Времена и судьбы - Дмитрий Соснин

– Государь! Германцу жить в России непросто. Мы для вас немые молчуны – немцы значит. Но я не молчун, и хотел бы остаться. Разрешите, Государь.

– А как же твоя Вера, немец? – Это подал голос, доселе молчавший, Алексей Адашев.

Андрес, переводя взгляд на царского любимца, ответил:

– Вера моя – это мое дело, да верная служба. Буду служить царю русскому, православному, так и Вера моя станет православной.

Поворачивается обратно к царю и заканчивает так:

– Бог един, но и царь один, Государь.

Царь лукаво прищурил глаза, посмотрел на инженера и продолжил:

– Немец мужчина обязательный и семьянин добрый – это нам ведомо. А что скажут твои фатер и мюттер, коль в России останешься?

– У моих родителей четыре сына. Я младший, и там, дома, я скорее им обуза, чем помощник. После окончания морской школы отец сам хлопотал о моей службе в Московии. На прощание, наставляя, говорил так: «Россы – народ молодой и держава их постоянно крепчает. Русский Великий князь – это Государь побольше, чем король прусский. За ним огромные земли, леса, реки, но главное – люди. Во многих ученых делах они пока еще младенцы. И им многому предстоит научиться. Особенно в военном инженерном деле. Ты минёр, капитан. Тут тебе и карты в руки». Маулвурф замешкался:

– Извините, Государь, так говорил мой отец.

Царь миролюбиво ответил:

– Ладно, немец, продолжай.

– Отец говорил также, что у ваших солдат крепкий дух и кулаки. Но русские пушки никуда не годятся и их всегда мало. И нет у россов теплого моря. Но вечно так не будет.

Царь с любопытством посмотрел на инженера. Тот умолк.

– А что это твой отец про нас так много знает? Бывал в наших краях?

– Да, Государь, бывал. Он торговец. Три года по Шведскому морю ходил с товаром к новгородцам. Подолгу жил у знакомца, с которым имел общее дело. Там и жену себе нашел, мою мать, она дочь новгородского купца Михайлова.

Царь спросил:

– Так ты, стало быть, на половину наш – русский. Что еще скажешь?

– Еще отец присоветовал: «Пока молодой, поезжай на Русь и постарайся стать там своим человеком. Такова отцова заповедь, Государь».

Маулвурф замолчал и, стоя перед царем навытяжку, ожидал продолжения разговора. Царь встал с дорожного трона, который больше похож на табуретку с резной спинкой, чем на царский трон, вышел из-за стола и, пройдя шатер из конца в конец, остановился подле немца.

– Ну а жена у тебя есть, кротик?

Царь переиначил немецкую фамилию инженера на русский манер. Маулвурф заметил это и с тайной надеждой на успех весело ответил:

– Жены нет, Государь. Но милая сердцу пассия есть – это дочь Вашего бомбардира, Семена Лагутина – девица Анна. Из Москвы в пороховом обозе стряпухой была и мне помощница по учету. Каждый день рядом, но без шалостей. Думаю, что я ей тоже по душе. Хотя о том не спрашивал. Дозволите, Государь, – спрошу, и Анну и отца ея.

Царь усмехнулся.

– Складно речи складываешь, немец. Где говору нашему научился?

– Мать русская. Да и в Москве я второй год, Государь. Нравится русский говор, вот и научился.

Иван Четвертый, помолчав, возвратился за стол, сел на трон и продолжил разговор так:

– Хорошо, гражник, это упрощает дело. Начни вот с чего. На Руси иноземцу без русской жены, да без православной веры – негоже. На все про все даю тебе полгода и мое дозволение. Но фамилию поменяй на русскую. Стань, например Андрей Крот. Это к тебе близко.

– Крёт на германском языке – жаба, Государь. Животное скользкое, пупыристое и отвратительное. – Гости царя весело засмеялись.

– А по нашему «крот» – это не жаба, а подземный копатель, хотя и слеп (царь грозно смотрит немцу в глаза), а ты вроде как нет, тебе эта фамилия впору.

– Государь! Но у русских «крот» – это тайный враг, шпион. Кличка хуже жабы. Пусть лучше Кротик, – по-русски – это мягкая шкурка для девичьей шубки.

– Пусть, – почти дружески улыбнулся Царь, и погрузился в свои мысли. Все застольные гости тоже притихли. Андрес ждал. Помолчав, и о чем-то пошептавшись с рядом сидевшим Алексеем Адашевым, царь Иван продолжил:

– Теперь вот что… За подвиги ратные на Руси царь жалует землями да званиями. За сорок бочек пороха, пристроенных под татарскую крепость так ловко, награждаю тебя поместьем с землей в восемь десятин, по десятине за каждые пять бочек, да черным крестьянским людом в сто душ из царских владений. Место на поселение подбери сам, там, где пожелаешь (задумался). Вот, кстати, к Вологде поближе перебирайся. Там мой удел да монастыри. Отсюда пойдет дорога, к Беломорью. По воде, аль по болотам, без взрывных дел не обойтись. Будешь бомбардиром у моих подрывников, а если по-немецки – капитан-минёром. С этого дня ты мой подданный и воин. Грамоту в Москве получишь.

