Новенькая - Алексей Пантелеев

- Ну, что?

- Елизавета Ивановна, эта девочка новенькая. Ее зовут Морозова. Я ее сегодня первый увидел...

- Да, да, - сказала Елизавета Ивановна. - Мы уже слышали об этом. Ну, что ж, Морозова, - обратилась она к новенькой, - расскажи и ты нам о себе. Это будет интересно не только мне, но и твоим новым товарищам.

Новенькая тяжело вздохнула и посмотрела куда-то в сторону, в угол.

- Меня зовут Валя, - сказала она. - Мне будет скоро двенадцать лет. Я родилась у Киеви и все время там жила - с папой и мамой. А потом...

Тут она запнулась и совсем тихо, одними губами сказала:

- Потом мой папа...

Что-то мешало ей говорить.

Учительница вышла из-за стола.

- Хорошо, Морозова, - сказала она, - хватит. Ты после расскажешь.

Но было уже поздно. У новенькой задрожали губы, она повалилась на парту и громко, на весь класс заплакала.

Ребята повскакали со своих мест.

- Что с тобой? Морозова! - крикнула учительница.

Новенькая не отвечала. Она уткнулась лицом в сложенные на парте руки и делала все, чтобы сдержать слезы, но, как ни старалась, как ни сжимала зубы, - слезы все текли и текли, и плакала она все громче и все безутешнее.

Учительница подошла к ней и положила руку ей на плечо.

- Ну, Морозова, - сказала она, - милая, ну, успокойся...

- Елизавета Ивановна, может быть, она больная? - сказала ей Лиза Кумачева.

- Нет, - ответила учительница.

Лиза взглянула на нее и увидела, что учительница стоит, закусив губу, и что глаза у нее стали мутные, и что она тяжело и порывисто дышит.

- Морозова... не надо, - сказала она и погладила новенькую по голове.

В это время за стеной зазвенел звонок, и учительница, ни слова не сказав, повернулась, подошла к своему столу, взяла портфель и быстро вышла из класса.

Новенькую со всех сторон окружили. Стали ее теребить, уговаривать, успокаивать. Кто-то побежал в коридор за водой, и когда она, стуча зубами, сделала несколько глотков из жестяной кружки, она успокоилась немножко и даже сказала "спасибо" тому, кто ей принес воду.

- Морозова, ты что? Что с тобой? - спрашивали вокруг.

Новенькая не отвечала, всхлипывала, глотала слезы.

- Да что с тобой? - не отставали ребята, наседая со всех сторон на парту.

- Ребята, уйдите! - отталкивала их Лиза Кумачева. - Ну, как вам не стыдно! Мало ли... может быть, у нее кто-нибудь умер.

Эти слова подействовали и на ребят и на новенькую. Новенькая опять повалилась на парту и еще громче заплакала, а ребята смутились, замолчали и стали понемногу расходиться.

Когда, после звонка, Елизавета Ивановна снова появилась в классе, Морозова уже не всхлипывала, только изредка шмыгала носом и сжимала в руке маленький, промокший до последней ниточки платок.

Учительница ей ничего больше не сказала и сразу же приступила к уроку.

Вместе со всем классом новенькая писала диктовку. Собирая тетради, Елизавета Ивановна остановилась около ее парты и негромко спросила.

- Ну, как, Морозова?

- Хорошо, - пробурчала новенькая.

- Может быть, тебе лучше все-таки пойти домой?

- Нет, - сказала Морозова и отвернулась.

Больше за весь день Елизавета Ивановна к ней не обращалась и не вызывала ее ни на русском ни на арифметике. Товарищи тоже оставили ее в покое.

В конце концов, что тут особенно интересного в том, что маленькая девочка заплакала на уроке? О ней просто забыли. Только Лиза Кумачева почти каждую минуту спрашивала у нее, как она себя чувствует, и новенькая или говорила ей "спасибо", или ничего не отвечала, а только кивала головой.

Кое-как досидела она до конца уроков, и не успел отзвенеть последний звонок, как она торопливо собрала свои книжки и тетради, затянула их ремешком и побежала к выходу.

У вешалки, постукивая номерком о прилавок, уже стоял Володька Бессонов.

- Вы знаете, нянечка, - говорил он, - у нас в классе новенькая. Ее зовут Морозова. Она с Украины приехала. С Восточной... Вот она! - сказал он, увидев Морозову. Потом посмотрел на нее, сморщил нос и сказал: - Что, плакса-вакса, не удалось обскакать? Я все-таки первый ухожу. Да-с.

Новенькая взглянула на него с удивлением, а он прищелкнул языком, повернулся на каблуках и стал натягивать пальто, - как-то по-особенному, всовывая руки в оба рукава сразу.

Из-за Володьки новенькой не удалось уйти незамеченной из школы. Пока она одевалась, в раздевалке набился народ.

Застегивая на ходу коротенькое пальтецо с белым заячьим воротником, она вышла на улицу. Почти следом за ней выбежала на улицу Лиза Кумачева.

