Русалка - Геннадий Вальдберг

- Это ж зачем?

- А вот так! - и снова за банку схватился. - Давай, лучше, кончим заразу!

Ну и разговор, конечно, затух. После второй на подвиги всегда тянет. Разве, еще покурить, а там и за работу приняться?...

Хотя, в общем-то, не горит. Как тот же Скрижал, когда в философию его понесет, всегда к одной мысли подводит: что гореть, мол, и медленно можно. С помоек вон тоже дым подымается. В химическом смысле то же самое горение. А бассейн - такое уж место. Он сам же тебя провоцирует. Во-первых, тепло. Еще осенью отопление подключили. Как-никак отделка идет, и ежели холод - краска потом вся облупится. А еще замполит объяснил, что "объект не первостепенной стратегической важности". Не шахта какая-нибудь, или, там, пирсы для лодок. То есть, плавать здесь те же подводники будут, а все же не так актуально. Ну, не поплавают - обороноспособность от этого не  уменьшится. Вот и держат здесь стариков. Так сказать, разложенный элемент, ни на что уж негодный. А молодняк - те в порту больше вкалывают. Им еще трубить и трубить. И уж только когда поизносятся, когда им губа и холодная как ежу голый зад - вот тогда, значит, их уж черед.

А работа у нас - и вправду концов не отыщешь. Бывало, по суткам сидишь. И уж так присидишься, что не поднять. Подойдет какой-нибудь лейтенантик: чего, мол, не красите? А мы: склад закрыт, а у нас олифа вся вышла. Он к штукатурам - а там то же самое: мастерки какая-то курва сперла, или раствор налево пустила. И так хоть все этажи обойди. У тех линолеум не в колер пошел: до этого в клетку клали, а теперь вот в кружок подвезли - и курочка ряба выходит. На улице компрессор заглох и отбойные молотки не включаются. Солярка нужна, а где ее взять? Вчера полбочки стояло, так ночью кто-то приехал и в порт уволок. Ну и так далее. Только лейтенантика все это не меньше нашего устраивает. А то вот возьмем и начнем мы все вкалывать, и планы все выполнять, и бассейн этот чертов к Новому году сдадим - и его же, сердешного, первого в порт и загонят. Не траншеи, конечно, копать. А все по морозцу, когда ветерком обдувает, кому же приятно прогуливаться? Но марку держать - погоны обязывают. Вот и орет, на кладовщике, экспедиторах злобу срывает. Телефон в Управление - аж трубка распухла, вся мембрана от воплей заплеванная. А потом запрется в кандейку и с дружками в картишки раскидывает. Ну и мы, тут уж кто как устроится, но больше лясы все точим.

А Витек совсем уж раскис. Вижу, носом клюет. Это он ночью не спал, в умывалке сидел - все в тетрадку крапает. Книгу решил написать, - я уж о том говорил, - и ведь жуть любопытно... Но я не из тех. Пока сам не покажет... В общем, к ребятам его оттащил. А там уже дым коромыслом, и Юрка Минашкин пары нагнетает:

- Да ты мне деньги плати - я бы три нормы давал! А то ишь, напридумали: мы тут лучшие годики гробь, а им задарма и бассейны, и прочее!

Это здесь любимая тема: самих себя объяснять. Мол, все ничего, да устроено глупо... Вот в правительство б их - сразу ладно б все сделали. Только смех, конечно. Деньги?! Тоже ведь, скажут. Да за деньги сюда полстраны бы слетелось. А тут вся придумка, что долг отдаем. Дескать, плачено уж. Наверно, когда на свет появились? Черт его знает.

- Да где это видано, - заводится Юрка, - чтоб без денег работали? Еще Ленин писал: дескать, рабство потому и накрылось, что стимулов не было. А как стимул придумали - деньги плати... Да ты на буржуев взгляни! Всего завались! Потому что без продыха вкалывают!

- А сознанье на что? У нас вся страна на сознанье стоит!

- это Сашка Скрижал. Он всегда вот такой: вроде, в споре, и вроде бы, сбоку. Скажет словцо, но за жабры не смей - в ту ж минуту обмылочком выскользнет. Или, скажем, аврал: Сашка первым рукава засучит - и в санчасть намылится. Но что-нибудь такое загнуть, чтоб потом только ротики настежь... А врет или нет? - никогда не поймешь. Рожа у него всегда одинаковая. Замполит его за это любит. Как собрание в роте, обязательно вызовет: надо речь, вот, сказать. И лихо у Сашки выходит: взойдет на трибуну, локоточки упрет - и будто передовицу читает. Никогда не собьется. В школе еще, говорит, речугу заставили выучить. Так теперь хоть средь ночи буди

- без запиночки выдам.

- А ну тебя, Сашка! Я ж по делу хотел!

- А если по делу, - влез Леха-бугор, - так неча волну подымать. С голодухи еще не попухли! - Леха всегда не спешит, сперва все трепы послушает. Сидит,плечами стену подпер - а плечи: на таких в старинных фасадах балконы прилаживали. И цигарка в руках. Пока двух миллиметров от нее не останется, ни за что не потушит. - Из головы, знаешь, всяко придумается. Буржуи вон тоже: корпели, корпели - а наши пришли и враз сковырнули.

- Кто это - наши?

- Да Ленин с ребятами.

- О бабах бы лучше, - поплотней завернулся в бушлат Сережка Бодров. Куда интересней.

Но сегодня в другую степь понесло. А то по бабьему делу

Сережка много всякого знает. Только начни - всегда перебьет:

мол, был один случай. И в таких все красках распишет - пуговицы на штанах как пистоны стреляют.