Уже через два месяца, на южном берегу Белого озера, в глухом лесистом захолустье, несмотря на морозы, началось строительство барского поместья Кроты. Активным участником стройки был ее первый хозяин – Андрей Иванович Кротик, толковый немецкий инженер-минер. Отчество новый русский помещик получил по имени царя Ивана при крещении в русской церкви.

3. Осень, 1553 год

Прошёл год, Андрей Иванович Кротик был вызван в кремль к царю Ивану Грозному. После недавней болезни царь был явно «не в духе», но немца принял без раздражения.

– Как, немец, твоя новая служба?…

– Весьма доволен, Государь.

– Ну а свадьбу что откладываешь, или передумал…

– Как можно, Государь. Этой осенью по русскому обычаю после уборки урожая.

– Стало быть осенью… А живешь где, гражник?

– На дарованной Вами земле усадьбу строю и другие строения. Будет поместье Кроты, оно вдоль Белого озера, недалеко от старого русского города Белозёрск. На запад, по берегу, двадцать верст.

– Так значит, выбрал Белозёрские земли. Что там тебе приглянулось?

– Семен Лагутин, бомбардир Ваш, присоветовал. Он с тех мест, Государь. Говорит, сочных трав, густых лесов много. Церквей много. Зимник до Архангельска проходит рядом. Пятьдесят верст, не более. Да и Вы туда велели.

– Да, да, – это мне ведомо. В Москве жильем обзавелся? – Когда бываю в Москве, живу, как и прежде, при пороховых складах в Сокольниках у боярина Пряхина. – Царь нахмурился.

– Не гоже, это. При крещении в церкви тебя записали под мое имя – Я разрешил. Стало быть, ты царев крестник. Тебе жильё в Москве надобно. Завтра же ступай к Адашеву, я ему скажу, что с тобой делать. Просить не стыдись. Под ним мой скарб и казна, он царев постельничий.

– Спасибо, Государь. Отслужу Верой и Правдой.

– Вот-вот, этого мне и надобно.

Царь надолго умолк. Его острый изощренный ум строил какие-то логические схемы. Из исторической характеристики Ивана IV почти начисто исключены его собранность и осторожность, внимательность к собеседнику, забота о близких людях. Но все это у царя было, когда гнев и болезнь отступали. Малюту Скуратова ценил за слепую преданность цареву делу и прощал ему самоуправство. Вторая рука Ивана в последние годы его жизни – злой гений, хранитель царского оружия и государственных тайн боярин Богдан Бельский. Этому Иван доверял самое сокровенное, по-своему любил его за верность и внимательную настороженность, посвящал в свои личные переживания.

Так, незадолго до смерти, предвидя свою кончину, Иван Грозный именно Бельскому, под строгим секретом, зимой 1583 года, поручил собрать беломорских колдуний, привезти их в Москву и выведать от них – много ли осталось. Те предсказали смерть Ивану в марте на следующий год. Царь освирепел и приказал именно в марте всех этих ведьм сжечь живьем, а до той поры держать в темнице под охраной. Однако, пророчество сбылось и предсказательниц, а их было двенадцать душ, отправили восвояси в Архангельск.

Были у царя и другие любимчики, например, не безызвестный Борис Федорович Годунов, впоследствии, погубивший династию Рюриковичей. Но все эти люди приближены по строгому отбору и за особые заслуги. Другом царю из них не стал никто.

Теперь этот немецкий инженер. Капитан-минёр. Иван своим гибким умом чувствовал, что этого иностранца можно приблизить.

Помолчав, продолжил разговор так:

– Ты молод, царю, мне, ровесник, честен, услужлив, по матери – русский, любишь Россию. Такой не изменит, не предаст, хоть бы и немец. Не так ли гражник? – Андрей молчит. Царь продолжил:

– Пожалуй так, Я тебя позвал вот по какому делу. Ко мне в гости заявился английский мореход и торговец Ричард Ченслер. Шел к нам по Белу морю и через Колмогоры. Говорит, что путь этот добрый. Там оставил товар и приехал в Москву за разрешением на торговлю. С сукном, с ружьями и другим военным товаром привез на пробу ядерный черный порох. Говорит, в тайне от военного ведомства. Риск небольшой, всего десять зарядов. Но рвет каждый за десять. К зиме, как встанут реки, снаряжай своих ратников в Колмогоры и разберись, что это за новость. Теперь нам нужны крепкие заряды не для войны, а сам знаешь. Дело это пока тайное, да и не всем по уму. Хочу тебе поручить, что скажешь?