И всё им неймётся! - Владимир Бушин

И ещё кое-что о слезах: «Когда объявили о смер­ти Сталина, вся наши школа плакала, я тоже пришёл домой в слезал». Это понятно, вся страна скорбела. Но ваша мама вдруг сказала Вам: «Слава Богу!..» Да, были такие и мамы и папы. Лев Разгон, например, пи­сал, что даже устроил пиршество по этому поводу. А вот что записал в дневнике знаменитый кинорежис­сёр Андрей Тарковский в день смерти Мао Цзе-Дуна: «Пустячок, а приятно» (РГ.21.2.08). Спрашивается, что он Гекубе, что ему Гекуба? В моём дневнике, ко­торый я вёл на фронте, нет подобной записи даже 30 апреля, когда мы узнали о самоубийстве Гитлера.

И последнее. Вы пишете: «За границей, после того, как продирижируешь какой-нибудь из симфоний Шостаковича, тебе иногда говорят: «Beautiful !».В такие моменты я готов с горя провалиться в кана­лизационный люк. Шостакович оставил нам свою кровоточащую музыку и музыканты, исполняя её, оставляют на сцене капли своей крови. Причём здесь «Beautiful»?» Право, всё это уж слишком велеречи­во - от обильной крови, заливающей всю сцену, до зловонного люка. И потом, что ж, за границей совер­шенно не понимают Шостаковича?

Так вот, да, Volkov мало неизвестен, но Вас-то знает вся страна, весь мир. Вы не только лауреат Государственной премии СССР, но и кавалер фран­цузского ордена Почётного легиона, на Вашей груди Золотая медаль Моцарта, Ваш авторитет в музыке непререкаем. И я перешагнул через все частные не­согласия с Вами, которые упомянул. Действительно, как можно не прочитать книгу, которой восхищает­ся такой человек.

Тем более, что Вы пишете, что впервые увидели Шостаковича, когда Вам было десять лет. А я - ле­том 1942 года, когда был в Колонном зале на перо­вом в Москве исполнении гениальной Седьмой сим­фонии. У меня до сих пор хранится программа того концерта. И помню тогда же появившуюся статью о симфонии Алексея Толстого, которому вышедший на сцену композитор показался похожим на «злого мальчика»...

Русский коммунист Шостакович

Отложив всё, я, Владимир Теодорович, углубился в чтение прославленной Вами книги Соломона Волкова «Шостакович и Сталин». Правда, сразу бросилось в глаза обилие безымянных персонажей и источников: «Один из приятелей Эйзенштейна»., «один профес­сор в США»., «один певец Большого театра»... «одна пожилая ленинградка»... «один чиновник» и т.д. Это напомнило мне несправедливо забытый «Архипелаг». Там тоже самое: «Один узбек»... «две комсомолки»... «одноглазый сторож»... «хитрый плотник» и т.д. без конца. Разумеется, это несколько подрывает доверие к сочинению. Но тем не менее перед моим изумлённым взором засверкали перлы и диаманты ума, эрудиции, тонкого вкуса. Передо мной открылись новые гори­зонты там, где этого меньше всего ожидал, я увидел то, что должен был знать, но, к стыду своему, не знал, не ведал и не подозревал.

Даже не знаю, с чего начать перечисление радост­ных открытий... Ну, что ж, по своей советской замше- лости начну с классиков марксизма, с самого Марк­са. Что у Волкова о нём? Вот! Чуть не двести лет мы повторяли его слова: «Религия - опиум народа». Ничего подобного! - объявил Ваш друг Соломон. - Религия опиум ДЛЯ народа». То есть, не сам народ породил религию, а кто-то придумал её, изобрёл и сунул ему. Это же совсем другое дело. Новаторство! Вклад в сокровищницу!

А что о другом классике - о Ленине? «Это был че­ловечек, неказистый и простецкий». Таким, говорит, впервые увидел его Сталин. «Есть все основания полагать,- уверяет Ваш проницательный друг,- что именно тогда Сталин понял, что он, тоже малень­кий, невзрачный человечек, может стать великом во­ждём». Тем более, что он был повыше Ленина - 174 сантиметра. Интересно, а с чего, допустим, Наполе­он, который тоже был невысокого роста, решил, что может стать императором? Не исключено, что после того, как Людовику XVI отрубили голову и он стал ниже Бонапарта.

Итак, человечек №1 и человечек №2. Как Вы ду­маете, Владимир Теодорович, если бы Волков жил в России, назвал бы он невзрачным человечком ещё и президента Медведева, рост которого 165 сантиме­тров? Впрочем, отвечать не обязательно. Лучше по­смотрим, что ещё пишет Ваш подопечный о Стали­не, сперва - о его внешности: «На меня из полумрака выдвинулся человек, похожий на краба. Человек- карлик, похожий на двенадцатилетнего мальчика, но с большим старообразным лицом». Ваш проте­же уверяет, что именно так описывал Сталина поэт Пастернак. Вот оно что! Выходит, как лицемерил-то поэт, когда писал о нём же:

А в эти дни на расстоянье за древней каменной стеной живёт не человек - деянье, поступок ростом с шар земной.