Один Оська Захаров тихо сидит. Салага еще. По болезни сюда удостоился. Уши развесил и глазенками хлопает.

- Да ты вокруг посмотри! Какой бы хозяин такой бордак допустил?! Да тех денег, что в этот бассейн ухлопали, на пять бы таких же хватило б!...

- Дурак ты. Юрка, - перебил его Витька. - Полный ты, Юрка, дурак. - Я и не заметил, как Витька очнулся. - Тебе б все работать, работать, копейку копить. А жизнь, значит, мимо теки?

- А ты как хотел?

- А никак. Я вот думать люблю. А при твоем бы хозяине я бы хрен тут подумал.

- И о чем же ты думаешь?

- А о разном. Что на свете живем. Что снег за окошком лежит...

- Ну и что?

- Ничего. Почему обязательно что-то выйти должно?

И как уж у Витьки это получается? Сидит и сидит, а потом скажет вот так - и сразу поймешь: ерунда все вокруг. Дерганные мы какие-то. Мечемся, врем. Один в командиры, другой в отпуск метит. Или как Сашка Скрижал паяца разыгрываем. А на самом-то деле - воду толчем. Ну добьемся, чего захотели и самим же потом тошно сделается. А Витьке - все это как-то мелко. Он о чем-то другом... Его бы не тронь - так бы жизнь и сидел. Уставится в точку, даже про сигарету забудет. Сколько раз пальцы об нее обжигал. И в такие минуты с ним хорошо. Я и объяснить не могу. Хорошо, и все тут.

- И кто вам сказал, что все непременно переделывать надо? Жизнь уж сколько кроили, и эдак, и так - а лучше никто не придумал. Внушили себе, дескать, сам я хорош, да только одежка не сходится, - и на Юрку снизу вверх посмотрел. - А залепить-ка тебе бы коленом под зад: катись, мол, приятель, куда тебе вздумается! И что ж, на свободе - да первым же делом такой же бассейн отгрохаешь!

- С какой еще стати?

Но Витька не слушал:

- Тоже, маниловы выискались. Парение эдакое! И главное бабы чтоб толстые - на мосту сметаной торгуют!

- Толстых не люблю, - встрепенулся Бадров. - Сквозь жир ни хрена не почувствуешь.

- И что же, как ты вот сидеть?

- А хоть бы и так. Сигарету найдешь?

И тут мы с Оськой сразу подсунули. А то замолчит, с него станется.

Витька от моего огонька прикурил, и в глазах уже вижу

- синеется...

- Историю вспомнил. Читал или слышал... Рыбак один жил. Ну и, как водится, рыбку рыбачил. В общем, как мы: все больше ему подавай. Потом на базаре продаст, а лишние деньги откладывал. И много уже накопил. До старости хватит. Но нет, что ни утро - все новые сети закидывал. И вот, однажды, Русалка к нему в сеть попала.

- Русалка? - опять заюлозил Бадров, и тоже спичкой зачиркал. - То есть, баба, выходит!...

- Цыц! - цикнул на него Леха-бугор.

- И красивая, я вам скажу. Кожа гладкая, волосы длинные, груди, глаза... Да что говорить. Вы лучше у Сережки спросите. У него, наверное, и русалочки были.

Но Сережка только дыму глотнул. Не-е, не его это случай.

- И говорит она рыбаку: отпусти, мол, чего с меня проку? А у того уже глазки горят. То есть, как это так - отпусти? Будто каждый вот день к нему в сети русалок заносит? Не-е, говорит, женой тебя сделаю. Хозяйкою будешь. Все что есть - пополам. Детей народишь, потом внуков мне вырастишь. А я на тебя молиться буду. Не гоже, говорит, человеку лишь все для себя. Когда поделиться не с кем. А она: я в море хо-чу. А он: неразумная ты и не знаешь, какой я мужик, мол еще благодарная будешь... И сгреб ее, значит, в охапку и в дом оттащил.

Витька всех глазами обвел, колечко дыма над нами повесил. Ровное, хоть циркулем выверяй.

Я-то знаю, придумал он все. И сейчас конец сочиняет... И пусть хоть с три короба врет: как, мол, я вам загнул, дескать, лихо как вышло!... Но странное дело: загнуть - это Сашка горазд. У того сразу видно - вранье! А у Витьки, хоть врет, все же правда выходит. И дело, как будто бы, даже не в нем. А в нас: как сидим, и как смотрим, и о чем вот сказать не умеем. Да если б не мы - он вообще б ничего не придумывал. А что разозлится потом: мол, какую мне песню испортили!... А хоть и испортили! Так уж живем. А жили б не так - ничего б вообще не было.

- Просунулся под утро, - опять заговорил Витька, но как-то зло, будто через силу кто выдавил, - и чувствует: продыху нет. Смрад в хибаре такой! Тухлой рыбой воняет. Посмотрел на свою Русалку... Вчера как лебедь была - а сейчас струпьями вся покрылась. С хвоста чешуя на пол сыпется. Руки липкие, волосы в тине да плесени. Одни глаза, будто еще больше сделались. Но какие-то неживые, словно вмерзло в них что-то... Ну и жалко ему ее стало. Зачем, мол, дурак, не послушал? И хоть притронуться тошно, но превозмог, схватил ее на руки - и обратно к воде. Только ей уж вода - не вода. К верху пузом качается. Так и стоял, пока течением ее унесло, и чайки над нею кружиться стали.