Чудесные приключения Жоана-Смельчака - Жозе Гомес Феррейра

— Постой! Я должен предупредить охрану дороги Счастья. Формальность… но ее–надо соблюсти… Подожди минутку. Он извлек из кармана серебряный микрофон, и что–то сказал на языке фей охраннику, который, судя по всему, скрывался где–то поблизости.

— Готово! — воскликнул посыльный, закончив разговор. — За тобой выслали машину. Прощай и будь счастлив! — И, уже не пытаясь больше скрыть плешь и подоткнув за пояс подол туники, верзила рысцой помчался к лесу.

А перед Жоаном как из–под земли вырос золотой автомобиль, без водителя и без пассажиров. Две стальные руки осторожно приподняли юношу и усадили его на мягкое сиденье.

Дверь автоматически захлопнулась, и машина тронулась в путь. Она летела со скоростью восемьсот километров в час и во мгновение ока домчала Жоана к беломраморному замку. Это был огромный куб без окон. Лишь в одном месте в фасадной стене была прорезана маленькая дверца. На каменной плите у порога лежали плаха, топор и тяжелая золотая цепь.

— Что это значит? — в недоумении спросил Жоан Смельчак у волшебного автомобиля. Но машина молча высадила его на дорогу, махнула на прощание механическими лапами и сразуже исчезла.

В тот же миг из дверцы куба выглянуло отвратительное существо. Человек? Пожалуй, что итак. Но почему–то у этого чудища голова была отрублена, оба глаза примостились на груди, а рот скрасными мясистыми губами — на животе. И губы сложились в улыбку, когда это создание сладчайшим голосом воззвало к Жоану:

— Да пребудет с тобой тупость и покой во веки веков! Ты готов к операции?

— К какой операции? — не без испуга спросил Жоан.

Человек без головы, не выпуская из своей надбрюшной пасти сигарету, с чиновничьим равнодушием сказал:

— Никому не дозволяется следовать асфальтированной дорогой, ведущей к полному счастью, пока он не выполнит наших требований, — их всего два. Во–первых, ты должен по доброму согласиюдопустить, чтобы тебе отрубили голову, — дабы ты больше ни о чем не думал и не имел собственных мыслей; да и негде будет тебе заводить вшей и всякие опасные идейки. Второе и последнее требование: пусть наложат на твои ноги и руки золотые кандалы.

Жоан Смельчак мгновенно ощетинился:

— Нет, нет! Ни за что на свете! Сразу видно, что головы у тебя нет!

— Зато после этого пустякового хирургического вмешательства, — невозмутимо продолжал урод, — ты сможешь провести всю свою жизнь в праздности и довольстве. Все будет к твоим услугам, и притом бесплатно. Ведь мы, безголовые живем, не зная ни забот, ни хлопот. Но Жоан упрямо стоял на своем:

— Нет, нет! Ни за что на свете! Лучше уж я пойду другой дорогой.

— Глупец! — пробормотал безголовый стражник, и из его очей хлынули горькие слезы. — Тебе же будет лучше. Голодать больше не придется, не надо будет жить в вечном страхе и тревоге…

— Ну, знаешь!.. Лучше уж голодать, чем ходить без головы. Ты даже не представляешь, как она мне нужна.

— Чепуха! Ничуть она тебе не нужна, — возразил безголовый и, чтобы сломить упорство Жоана, привелновый, совсем уж идиотский довод: — По крайней мере, не придется дважды в месяц ходить к парикмахеру. Но, заметив, какое лицо сделалось при этом у Жоана, он, желая урезонить юношу, сказал:

— Есть еще один выход. В параграфе сотом статьи четыре тысячи пятьсот семьдесят девять Правил внутреннего распорядка сказано, что в силу эстетических требований все наши дипломатические представители за границей (что поделаешь, такова уж их профессия) пользуются особой привилегией: этимсчастливчикам — тут, видишь ли, случай особый — хирурги не отсекают голову, а лишь вытягивают из неечерез соломинку мозги. Так что если поглядеть со стороны, то голова у них как голова. Чтобы англичане, например, видели… Да куда же ты? Постой! Не уходи! Подумай хорошенько! На худой конец потребуй, чтобы тебе чем–нибудь заменили голову. Скажем, арбузом или футбольным мячом, хотя это, по–моему, не очень ладно. А вот что ты скажешь о теннисном мяче? По–моему, он очень идет статным и элегантнымособам… Да куда же ты? Не торопись! Послушай!! Но Жоан Смельчак был уже далеко… Он шел быстро и уверенно, с гордостью ощущая на плечах своюголову. И, придя, наконец, снова на светлую поляну, он, не раздумывая, выбрал дорогу, поросшую чертополохом и угрюмыми кустарниками. И бросил при этом вызов всему лесному сонмищу:

— Знаю, вы будете меня преследовать, вы выколете мне глаза, отрежете уши, превратите в ящерицу, летучую мышь, в паука, во что угодно! Но клянусь, никогда в жизни не стану я счастливцем на ваш манер. Не стану, потому что не хочу этого.

