Темное сердце - Артем Михалев

— Силен, чертяка. — Слова рвались с хрипом. Кореец сжал кулаки до хруста, выкладываясь до конца.

— Вектор держи, блин!

— Держу, держу. Не мельтеши, ему не вырваться.

Словно в ответ на столь самоуверенное утверждение, покрытый чешуей парень дернулся и таки вырвал крепления правой руки. Мгновенно удлинившиеся когти со свистом вспороли воздух, описав дугу вокруг кресла. Скованный оборотень словно отбивался от чего-то невидимого, отгоняя врагов взмахами черных и острых даже на вид клинков. Чудом увернувшись от удара, кореец неуловимым движением сместился за спину Ящеру и положил ладонь на затылок перевертыша.

— Держу, — невозмутимо уточнил он в ответ на пылающий возмущением взгляд девушки.

Действия Косты не остались без ответа, по телу Александра пробежала волна обратной трансформации. Казалось, в теле парня поселилось два человека, один из которых рвался наружу, а второй из последних сил сдерживал себя. В нечленораздельном шипении пленника слышались невнятные — взахлеб — слова, но они полностью тонули в яростном реве прущего на свободу демона.

— Тише, Саша. Тише! — Отвернувшись от корейца, Женя уговаривала пленника словно неразумное дитя. — Уже скоро.

Она продолжала шептать еще некоторое время, наблюдая, как ослабевают взмахи Александра. Уже не столь опасные, они постепенно сошли на нет. Дрожь, пробегающая по скованному телу, становилась все незаметней. Пока наконец не прошла и она. Как апофеоз действа под кожу оборотня медленно втянулась чешуя.

— Все, — облегченно выдохнула девушка. — Чуть не запорола.

— А я тебе говорил, давай народ позовем.

— Ладно-ладно, умник. Крепче вяжи в следующий раз.

— Дай бог следующего не будет. — Кореец оглянулся по сторонам. — Эй! Мастер наскальной живописи! Иди давай, малюй!

Видя, что художник не торопится к своему строптивому и смертельно опасному холсту, Коста добавил:

— Не дрейфь, парень. Он смирный, пока скован. Иди, кому говорят! Времени мало.

ГЛАВА 1

Когда тебя настигает смерч из человеческих останков — это конец. Особенно если над его созданием потрудился один из лучших магов на планете, принеся в жертву кучу людей и вампиров. Эльвира была редкой сукой, но в профессионализме ей не откажешь. Откровенно говоря, я был уверен, что умру. Невелик шанс выжить, когда тебя корежит и рвет изнутри сумасшедшее заклинание.

Отчетливо помню, как эта мерзость проникала внутрь меня. Медленно, смакуя каждое мгновение, она беспощадно перемалывала сантиметры моего тела. Наполненное прахом заклятие стремилось убить и впитать самую суть, но что-то пошло наперекосяк. В какой-то момент я понял, что заключенный внутри меня оборотень пришелся ему по вкусу. И планы поменялись. Оно больше не хотело убить меня, оно стремилось стать мной. Породниться.

Такое соседство пугало до дрожи, слишком низменные чувства испытывало создание Эльвиры. Базовые инстинкты, возведенные в абсолют: выжить любой ценой и сожрать все вокруг. Я боролся, но силы были неравны.

И тогда я-человек сдался.

Остался только я-зверь, который сражался до конца. Он бился без шансов на победу, просто потому, что не мог иначе. Жаль только, что Ящер был слишком молод и слаб. Мы проиграли.

Не стало тела. Не стало чувств. Только редкие проблески реальности, которые прекратились сразу после гибели Эльвиры. Вокруг плавала только безграничная тьма. События блуждали в памяти как в тумане, всплывая, когда им вздумается.

Точно я знал только одно — демон затаился внутри. Победа над бывшей хозяйкой ненадолго утолила его ненасытный голод, но что-то подсказывало мне — тварь уснула не навсегда, и ее пробуждение мне не понравится.

Дарованную передышку я постарался использовать по максимуму. К сожалению, взломать оковы собственного разума оказалось непросто. Не знаю, сколько прошло времени. Может — час, а может — год. Время становится субъективным понятием там, где нет ни часов, ни звезд, ни солнца. Только темнота и ощущение нечеловеческого голода за черными стенами. Чего я только ни делал, чтобы выбраться из западни. Боги — свидетели, разве что головой не долбил, за предметом ее отсутствия. Все напрасно. Демон крепко вцепился в мое тело и не желал отдавать.

Единственная победа — воспоминания о последних мгновениях до черной клетки. Я все-таки добрался до Эльвиры. Хотя моей заслуги в том было не много. Сумасшедшая колдунья чем-то насолила своему творению. Думаю, личность смерча была соткана из сознаний убитых вампиров и сверхов. Эдакий смертоносный коктейль из обрывков чужих воспоминаний… и ненависти к предательнице.