- Морозова, тебе в какую сторону? - сказала она.

- Мне - сюда, - показала налево новенькая.

- Ой, по пути, значит, - сказала Лиза, хотя идти ей нужно было совсем в другую сторону. Просто ей очень хотелось поговорить с новенькой.

- Ты на какой улице живешь? - спросила она, когда они дошли до угла.

- А что? - спросила новенькая.

- Ничего... Просто так.

- На Кузнечном, - сказала новенькая и зашагала быстрее. Лиза еле-еле поспевала за ней. Ей очень хотелось как следует расспросить новенькую, но она не знала, с чего начать.

- Правда, Елизавета Ивановна хорошенькая? - сказала она.

Новенькая помолчала и спросила:

- Это какая Елизавета Ивановна? Учительница?

- Да. Правда, она чудная?

- Ничего, - пожала плечами новенькая.

Здесь, на улице, в своем легком пальтишке она казалась еще меньше, чем в классе. Нос и все лицо у нее на морозе страшно покраснели. Лиза решила, что лучше всего заговорить для начала о погоде.

- У вас что - на Украине - теплее или холоднее? - сказала она.

- Трохи теплей, - сказала новенькая. Вдруг она убавила шаг, посмотрела на свою спутницу и сказала:

- Скажи, это очень глупо, що я так ревела сегодня у классе?

- Ну, почему? - пожала плечами Лиза. - У нас тоже девочки плачут... А ты почему плакала, что у тебя случилось, а?

Она думала почему-то, что новенькая ей не ответит. Но та посмотрела на Лизу и сказала:

- У меня папа пропал.

Лиза даже остановилась от удивления.

- Как пропал? - сказала она.

- Он - летчик, - сказала новенькая.

- А где он - в Киеве пропал?

- Нет, здесь - на фронте...

Лиза открыла рот.

- Он что у тебя - на войне?

- Ну, да, конечно, - сказала новенькая, и Лиза, посмотрев на нее, увидела, что у нее в глазах опять блестят слезы.

- А как же он пропал?

- Ну, как вообще на войне пропадают. Улетел, и никто не знает, що с ним. Одиннадцать дней от него писем не было.

- Может быть, некогда ему? - неуверенно сказала Лиза.

- Ему и всегда некогда, - сказала новенькая. - А он все-таки в декабре оттуда восемь листиков прислал.

- Да, - сказала Лиза и покачала головой. - А вы когда, давно из Киева приехали?

- Мы сразу, вместе с ним приихалы, як только война началась - на третий день.

- И мама твоя приехала?

- Конечно.

- Ох, наверно, она тоже волнуется! - сказала Лиза. - Плачет, наверно, да?

- Нет, - сказала новенькая. - Моя мама умиет не плакать...

Она посмотрела на Лизу, сквозь слезы усмехнулась и сказала:

- А я вот не умию...

Лиза хотела сказать ей что-нибудь хорошее, теплое, утешительное, но в эту минуту новенькая остановилась, протянула ей руку и сказала:

- Ну, до свиданья, теперь я одну пойду.

- Почему? - удивилась Лиза. - Это ж еще не Кузнечный. Я тебя провожу.

- Нет, нет, - сказала новенькая и, торопливо пожав Лизину руку, побежала дальше одна.

Лиза видела, как она свернула за угол - в Кузнечный переулок. Из любопытства Лиза тоже дошла до угла, но когда она заглянула в переулок новенькой там уже не было.

* * *

На следующее утро Валя Морозова пришла в школу очень поздно, перед самым звонком. Когда она появилась в классе, там сразу стало очень тихо, хотя за минуту до этого стоял такой гвалт, что в окнах звенели стекла, а мертвые бабочки в классной коллекции шевелили крылышками, как живые. По тому, как участливо и жалостливо все на нее посмотрели, новенькая поняла, что Лиза Кумачева уже успела рассказать о вчерашнем их разговоре на улице. Она покраснела, смутилась, пробормотала "здравствуйте", и весь класс, как один человек, ответил ей:

- Здравствуй, Морозова!

Ребятам, конечно, было очень интересно узнать, что у нее слышно нового и нет ли известий от отца, но никто не спросил у нее об этом, и только Лиза Кумачева, когда новенькая уселась рядом с ней за парту, негромко сказала:

- Что, нет?

Морозова покачала головой и глубоко вздохнула.

За ночь она еще больше осунулась и похудела, но, как и вчера, жиденькие белокурые косички ее были тщательно заплетены, и в каждой из них болтался зеленый шелковый бантик.

Когда зазвенел звонок, к парте, где сидели Морозова и Кумачева, подошел Володька Бессонов.

- Здравствуй, Морозова. С добрым утром, - сказал он. - Сегодня погода хорошая. Двадцать два градуса только. А вчера двадцать девять было.

- Да, - сказала Морозова.

Володька постоял, помолчал, почесал затылок и сказал:

- А что, интересно, Киев большой город?