Каков масштаб лицемерия! Карлик, краб, карака­тица и - земной шар! Горько узнать это...

А какие льстивые письма он писал Сталину! Пом­ните? «Я повинуюсь чему-то тайному, что помимо всем понятного и всеми разделяемого, привязывает меня к Вам...Я давно мечтал поднести Вам какой- нибудь скромный плод моих трудов, но всё это так бездарно, что мечте, видно, никогда не осуществить­ся...» Лучше не знать бы и это.

Ведь и о Ленине писал возвышенно:

Он управлял теченьем мыслей, и только потому - страной.

Наверняка, Волков мог бы и это лицемерие разо­блачить, но почему-то воздержался.

Тут уже начался литературный мир, в котором книга открыла мне особенно много нового, и тут мне больше всего стыдно, как литератору, за своё невеже­ство. Я знал, допустим, что Сталин встречался, бесе­довал или переписывался, или разговаривал по теле­фону с многими писателями - с Горьким, Демьяном Бедным, Михаилом Булгаковым, Александром Фа­деевым, Симоновым, Эренбургом, Вандой Василев­ской, даже с забытым ныне Биль-Белоцерковским... Из иностранных - с Гербертом Уэллсом, Бернардом Шоу, Роменом Ролланом, Фейхтвангером, Андре Жи­дом и другими. (Unter vier Augen: Вы можете пред­ставить себе беседу, допустим, товарища Путина с Шоу, а Медведева - с Ролланом?) И всё это опубли­ковано и всё многократно описано. Но Ваш Соло­мон мудрый установил, что Сталин не по телефону разговаривал, а в облике краба встречался накоротке ещё и с Маяковским, и с Есениным, и с Пастернаком. Вот новость!

А с какой целью? Оказывается, уговаривал за­няться переводом грузинских поэтов, видно, хоро­шие гонорары сулил. Но удалось уговорить только Пастернака и не грузин переводить, а англичан в лице Шекспира. А Есенин, видимо, именно после этой встречи и воскликнул:

Отдам всю душу Октябрю и Маю,И только лиры милой не отдам!

Не отдам крабу... А Маяковский? Великий знаток темы все тот же Сарнов в книге «Сталин и писатели» уверяет: «У Маяковского никаких личных контак­тов, не говоря уж о личных отношениях, со Стали­ным не было». Выходит, врёт Сарнов. Конечно. Как и дальше: «Можно предположить (очень они горазды с Соломоном на всякого рода предположения,- В.Б.) о надеждах которые Сталин возлагал на Маяковско­го». Каких надеждах? Да известное дело, чтобы он воспел его. Мало ему было од и псалмов Пастернака, Ахматовой, Мандельштама и Джамбула. Но странное дело, Маяковский упомянул Сталина в своих стихах всего два раза, а ведь, оказывается, было время для од. Волков-то вон что пишет: «18 апреля 1950 года на следующий день после похорон застрелившегося Маяковского...» (с. 188). 1950-го?! Значит, прожил он не 37 лет, как все считали до сих пор, а почти до ше­стидесяти лет. Но - больше ни строчки о Сталине. Вот упрямец! Это даёт все основания полагать, что поэт не застрелился, а убили его по приказу Сталина.

Гений и Соломон

Что ж говорит бездельник Соломон?

А.С.Пушкин. Скупой рыцарь

Уважаемый Владимир Теодорович, не могу про­должать в шутовском притворно-восторженном духе. Пора сказать прямо: книга Соломона Волкова даже для наших дней чубайсовской эпохи нечто со­вершенно необыкновенное. Это редчайший образец неуважения богини мудрости Афины, покровитель­нице наук и ремёсел. А уж сколько вздора о Шоста­ковиче, и о всём Советском времени!.. И всё, чем я игриво восхищался, чушь, - от «краба» до встреч Сталина с Маяковским, Есениным и Пастернаком. Ничего этого не было.

Впрочем, Ваш друг лжет не только на Советское время. Так, знаменитые стихотворения Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» он именует «националистическими опусами». И, что, Вы согласны: на поток клеветы непозволитель­но отвечать, а отметить годовщину великой битвы

- это национализм? В нынешнем году будет как раз 200-летие Бородинской битвы. Вы за то, чтобы за­претить празднование?

Особенно возмущают Вашего обличителя такие строки:

Иль русского царя уже бессильно слово?Иль нам с Европой спорить ново?Иль русский от побед отвык?Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,От минских хладных скал до пламенной Колхиды..

Да, именно так и пишет этот заатлантический пушкинист: не «от финских», а «от минских скал».