Сомневаюсь, что Эльвира осознавала, что именно ей удалось сотворить. Выпускать на волю такое создание — все равно что играть с взведенной гранатой. Чудо, что тварь не сбросила оковы до встречи со мной. И дважды чудо, что мое тело так приглянулось демону. Стоило бесконтрольному смерчу вырваться в город, и количество смертей исчислялось бы десятками, если не сотнями тысяч. Гоняться за ним было бы просто некому. Слишком много всего навалилось одновременно. Эльвира не разменивалась по мелочам, закрутив в Москве настоящий калейдоскоп ужасов. Даже лишившись тела, я не изменил своего мнения — мы отделались легким испугом.

Время шло, а я продолжал меланхолично долбить стены своей темницы. Хуже всего, что я понятия не имел, принесли ли мои действия хоть какие-то результаты. Все на ощущениях, все субъективно. Хотя вру. Уставал я стабильно, а после особо рьяной попытки вырваться меня и вовсе скрутило приступом боли. Так что толк все же был, пусть и не слишком воодушевляющий.

Лучше всего себя зарекомендовали попытки пробуриться наружу. Стоило мне начать вворачивать свое сознание в стены, как темницу начинало трясти. И явственно ощущалось недовольство демона. После каждой такой попытки я долго приходил в себя, но свое подлое дело бросать не собирался. Хотелось на свободу.

А еще мне было страшно. До дрожи в коленях, которых я не видел и не чувствовал. Наверное, именно поэтому я так рвался наружу. Слишком яркая картинка иногда мелькала в моих мыслях. Больница. Медсестры в белых халатах. Куча раненых со всего города, свезенных в одно место после нападения нежити. И я. Точнее, мое тело и демон, засевший внутри. Выспавшийся и голодный, а кругом аппетитная, пряная еда. И моя семья в качестве главного блюда. Стоило мне представить, что там произойдет, и я снова и снова бросался на чертову стену в бесплодных попытках пробиться наружу. Все было напрасно.

С каждым разом отчаяние захлестывало все сильней, затягивая как в болото. Нет звуков, нет запахов, нет движения. Такое чувство, словно меня заперли в желудке у этой твари и медленно переваривают. Разум сдавал позиции. Не знаю, что бы я делал, если бы не боль. Не скажу, что мне нравилось ее испытывать, но она оставалась единственным доступным ощущением. Я цеплялся за нее изо всех сил, не бросая попыток пробиться на волю. Звучит глупо, но боль становилась своеобразным вознаграждением.

Я плавал в темноте, собирая силы перед очередным рывком, когда что-то изменилось. Легкая, едва ощутимая дрожь сотрясла мою клетку. Уверен, не проведи я здесь столько времени, она осталась бы незамеченной. Чувство тревоги нахлынуло со всех сторон, заставив меня сжаться в горошину. Иглами, острыми как лезвия бритвы, я успел ощетиниться в последний момент. За секунду до того, как стены тюрьмы сдавили меня в своих объятиях.

Демон проснулся.

Если бы не постоянные попытки вырваться, я бы не выжил. Но тренировки не прошли даром. Недели или месяцы? Не знаю. Казалось, я пробыл здесь очень, очень долго. Пластичность сознания увеличилась в разы, превратившись если не в смертоносное оружие, то в средство защиты — точно. Удар. Странное ощущение, словно внутри меня все звенит от напряжения, грозя вот-вот исчезнуть. Если бы у меня были зубы, боюсь, они бы раскрошились от усилий. Отталкивать сжимающую тьму оказалось невыносимо тяжело. Нет пространства для маневра, некуда бежать, только я и она. И не видно шансов на спасение. Удар. Удар. Удар.

Зверь во мне протестующе ревел, отдавая последние крохи своей жизни. Финальная схватка в парке едва не стоила ему жизни. Сейчас, когда вокруг осталась лишь пустота, я лучше чем когда-либо понимал, сколь многим ему обязан. Без его желания жить, без его неприятия неволи я-человек давно бы сдался — растворился в чужой сущности.

Стоило этой мысли промелькнуть в сознании, как меня словно окатило теплом поддержки. Вот о чем говорил Волков, когда советовал принять зверя внутри себя. От меня не требовалось мириться с его существованием. Смирения мало там, где нужны уважение и благодарность. С такой поддержкой стало вдвое легче отражать натиск. И все же силы были неравны, рано или поздно нас здесь раздавят.

— Держись, чешуйчатый. — Шепот вырвался в перерывах между атаками, когда стало уже совсем хреново.