Тьмы и просверки. Афоризмы и откровения - Станислав Шуляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
79. О, дожидайся же прихода человека-праздника!
80. Из процесса творчества уходят многие его важнейшие компоненты. Возможно, именно оттого и литература становится иной. Ушло, например, макание пера в чернила…
81. Человек! Живи, радуйся, восторгайся, печалься, безумствуй, священнодействуй! Энтропия всё равно своё возьмёт.
82. Для наших либералов нецензурное – и слово «родина».
83. А у нас по-прежнему истина – основной инструмент насилия. Вроде испанских сапог или дыбы.
84. Кто сказал, что в скудоумии и неизобретательности невозможен предмет гордости?!
85. И ведь что ещё есть более непостижимое и бездонное, чем жизнь? Вот разве что макароны с сыром.
86. Абсурд!.. И в жизни своей не задержишься, и мимо смерти стороною не пройдёшь.
87. Наступить на горло собственной песенке, собственной частушке или молитве. Прохрипеть её полузадушенною гортанью. Не обращая внимания ни на слова, её составляющие, ни на смысл, её образующий…
88. Праведные в малом кощунствуют в безграничном. Гибель мира зачастую есть подспудное упование пацифиста.
89. Старость. Всё, что нравилось прежде, теперь не нравится. И это уж навсегда.
90. Компоненты старости: оскудение, одряхление, отупение. Подними ж скорей весёлого Роджера над своей тонущей посудиной!
91. Шёл по дороге, уронил мир из кармана. Тот об камень – и вдребезги. И хрен с ним!
92. Вот уж точно не повезло – жить в свихнувшееся время в воспалённом сообществе!
93. Так береги же внутреннего Розанова в угрюмом сердце своём!
94. Не иначе и в Сотворение мира затесался инфернальный соавтор. На мире явный отпечаток дьявольского сотворчества. Cum grano salis нечистого.
95. О, расточительство! Опять просыпалась меж пальцев горстка озарений.
96. Ещё год до славы, ещё остаток дней до гениальности!.. Разве возможно жить одним будущим, в том числе, даст Бог, и потусторонним?
97. Вечно примеряют на мне свои излюбленные кафкианские клише. На мире, впрочем, примеряют их тоже.
98. Вдруг очнуться, вырваться из своей обыденности или терпеливо вытеснять её, выдавливать по капле. Первое чревато сумасшествием, второе – надломами и неврозами.
99. Вышел из тягостной беседы весь в брызгах и дребезгах рассудительного…
100. По примеру Оккама сумей создать свою иную гносеологическую бритву! И уж тем более отточить её на оселке своих изысканных сарказмов!
101. Так часто нам наше подкожное представляется подспудным. Блевотина – внутренними излияниями, бред – убеждениями.
102. Угораздило ж родиться человеком! Не травой, не насекомым! Не омлетом с ветчиной! Тайны рождений сотканы из недоразумений и несправедливостей.
103. Идёшь по улице ноябрьским вечером, улица пуста, фонари бледны, непогода вкрадчива, и здания почтительно склоняются пред тобою. Они прозорливее современников.
104. Ты – энциклопедия, не содержащая никаких полезных сведений. Так – штрихи, наброски, замечания, рассуждения, откровения… Энциклопедия мелочи. И листы твои растрепались.
105. Отчего средние века (или ещё более ранние времена) не оставили во мне никакого отпечатка? Ну, то есть непосредственно, напрямую. Разве мы не принадлежим всем эпохам, всем идеям, всем территориям? И тоже, разумеется, непосредственно, напрямую. Жалок человек!
106. Всегда опасался век свой короткий прожить под конвоем здравого смысла.
107. Язык как сублимация веры, как заменитель религии. Принять первое деепричастие…
108. Чем дольше живёшь, тем более становишься похожим на свой собственный огрызок. Время кого хочешь обгрызёт.
109. Насколько же усилилась в последнее время борьба с аномальными пристрастиями – с гетеросексуальностью, с любовью к родине.
110. Иногда возникает искушение переменить территорию, на которой пребываешь. Особенно, если территория эта к тебе равнодушна. Тогда появляется желание сменить и эпоху, не понимающую тебя. В другом, мол, времени ты был бы на коне. Но с возрастом осознаёшь несбыточность всех таких желаний и искушений. Здесь наш Родос, здесь нам всем и прыгать.
111. А то вешают мне, понимаешь, на уши своё ангельское терпение!..
112. Пусть пребывают твои искусства во славу новоприобретённых твоих морщин и страха перед смертью, той, что пока впереди!..