И Жоан двинулся по крутой и тернистой дороге Несчастий. И он твердо решил отныне и впредь скрывать свой страх, ибо в этом и состоит истинная храбрость. Человеческая храбрость настоящего Человека.

Глава 2

ДЕСЯТИРУКОЕ ДЕРЕВО

Прошел Жоан Смельчак совсем немного и вдруг с удивлением заметил, что камни, которыми была усеяна дорога Несчастий, ничуть не похожи на обычные безобидные булыжники. У здешних камней были пасти; в которых щелкали могучие челюсти с острыми зубами. А зубы эти были побольше у больших камней и поменьше у малых. Самые крупные камни, — впрочем, это уже были не камни, а целые утесы, — щерились клыками, которыми не погнушался бы добрый слон, и эти клыки в любую минуту готовы были вцепиться в ногу зазевавшемуся путнику. Обыкновенные булыжники без устали что–то грызли своими мышиными зубками, и когда им удавалось цапнуть Жоана Смельчака за пятки, они с наслаждением облизывали толстые, замшелые губы, забрызганные кровью.

Не час и не два шел Жоан Смельчак по кусающейся дороге, испытывая фантастические муки. Но ни на йоту не утратил он своего веселого мужества.

— Кусайтесь, кусайтесь себе на здоровье, — с презрительной усмешкой твердил он, подавляя стоны, чтобы никто не догадался, как ему больно. — Лучше без ног остаться, чем без головы.

И с такой твердостью переносил он эти муки, что камни, наконец, перестали кусаться: время, отведенное уставом для испытания, истекло.

— Уф! — Стало сразу легче, никто уже не терзал Жоана Смельчака, и он с тяжелым вздохом уселся под вековым дубом на придорожный валун. Улыбаясь, он погрозил камню:

— Смотри, малыш, не вздумай кусаться!

В восторге от своей победы, Жоан расположился под сенью старого дерева. Он обмыл окровавленные ноги в протекавшем поблизости ручейке и кое–как привел в порядок изодранные башмаки. Однако мирная передышка была недолгой. Только–только собрался Жоан отправиться в путь, как вшею ему впились пять жестких, холодных пальцев и тесно сдавили гортань. Пылая гневом, Жоан стал яростно отбиваться; во что бы то ни стало, надо было вырваться из цепкихпальцев этой чудовищной нечеловеческой руки. Но она все сильное сжимала его горло.

— Отпусти меня! Отпусти! Чем отчаяннее сопротивлялся Жоан, тем крепче впивались в него безжалостные пальцы. И тогда он решил изменить тактику.

Жоан перестал бороться, он неподвижно повис в воздухе, полагая, что непротивление смирит ярость руки душительницы. Так и случилось. Пальцы ослабли, и Жоан Смельчак, раскачиваясь над землей, смог наконец разглядеть своего мучителя. А им оказался тот самый дуб, под которым сидел Жоан. Было у дуба десять стволов, и стволы эти были похожи на человеческие руки, и у каждого имелось пять кривых, когтистых ветвей. И — цап… Оно сгребло Жоана в охапку, и бедняга взлетел к небесам. Раз два три… семь… двадцать… Дуб подбрасывал Жоана под облака с ловкостью жонглера, и все соседние деревья аплодировали фокуснику. Радостно шумела листва, отзываясь на порывы ветра. Ну а придорожные камни, так те просто лопались от смеха. Даже мрачный утес — был он похож на дряхлого старца и беззубой пастью сосал глиняную трубку — не удержался и взвизгнул от удовольствия.

Окончив этот цирковой номер, дуб спустил Жоана на землю и дал ему передышку, все еще, однако, угрожая своей жертве всеми десятью стволами.

Как только разогнулись когти, юноша проделал два–три упражнения лечебной гимнастики, потер затылок и запел, расправив плечи; голос его звучал отважно и весело, но, право же, чувствовал он себя скверно, не очень–то ему хотелось петь.

— Так ты еще смеешь петь? — заскрипел дуб. — Какого дьявола ты так развеселился, безумец?

— А я пою потому, что чувствую себя счастливым, сеньор Дуб, тут уж ничего не поделаешь! — дерзко ответил Жоан Смельчак. — Напрасно вы считаете, что мое счастье или несчастье зависитсейчас от вас, от ваших прихотей и капризов, приказов и отказов.

— Ах, вот как! Хорошо, мы сейчас посмотрим, так это или не так, — с издевкой проскрипело дерево. — Стоит мне выпустить из моих десяти стволов пальцы–присоски, и они высосут из тебя всюкровь до последней капли… Или возьму да и обернусь плеткой–десятихвосткой — да спущу с тебя шкуру… Тут–то ты у меня запоешь по–другому… Но нет. Лучше я поиграю тобой в футбол вместо мяча. То–то будет потеха.