожак молчал. Но расстояние между ним и человеком сократилось. Нельзя было спускать с него глаз, вот в чем дело.

– Не подходи, тварь!.. Убью!..

Пятясь, Воропаев прижался спиной к своей повозке. Ему уже не хотелось мяса. Ему хотелось домой. Он тоскливо оглянулся и увидел, что проклятый казах потрусил в обратном направлении, торопясь слиться с темнотой. В сумерках виднелась еще одна человеческая фигура, кажется, женская, но она тоже не собиралась вмешиваться в события. Нужно было выкручиваться самостоятельно.

Ага! Вспотевшая ладонь нащупала в кармане полный спичечный коробок. Это то, что надо. Собаки боятся огня. Главное, не поворачиваться к ним спиной и не убегать. Поводов для паники нет, ведь, убравшись подальше от трупов, Воропаев сразу окажется в полной безопасности. Он ведь не собирается отнимать добычу у этих одичавших тварей, он может подождать, пока они насытятся, он не гордый.

– Тихо, тихо, – забормотал Воропаев увещевающим тоном, – успокойтесь, собачки. Вы тут кушайте, а я пойду, ладно?

– Грр!

Кудлатая уродина с обрубленным хвостом попыталась цапнуть его за ляжку, но Воропаев вовремя пнул ее ногой в морду и устремился бочком в сторону, не забывая прижиматься спиной к повозке.

Вожак серой тенью двинулся следом.

Пшт! Вспыхнувшая спичка сразу погасла, пришлось зажигать новую. Засверкали отразившие ее свет собачьи глаза. Как будто гирлянду вокруг Воропаева развесили. Но ничего праздничного в этих огоньках совсем не было.

– Все, все, – приговаривал Воропаев, вертя головой по сторонам, – я ухожу, угомонитесь, черти проклятые… Оп-па!

Он метнул горящую спичку в поджарого пса, припавшего к земле у самых его ног, и попятился, выискивая свободное пространство между мерцающими в темноте глазами. Пес клацнул зубами и поджал хвост.

– Ага, не нравится? – приободрился Воропаев. – Не на того напали, твари! Ишь, нюх совсем потеряли!.. Прочь! Прочь!

Пшт!.. Пшт!.. Пшт!.. Спички вспыхивали одна за другой и летели в оскаленные морды, заставляя псов соблюдать дистанцию. Воропаев уже выбрался из собачьего круга и продолжал отдаляться от опасного места задом наперед, ежесекундно зажигая свои крошечные факелы. Серый вожак, опустив морду до самой земли, следовал за ним, но уже не рычал. Просто смотрел исподлобья. Чего-то ждал. Чего?

– Ну, что уставился, волчара?! – завопил Воропаев, страдая от пережитого унижения. Его вынудила отступить горстка каких-то шелудивых псов, многих из которых он еще помнил как соседских бобиков и тузиков. – Вот изловлю тебя – и на шапку! – мстительно пообещал он, потрясая ножом. – Всех перебью поодиночке, вы еще меня попомните!

К этому моменту две маленькие железы, расположенные в верхней части почек, вырабатывали в организме Воропаева столько адреналина, что сердце едва успевало перекачивать обогащенную кислородом кровь. Подкожные сосуды во избежание больших кровопотерь в случае ранения рефлекторно сузились. От этого дыхание Воропаева участилось до предела, а волосы на его голове зашевелились, как в те древние времена, когда шерсть его далеких предков вздыбливалась в случае опасности, придавая им более грозный и устрашающий вид.

Для одних адреналин является стимулятором страха, для других – борьбы, для третьих – бегства. Что касается Воропаева, то он был готов к любому повороту событий. Его надпочечники функционировали безукоризненно, а руки безустанно зажигали спички и разбрасывали их по сторонам, не позволяя собачьей стае перейти в наступление.

– Вот вам!.. Получайте, уроды!.. Вот!.. Вот!..

Когда под ноги подвернулась сусличья нора и Воропаев упал, больно ударившись копчиком, он скорее удивился, чем испугался. Инстинктивно поджал ноги, намереваясь то ли встать, то ли защитить пах. В этот момент ухо обожгло нестерпимой болью, и он вскрикнул, наугад ткнув ножом в темноту.

Шавка, отхватившая ему мочку уха, кубарем покатилась по земле.

Рафф! Следующая собака, ошалевшая от будоражащего запаха адреналина, вцепилась Воропаеву в левое плечо, урча от ярости и вожделения.

– На тебе!.. На!.. На!..

Отчаянно орудуя ножом, он исполосовал впившуюся в него морду крест-накрест, после чего собака отпрянула в темноту, издавая пронзительные сипящие звуки. Она терла голову лапами, как будто вознамерилась выцарапать себе глаза, и вертелась волчком, не находя себе места. Но торжествовать победу было рано. Подчиняясь неуловимому движению вожака, вся свора ринулась на человека одновременно, сатанея от собственной решимости и отваги.