113. Хотел жить и мыслить просто, но как жить и мыслить просто, когда пребываешь под пятою причудливости?!
114. Небо и мир. И ведь быть человеку одной из божьих артерий. И быть времени божьим дыханьем.
115. А кто же, кто Кирилл с Мефодием нашей эксклюзивной кириллической умственности?
116. Если мир – текст, то главная его (мира) проблема в смерти Редактора. А уж вёрстка-то, вёрстка!..
117. Чудеса! Низвели русский мир наш в сырьевые и мозговые придатки мира, а всё оставшееся человечество возвеличили в светочи потребления.
118. Вы ещё все узнаете наш русский шабаш! Вы ещё содрогнётесь от него!
119. С волками жить – по-волчьи выть. Но можно выть даже ещё громче тех, ещё пронзительнее, ещё старательнее. С усердием неофита. Общество умерщвляют устои и традиции, неофиты подогревают этический и социальный климат.
120. Отрубить себе пальцы на ногах и руках, зарыться по грудь в песок, стоять под палящим солнцем и говорить, говорить гласом иного божества несчастий и содроганья!
121. Вот картинка: во льдах Антарктики похаживает горстка вислокрылых пингвинов. Клювами пощёлкивают, слышен беспокойный птичий клёкот, даже рыбу для пропитания ловить позабыли. Сочиняют свою пингвинью национальную идею.
122. Действительное порой отвращает. Вернее, отвращает почти всегда. Причём, отвращает одним из важнейших своих компонентов – обыденным.
123. Сомненье – червь судопроизводства.
124. Бессонница. Безнадежность. Что за странное свойство – посреди ночи настраивать антенну на общение с небом?!
125. Всё взираешь и взираешь на божий мир. Всё множится и множится протокол разногласий.
126. Пройти бы мимо жизни, не оступившись в ней, не вляпавшись в неё, не заметив её, не почуяв её оголтелого, недюжинного аромата. Но ведь вторгается, ежеминутно вторгается эманациями своего обыденного.
127. Пожалуй, всё же надо чаще носить на лице своём запустелом оскал человеколюбия.
128. В конце концов, начинаешь жизнь мерить по тому, на сколько лет пережил Есенина, Пушкина, Гоголя, или Льва Толстого, наконец. Если очень повезёт, так и Солженицына.
129. Дни мои, дни. И не короче даже, но всё как-то так братоубийственнее.
130. Не быть человеком улицы. Быть изолированным от той. И быть человеком подворотни, в которой столпотворение всевозможных идей и мнений, зачастую причудливых.
131. Хорошее название для любовного романа: «Бизнес и Инвестиция»…
132. Миру принести в подарок новое косноязычие – медленное и мучительное подбирание слов, случайных, неточных, необязательных.
133. Я вам всем сейчас морды понабиваю за мою любовь к родине! За ваши любви – тем более!
134. В России теперь посткумачовая эпоха. Но с рецидивами кумачовой. Собственно, триколор – тот же кумач, только утроенный, в три раза хуже.
135. В этой жизни, как в ссылке. Срок ссылки закончится – и вернёшься… вернёшься ли? точно ли вернёшься? и куда? в небытие, что ли?
136. Время – ржавчина мира. Память – его консервант. Мир на наших глазах и на глазах Бога ведёт свою обречённую борьбу со своим угасанием (разрушением).
137. А ещё быть единственным, разгадавшим главную посмертную загадку! И от собственной разгадки содрогнувшимся.
138. С бритвой Оккама и не подступиться к иным гордиевым узлам.
139. На наших равнинных рельефах так просто разгуляться скудоумию, заурядности, сарказмам, величию.
140. Да будет твой минимализм всегда с тобой, в самом ближайшем твоем кармане!
141. Как же всё-таки мы богаты концепциями, но при том бедны доктринами. И чем дальше, тем всё беднее становимся доктринами, и богаче – концепциями.
142. Генри Торо: Жизнь в Лесу – всего лишь подножие для Книги. Но книга-то для Города. Для Леса книг не бывает.
143. А иногда так просто некуда деться от предтеч, от светочей, от столпов, от кумиров.
144. Что бы там ни говорили, а надо всё-таки переменить свой образ жизни. И образ смерти.
145. В ночи незначительности летают-жужжат мухи сомнений, ползают-трещат жуки-парадоксы.
146. Сквозь сон слышал свой храп и перешёптыванья ангелов о твоей едкой участи.
147. Беда уже в том, что не можешь вдруг залиться слезами жаркими и безжалостными. Но только лишь расслабленными и сентиментальными.