Последний элемент - Мойсес Пабло

— Нет. Он до сих пор в шоке, — прерывистым голосом ответил блондин средних лет в очках, элегантном твидовом костюме и коричневом галстуке.

— В мире нет технологий, позволяющих это сделать. Наверняка нет, — добавил инспектор.

— Не знаю, властям виднее, есть или нет. Но вы должны что-то сделать!

С этими словами блондин в полном отчаянии рухнул в кресло. Силы его, похоже, были на исходе.

— Самый ценный наш экспонат в опасности! Никогда себе не прощу, если что-то случится с палимпсестом Архимеда! — Он начал рвать на себе волосы.

— Да чем же так важна эта старая книга?

— А тем, что она, эта, по вашему выражению, «старая книга», положила начало современной науке.

— Да ну?! — На полицейского слова директора музея не произвели особого впечатления, гораздо больший интерес и даже некоторую зависть вызвала у него растрепанная шевелюра собеседника.

Мужчина в твидовом костюме решил хоть немного ввести инспектора в курс дела. Хотя как рассказать в двух словах историю такого потрясающего экспоната? Это невозможно. Да и аудитория не самая подходящая.

И все-таки он решился:

— Именно так. Изучение этой реликвии позволяет не только понять ход рассуждений великого греческого математика, но и объясняет, как зародилась современная наука. Трактат был написан на пергаменте, а в X веке его вставили в переплет, предположительно деревянный. Одиннадцать веков назад в Византийской империи очень интересовались древнегреческой культурой, — византийцы считали себя ее продолжателями. Поэтому в монастырях было много переписчиков, копировавших античные тексты. В XIII же веке, после Четвертого крестового похода и осады Константинополя католическими рыцарями, которые стремились подчинить Папе Римскому православную церковь, разошедшуюся по религиозным и политическим мотивам с западным христианством, пергамент был порван, текст смыт. А вместо него, как тогда часто бывало, написали псалмы.

— Ух ты, прямо как в кино!

Директор досадливо поморщился. Он-то надеялся, что полицейский, наконец, проникнется важностью случившегося и запишет то, что могло бы заинтересовать следствие.

— Я бы попросил меня не перебивать.

— Извините. Я вас слушаю.

— На сегодняшний день греческий текст на каждой странице полустерт и располагается по вертикали. Пергамент поражен грибком. Он и сохранился то лишь благодаря тому, что его переделали в молитвенник, ведь в XIII веке мало кто умел читать по-гречески и еще меньше людей могли оценить значение реликвии. Скорее всего, палимпсест уничтожили бы, как уничтожили множество других античных произведений.

Побывав в нескольких монастырях Святой земли, трактат примерно в 1850 году вернулся туда, где он был создан. Последним его местопребыванием был храм Гроба Господня. Там составили каталог, и благодаря тому, что в нем упоминались греческие тексты, в 1906 году к трактату получил доступ датский ученый Гейберг. Он первым оценил значение манускрипта и обнародовал свое открытие. А в Первую мировую войну палимпсест исчез. Вихрь политических событий согнал греков с насиженных мест, им пришлось покинуть края, в которых они обитали более двух тысячелетий, и теперь это территория Турции.

— Но ведь Турция далеко? — Вопрос был вполне резонным, однако директор музея все больше разочаровывался в своем собеседнике.

— Далеко, но мы и платим за дальность, чтобы вы все расследовали. Разве не так? — Директор покраснел и нервно ослабил узел галстука. — В общем, как я уже говорил, весь XX век о палимпсесте ничего не было слышно. Судя по всему, он находился в частной коллекции. А в 1998 году пергамент вдруг появился в Нью-Йорке на аукционе «Кристи». Греческая церковь потребовала его вернуть, но суд разрешил выставить манускрипт на торги. Представители греческого правительства, присутствовавшие в зале, не смогли перебить цену, которую назначил некий частный коллекционер, пожелавший остаться неизвестным. Впрочем, он заявил, что позволит изучать рукопись. Новый владелец выполнил свое обещание: манускрипт выставлен у нас, в галерее Уолтерса, и его анализом занят целый коллектив ученых и историков из разных стран. Забавная деталь: говорят, что Архимед издал свое знаменитое восклицание «Эврика!» — то есть «Нашел!» — сидя в ванне, когда открыл закон гидростатики, который теперь носит его имя.

— Не вижу связи между ванной и нашим расследованием, — растерялся инспектор.

— Как вам объяснить… — Директор и сам знал, что для следствия такие подробности не важны, но ему это почему-то было неприятно. — Понимаете, все, чего мы достигли, все изобретения, которые позволяют нам наслаждаться нынешним относительным благополучием, начались с этой… — он на секунду запнулся, подбирая слова, — с этой старой книги.

— Ну-да, ясно… Значит, она дорого стоит?

— Наука не имеет цены. Но чтобы вы составили о палимпсесте хоть какое-то представление, скажу, что новый владелец купил пергамент за два миллиона долларов. Не сегодняшних, а тех, что были в 1998 году. То есть за баснословные деньги.

ГЛАВА 2

Полчаса назад в одном из надежно защищенных подземных помещений Пентагона началось совещание. Джон Эббот, сотрудник английской секретной службы МИ-5, рассказал о том, что он думает об исчезновении музейных экспонатов, имеющих отношение к Архимеду и Галилею. В докладе, Названном «Загадка Галилея», поскольку второй инцидент произошел в Музее истории науки во Флоренции, ситуацию сочли неопасной, хотя в нем и указывалось на ряд странных обстоятельств, требовавших внимательного изучения.

Впрочем, даже эти детали не произвели должного впечатления на собравшихся, в том числе и на американского генерала О’Коннора, который забавлялся тем, что катал по столу ручку.

Единственной, кто заинтересовался докладом и что-то записывал за Эбботом, была сидевшая напротив генерала Джулия Сальдивар. Рядом с ней в молчании, переплетя пальцы рук, замер капитан Вашингтон. Оба ждали момента, когда можно будет высказаться.

Кроме них на совещании присутствовал маршал французской армии Жерар со своим адъютантом, который делал какие-то заметки в портативном компьютере.

Собравшимся показали на мониторе компьютера запись, сделанную камерой слежения в галерее Уолтерса. Зрелище впечатляло, но Сальдивар, особа хладнокровная и рациональная, сочла, что это либо трюк незадачливого грабителя, либо шутка психически больного человека.

— Если, конечно, исключить… по крайней мере, на данном этапе расследования, — добавила она, — существование некой организованной группировки, способной на такую акцию.