Его добыча – 2 - Медведева Алёна

Сколько мы так смотрели в глаза друг друга? В какой-то миг показалось, что вижу себя в бездонной глубине насыщенно-сиреневой радужки. Нет, не себя, а… словно свои мысли. Отражение отвращения и пробудившегося страха?

Глаза и лицо исчезли, а меня ослепило нахлынувшим светом, от которого до этого скрывала голова амиота. Монстр отстранился, но времени на осознание перемен у меня не осталось. Вслед за потоком странно-резкого розового света снова накатил невыносимый писк. Тот самый звук, от которого я так же внезапно всего несколько мгновений назад получила краткую передышку, – вибрирующий, словно разрывающий голову на части, как если бы её пытались просверлить насквозь.

Забыв о последствиях аварийного падения на непонятную планету, о ране, о кровотечении, даже о находящемся где-то рядом жутком амиоте, я оцепенела, напрягая и без того измождённое тело в безуспешной попытке противостоять этому убийственному давлению.

Дичайшая боль, нечто несопоставимое с самим фактом существования – кошмарный звук, похожий на скрип когтей по стеклу, буквально выворачивал наизнанку. Зудящий и разъедающий разум и тело… Я практически оглохла и ослепла, желудок вместе со всем содержимым устремился к горлу, грозя удушьем. Попытки держаться и как-то дистанцироваться от воздействия себя не оправдали – я не продержалась и десяти секунд, как тело затряслось в безумных судорогах.

Едва соображая, раздираемая изнутри невыносимой мукой, чувствуя, как лопаются капилляры, а позвоночник выгибается дугой, я бессознательно билась, силясь сорвать с себя всё… Избавиться! Скинуть тяжесть и вибрацию, которой, казалось, пропитался окружающий мир.

Все мои мысли в этот миг слились в один агонизирующий вопль. Возможно, я на самом деле орала в полный голос, надрывая связки, но едва ли была способна услышать себя.

Как спастись? Чем отгородиться? Куда спрятаться?.. Паника и боль не оставили мне шансов. И тут…

В одно мгновение всё прекратилось так же внезапно, как нахлынуло.

Облегчение, практически эйфория… Тело бессильно обмякло, и потому я ощущала себя желе из костей и мяса, способна была лишь дышать. Даже думать казалось невозможным. Единственное, что осознавала, – свет снова померк, яркое розовое сияние исчезло, скрытое тучей… Нет! Это лицо!

– Троя? Троя?

В голосе, что неведомым образом дошёл до моего парализованного агонией разума, определённо звучал вопрос. Уцепившись за этот призыв, я сумела сфокусировать взгляд, уже узнавая пугающие черты чудовища. Это вновь был амиот. Несомненно, он видел мой приступ и отреагировал, желая понять причину.

Но для меня ничто не имело значения, кроме внезапно исчезнувшей боли и облегчения, что невыносимый писк пропал! А с ним и его нестерпимое воздействие. Не сразу я осознала, что Седьмой вновь держит меня на руках, максимально открыв своему взгляду, пристально изучает наверняка обезображенное страданием лицо, прислушивается к тяжёлому, судорожному дыханию. А я смотрела на него, опасаясь лишь нового всплеска череподробительного воя. И чем дольше длился наш зрительный контакт, тем вернее в медленно отходящем от болевого шока разуме крепла уверенность: амиот не выглядит страдающим! Или же мне это только кажется?..

Попытаться узнать, как обстоят дела на самом деле, у него самого? Безумие. Однако сейчас рядом был только Седьмой, а я буквально содрогалась от одной мысли, что убийственный звук вернётся. Инстинкт самосохранения не позволял бездействовать и требовал разобраться в том, что меня определённо убивало. Узнать истину, пусть даже с помощью врага.

– Звук…

Вроде громко сказала, но сама себя не услышала. То ли слух ещё не вернулся, то ли мои потуги выдавить из себя хоть что-то не дали результата.

Однако монстр отчётливо повторил то, что я так стремилась до него донести:

– Звук.

Среагировал он на мой голос или, как прежде, на мысли – меня сейчас не волновало. Как и то, почему Седьмой вообще тратит на меня время и силы, а не отшвырнул прочь сразу, как заплесневевшую корку, утратив гастрономический интерес. Важнее было не умереть, успеть. Не уверена, что смогу вынести ещё одну агонию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты… – пришлось проглотить скопившуюся во рту кровь. – Ты его… слышал?

