Отважная бродяжка - Анна Грейси

Сэр Филлип ушел, оставив свою дочь смущенной и сердитой. Наступила долгая пауза. Джулия быстро и изящно прошлась по комнате, громко шурша своими юбками, что стало единственным звуком, раздававшимся в комнате. Искусные движения предназначались для того, чтобы показать роскошное прекрасное тело, заключенное в самое изысканное лондонское платье, подчеркнутое модной золотистой прической и точно подобранными драгоценностями, охватывающими ее гладкую белую шею и запястья. Наконец Джулия заговорила:

— Мне жаль, если вы услышали то, что вам, возможно, не понравилось. Но вы должны знать, Джек, что, подслушивая чужие разговоры, никогда не услышишь о себе ничего хорошего. — Она изящно пожала плечами, скользнула к окну и стала пристально вглядываться вдаль, по-видимому, поглощенная открывающимся за террасой видом модно благоустроенного сада.

Лицо Джека выглядело зловеще: серовато-багровый шрам, пересекавший его щеку, резко выделялся на бледной коже.

— Черт побери, Джулия, вы хотя бы могли высказать мне все это в лицо — в то, что от него осталось, — горько добавил он. — В некоторой степени именно по вашей вине я оказался в такой ситуации.

Она повернулась, ее прекрасные губки сложились в негодующую гримаску:

— Нет, в самом деле, Джек, как вы можете обвинять меня в том, что с вами случилось?

Он сардонически ухмыльнулся и пожал плечами, которые тут же натянули легкое, слегка потертое, но высококачественное пальто.

— Возможно, не вы непосредственно. Но когда мой отец приказал разорвать нашу помолвку, вы бросились ко мне и просили твердо стоять на своем. Что я, конечно, и сделал.

— Но разве я могла знать, что этот неприятный старик действительно лишит вас наследства за неповиновение?

Голос и глаза Джека стали холодными:

— Этот неприятный старик был моим отцом, и я предупреждал вас, что он так и сделает.

— Но он любил вас до безумия! Я была уверена, что он всего лишь блефует… пытаясь заставить вас танцевать под свою дудку.

Голос Джека оставался тверд:

— Вот почему я купил офицерский чин, если вы помните.

Красивые глаза переместились на его тело, пройдясь по неприятно травмированной щеке и неестественно вытянутой ноге.

— Да, и это погубило вас!

Она отвела взгляд, на ее лице явно читалось отвращение.

Мгновение он молчал, вспоминая сказанное ею своему отцу.

— Мне сказали, что я никогда не смогу снова танцевать. Или ездить верхом.

— Точно, — согласилась она, не обращая внимания на его жесткий пристальный взгляд. — И разве этот отвратительный шрам на вашем лице исчезнет? Сомневаюсь. — Внезапно показалось, что она поняла всю жестокость своих слов: — О, простите меня, Джек, но в Лондоне вы были таким красавцем… прежде чем… — она указала рукой на столь неприятную ей отметину.

С каждым произнесенным словом она все больше выдавала себя. Боль, разочарование, гнев нахлынули на Джека и резанули внутренности, наподобие ножа. Поступок его отца навсегда охладил чувства этого красивого, пустого существа. В глубине души Джек, как и Джулия, никогда не верил, что отец действительно лишит его наследства, но оказалось, тот умер, так и не простив своего сына. Это причиняло Джеку сильнейшую, глубоко спрятанную боль: не потеря наследства, а потеря любви отца.

Почувствовав себя неловко под пристальным изучающим взглядом бывшего жениха, Джулия несколько раз прошлась по комнате, нервно перебирая украшения и изящные безделушки, беря их в руки и вновь ставя на место.

Джек наблюдал за нею, думая при этом, что память о ее изяществе и красоте поддерживала его в самые худшие моменты жизни. Было так замечательно представлять — в жаре, пыли и крови войны на полуострове, — что где-то его ждет прекрасная, полная жизни женщина. И все это, безжалостно сказал он себе, являлось всего-навсего плодом его собственного воображения. В действительности она оказалась пустой, красивой, черствой маленькой сучкой.

— О, будьте честны, Джек. — Она развернулась и остановилась перед ним. — Вы больше не тот человек, за которого я согласилась выйти замуж. Можете ли вы обеспечить мне запланированную нами жизнь? Нет, — она пожала плечами. — Сожалею, Джек, но, как это не неприятно для нас обоих, вы должны понимать, что теперь это совершенно непрактично.

— Ах, непрактично? — отозвался он саркастическим эхом. — И что же в точности непрактично? Внезапное отсутствие у меня состояния? Мое обезображенное лицо? Или идея танцевать с уродливым калекой и таким образом стать объектом насмешек? Это, да?

Она съежилась, испугавшись яростных нот в его голосе.

— Именно это непрактично, ведь так? — рычал он. — А я благодарю за это Бога.

Она вглядывалась в него, пытаясь осмыслить значение его последнего высказывания.

— Это… это означает, что вы не хотите жениться на мне? — ее голос перешел на визг от изумления и зарождающегося негодования.

Это она собиралась дать ему отставку, а не наоборот.

Он иронично поклонился:

— Я не только не желаю жениться на вас, я почти рад моим несчастьям, открывшим мне глаза и позволившим избежать гибельной судьбы.

Она впилась в него взглядом, ее часто вздымающаяся грудь когда-то так привлекала его.

— Мистер Карстерз, вы не джентльмен!

Он улыбнулся ей в ответ резкой, уродливой гримасой:

— А вы, мисс Давенпорт, ни в коей мере не леди. Вы — пустая, жадная, холодная маленькая сучка, и я благодарю свою удачливую звезду, что вовремя обнаружил правду. Бог всегда помогает бедному дураку, которого вы, так или иначе, заманиваете в свои сети.

Она в бешенстве топнула ногой:

— Да как вы смеете? Покиньте этот дом немедленно… немедленно, вы слышите меня? Или вас, урод… раненный вы или нет, вас выбросят вон!

Он быстро захромал к ней, и она в страхе отпрянула назад.

— Только верните мне мое кольцо, — сказал он устало, — и ваш дворецкий избежит неприятной и затруднительной ситуации, выкидывая на улицу калеку.

Она резко прижала левую руку к груди и прикрыла большое бриллиантовое кольцо другой рукой.

— О, но я очень привязана к этому кольцу, Джек, — сказала она голосом маленькой капризной девочки. — Я действительно любила вас, вы же знаете. Конечно же, вы хотите, чтобы у меня на память о вас что-то осталось?

Он стоял и смотрел на нее, а отвращение неумолимо заполняло все его существо. Затем он развернулся и тихо захромал прочь из этого дома.

Глава 1

Лондон. Конец осени 1812 года.

— Боже! Ты хочешь сказать, мой внук даже не принял тебя после того, как ты проехала, уж не знаю, сколько миль, чтобы увидеться с ним? — Леди Кейхилл хмуро глянула на внучку. — О, ради Бога, Амелия, немедленно прекрати реветь и расскажи все подробно! С самого начала!