Ангельский заложник - Налини Сингх

— Что это? — она подозрительно принюхалась, рот тут же наполнился слюной. — И да, конечно. Возможно, мне удалось бы вытолкнуть тебя на солнце и я смогла бы понаблюдать, как ты изжаришься.

Его губы изогнулись в усмешке.

— Но ведь ты будешь скучать по мне.

— Похоже, возраст начинает давать о себе знать, раз у тебя возникают такие бредовые идеи.

— Это café au lait — кофе, молоко и чуточку цикория, — наблюдая, как она делает глоток, он кивнул на кровать: — я люблю солнечный свет. Вряд ли вампиризм был бы таким уж привлекательным, если бы мне пришлось провести вечность в темноте.

— Раз уж всем известно, что вампиры с легкостью выносят солнечный свет, то, казалось бы, старый миф должен развеяться, но он продолжает жить в умах обывателей, — она задумалась, вдыхая необычный аромат кофе. — Мне нравится эта штука.

— Он тебе подходит.

— Горький и странный?

— Экзотический и соблазнительный, — он пробежал пальцами по ее обнаженной руке. — У тебя красивая кожа, cher. Словно пустыня на закате.

Она отодвинулась из пределов его досягаемости.

— Надень рубашку и проснись наконец.

— С тобой просто невозможно.

— Давай представим, что у меня винтовка. И ты на прицеле.

Жанвьер воздохнул, потирая подбородок, на котором уже пробивалась утренняя щетина.

— Обожаю, когда ты говоришь сальности.

— Да? Ну, может, следующие мои слова заставят тебя изменить мнение, — сказала она, стараясь не думать о том, каково это — почувствовать щетину, покалывающую ее кожу. — Кровь, похищение, месть, захват заложников.

В зеленых глазах вспыхнул интерес:

— Расскажи поподробнее, — он с приглашающим жестом махнул в сторону кровати: — и прости за беспорядок. Не ждал, что ко мне в гости пожалует леди.

Но она проигнорировала его призыв и, подойдя к столу, чтобы поставить кофе, забралась на высокий табурет. Жанвьер усмехнулся, присел на кровать и, оперевшись на локти, вытянул скрещенные в лодыжках длинные, одетые в джинсы, ноги. Солнечный свет плясал в его темно-каштановых волосах, придавая им оттенок чистой меди, столь дивно сочетающийся с золотом его кожи.

Многие вампиры такого возраста обладали сверхъестественной физической привлекательностью, но пока что она не встречала никого с подобной харизмой — или с такой способностью заводить друзей в любом городе, где он только побывал. И именно поэтому он ей нужен.

— Все это происходит в Атланте.

— Атланта? — пауза. — Это территория Бомонов.

Есть!

— Ты их хорошо знаешь?

Он слегка пожал плечами.

— Пожалуй. Это старая семья вампиров.

Соблазнившись ароматом, Эшвини сделала еще глоток крепкого кофе Жанвьера.

— Понятно. Я слышала, ангелы не делают различий между семейными ветвями, когда речь заходит о выборе Кандидата. — Из многих сотен тысяч тех, кто ежегодно претендовал на бессмертие, лишь единицы достигали ранга Кандидата.

— Бомоны умеют изворачиваться, — продолжал Жанвьер. — Они умудрились Обратить как минимум одного члена семьи в каждом поколении. В этом — двоих.

— Моник и Фредерика. Брата и сестру.

Он кивнул:

— Это делает их невероятно сильными. Считая Моник и Фредерика, у них теперь десять ныне здравствующих вампиров, связанных кровью. Самому старому — полтысячи лет.

— Антуан Бомон.

— Жестокий ублюдок, — сказал Жанвьер почти нежно. — Наверняка продал бы детей работорговцам, если бы смог извлечь из этого выгоду.

— Твой друг?

— Спас ему как-то жизнь, — Жанвьер поднял лицо к солнцу, купаясь в его лучах, словно сибарит где-нибудь на европейском побережье, вдалеке от знойных душных объятий луизианского лета. — А он теперь ежегодно присылает мне бутылку своего лучшего Бордо вместе с предложением жениться на его дочери Жанне, — произнесенное на французский манер, имя прозвучало чувственно и волнующе.

Ее пальцы сжались на расписанной вручную чашечке с кофе.

— Бедная женщина.

Он снова обернулся к ней, в глазах плескалось веселье.

— Напротив, она весьма заинтересовалась свадьбой. Прошлой зимой приглашала меня согреть ее в дивном коттедже в Аспене.

Эшвини понимала, что он играет с ней. А еще она знала, что Жанвьер вполне способен был «навешать» ей всевозможных небылиц — просто ради собственного удовольствия.

— Готова биться об заклад, что сейчас Жанна вовсе не думает об Аспене. Скорее, она думает только о том, как бы кого-нибудь убить.

— Рассказывай. 

Именно эта его способность сразу понять и оценить ситуацию так притягивала ее, невзирая на все клятвы и зароки.

— Моник — это же праправнучка Жанны в девятом колене?

Жанвьер на секунду задумался.

— Может, в десятом, но не важно. Жанна обожает детей. Антуан зовет их обоих — и Моник и Фредерика — внучатами.

— Ей двадцать шесть лет, — уточнила Эшвини. — Не совсем ребенок. А Фредерику — тридцать.

— Все, кому меньше ста, для меня дети.

— Забавно.

— Тебя это не касается, cherie, — его улыбка растаяла, и он вдруг превратился в человека, который наблюдал, как утекают столетия. — В твоих глазах слишком много опыта. Если бы я не знал, что ты смертная, решил бы, что ты прожила не меньше моего.

Иногда ей и самой так казалось. Но демоны, терзавшие ее душу день и ночь, не оставляли времени для раздумий.

Избегая его чересчур проницательного взгляда, она сказала:

— Моник похитили.

— Кто посмел пойти против Бомонов? — неприкрытое удивление. — Они не только обладают большой силой, но еще и ангел, который контролирует Атланту, благоволит к ним.

— Благоволил, — ее глаза вернулись к нему, любуясь, как солнечные лучики скользят по его телу. Это было слишком большое искушение, и даже демоны не могли бороться с захлестнувшим ее чувственным соблазном. — Но кажется, твой приятель Антуан сумел чем-то разозлить Назараха.

Жанвьер, нахмурившись, поднялся на ноги.

— Но, тем не менее, перейти дорогу Антуану — все равно, что самому намылить себе веревку.

— Поцелуй Фокса так не думает.

— Поцелуй? — качая головой, он подошел почти вплотную к ней и оперся одной рукой о стол. — То есть поцелуй в самом прямом смысле слова — группа вампиров, объединившихся ради одной цели?

— Да.

— Я больше века не слышал о существовании официальных поцелуев.

— Один парень по имени Кэллан Фокс, похоже, решил возродить традицию, — не сдержавшись, она провела пальцами по кривому шраму на груди Жанвьера, прямо над левым соском: — это не моих рук дело.