Амиот не спешил с ответом, но я каким-то внутренним наитием ощутила: он анализирует отрывочные слова, пытается понять, отыскивает в своём мировоззрении то, что способно объяснить мои всхлипы. Его пристальный взгляд стал ещё более цепким, и в нём присутствовал всё тот же необъяснимый пугающий интерес.

Понимание этого заставило собраться. Теперь мне хотелось, чтобы он понял как можно быстрее, а страх повторения заставлял подыскивать слова, описывающие пережитое минуты назад.

– Больно… очень… В голове.

Сил говорить едва хватало. Сейчас я сама себе напоминала недавних подопытных, с явной натугой исторгавших из себя речь. Губы плохо слушались, всё ещё отходя от последствий спровоцированной болью судороги. Но амиот определённо услышал. Склонился ближе и, перехватив меня одной рукой, пальцами другой, на удивление не раня острыми ногтями, коснулся моего виска.

Однако даже это не настолько уж страшное касание заставило запаниковать:

– Нет!

Кажется, на этот раз у меня получилось вскрикнуть. Алая пелена перед глазами, что обступила лицо амиота, – наверняка последствие лопнувших в глазах капилляров – стала мутнеть.

И снова Седьмой отреагировал с той же сверхскоростью, присущей их новообретённым телам. Я была его жертвой, но он точно не стремился причинить мне боль и при моём крике не просто убрал руку, но ещё и отодвинул меня, отстранившись. По сути, я оказалась болтающейся на его молниеносно вытянутой в сторону руке.

Мне бы испытать облегчение, когда избравший меня игрушкой дьявол отдалился, но… Но тут же, синхронно с приглушённо зазвучавшим воем, подступила боль. Медленно вгрызлась острыми гранями в виски, заставляя забиться в новой судороге, рискуя рухнуть.

Снова?! Нет же, нет, умоляю…

– Звук! – услышала я свой негромкий вскрик. – Он убивает, душит…

Не успела описать ощущения, как боль снова пропала, сменившись тишиной и неописуемым облегчением. Только сильное сердце амиота билось где-то возле щеки – он снова прижал меня к себе.

– Звук? – спросил совершенно спокойно. В его неизменно отстранённом тоне не было ни паники, ни муки. – Да, я воспринимаю чёткую постоянную пульсацию. Она присутствует здесь, во внешней среде… Это угнетает добычу? – Он умолк, склонив голову, словно прислушиваясь. Или, возможно, советуясь с себе подобными более привычным им безмолвным способом?

Больше не пытаясь отстраниться, я едва ли понимала смысл его речи. Слова казались бессмыслицей. Да и что толку с этих его бормотаний? Мне не объяснить, ему не понять. Одно верно: амиот или никак не реагирует на вой, или же к нему совсем невосприимчив. Но, вероятнее всего, его навязанное тело просто выносливее.

Какое-то время я лежала, опасаясь даже шевелиться, чтобы не спугнуть, как выяснилось, временное состояние покоя и не спровоцировать новых мучений. Что же это? Почему оно вдруг накатывает: нежданно, необратимо, неизбежно? Пульсирует…

Стоп! Амиот тоже сказал о пульсации. Значит, ощущает звук? Выходит, дело опять в том, что я физически слабее? Он противостоит этому воздействию извне, а я – нет.

Он сказал: постоянная? Но почему тогда вой накатывает на меня внезапно и так же внезапно исчезает? Закрыв глаза, я слушала ровный стук сердца моего пленителя – удивительно, но это помогало думать.

– Звук угнетает? Это больно Трое? Когда?..

Он снова спрашивал, а я не понимала – почему?! Будучи на его месте, стала бы я так настойчиво интересоваться состоянием жертвы в тот момент, когда важнее все силы бросить на осмотр места катастрофы? Сомнительно…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ощущение прохладной руки на лбу стало безмолвным ответом. Давления не было, и потому на этот раз я не испугалась, не шарахнулась из последних сил в сторону.

В сторону… В сторону!

Догадка вспыхнула моментальным озарением: когда моё тело прижимает к себе Седьмой – я не слышу убийственного воя! Но стоит амиоту отстраниться – и волна муки скручивает тело. Когда его рука, вот как сейчас, ложится на лоб – всё, что сводило с ума, словно порывом ветра сносит, освобождая от гнёта. Он… Он меня защищает? Его тело защищает? Осознает это ли сам амиот?