Небо Монтаны - Нора Робертс

— Извините, — ласково сказал Адам. Таким тоном он обычно

разговаривал с маленькими щенками или больными телятами. — Не хотел вас испугать. Чаю со льдом не желаете?Он увидел, что ее пальцы мелко дрожат, и заставил женщину взять бокал.

— Ясный сегодня денек.

— Да, спасибо, — пробормотала Лили, непроизвольно делая шаг назад. Она и сама не заметила, когда обзавелась этой привычкой — держать дистанцию, быть наготове. Вдруг придется бежать? — Я просто… загляделась. Здесь так красиво.

— Что верно, то верно.

Лили отпила ледяного напитка, постаралась взять себя в руки. Нужно быть вежливой, спокойной. Когда держишься невозмутимо, задают меньше вопросов.

— Вы живете неподалеку? — спросила она.

— И даже ближе, чем неподалеку.

Он улыбнулся и показал во двор. Голос у него был теплый, сочный, с певучими южными интонациями. — Видите вон там белый домик? За конюшней.

— Да, я обратила на него внимание. У вас голубые ставни, садик, а во дворике спит маленькая черная собака.

Лили еще накануне обратила внимание на этот дом, подумала, что он гораздо уютней и симпатичней, чем домина, в котором ее поселили.

— Это Стручок, — улыбнулся Адам. — Мой пес. Его так прозвали, потому что он обожает жареный горох. Жареный горох в стручках. Кстати, а я — Адам Вулфчайлд, брат Уиллы.

— Вот как?

Лили испуганно покосилась на протянутую ладонь, заставила себя ответить на рукопожатие.В самом деле, этот человек похож на Уиллу — такое же скуластое лицо, такой же разрез глаз.

— Я и не знала, что у Уиллы есть брат… Значит, мы с вами…

— Нет. — Какая хрупкая у нее рука, подумал Адам. — У вас с Уиллой общий отец, а у меня с ней общая мать.

— Понятно…

Лили смутилась, внезапно поняв, что совсем не думает о человеке, которого сегодня похоронили.

— Вы были близки с… Ну, с ним, с вашим отчимом?

— Он ни с кем не был близок.

Эти слова были сказаны просто, безо всякой горечи.

— По-моему, вам здесь неудобно, — заметил Адам.

Он потому и подошел к этой женщине, что видел, как она дичится окружающих. Жмется к стенке, словно боится, что ее пихнут или обидят. И еще Адам обратил внимание на тщательно замазанный синяк.

— Я здесь никого не знаю…

Подранок, подумал Адам. Его всегда почему-то тянуло к подранкам. Милая, беззащитная, обиженная. В аккуратном черном костюме, в неброских туфлях. Высокая, почти одного с ним роста. Только слишком худенькая. Темные, с едва заметным рыжеватым отливом волосы красивыми волнами ниспадают на плечи — совсем как крылья ангела. Глаза закрыты темными очками. Интересно, какого они цвета? И вообще по глазам о человеке можно понять очень многое.У девушки подбородок Джека, но рот совсем другой — мягкий, маленький, почти детский. Когда Лили попыталась улыбнуться, Адам заметил возле губ ямочки. Кожа нежная, белая, вот почему синяк на ней так заметен.Одинокая и испуганная, подумал Адам. Не так-то просто будет разжалобить Уиллу, чтобы она отнеслась к своей сестре по-доброму.

— Мне тут нужно заглянуть на конюшню, — сказал он вслух.

— Да?

Лили сама удивилась тому, что его слова ее расстроили. Ведь она хотела побыть одна, ведь ей лучше, когда она одна.

— Что ж, не буду вас задерживать.

— А хотите, сходим вместе? Посмотрите на наших лошадей.

— На лошадей? Но…

Не трусь, сказала она себе. Он тебе ничего плохого не сделает.

— Да, с удовольствием. Если я не буду вам мешать.

— Ни в коем случае.

Адам знал, что руку предлагать ей не нужно — испугается, а потому просто повернулся и первым стал спускаться по лестнице.

Многие видели, как Адам и средняя дочь Джека уходят. Интересный факт, есть о чем посплетничать. В конце концов, девчонка — дочь Джека, хотя, конечно, яблоко от яблони упало далеко. Какая-то она тихая, безответная, не то что Уилла. Та умеет постоять за себя. Да и за словом в карман не полезет. Что думает — то и говорит. Старшая дочь Джека — еще та штучка. Расхаживает по дому с гордым видом, поглядывает на всех сверху вниз, а уж разодета, словно на картинке. Все видели, как она вела себя на кладбище. Холодная, как ледышка, ни одной слезинки не проронила. Но красотка, ничего не скажешь. У Джека все дочки красивые, а старшей достались от отца глаза — такие же пронзительно-голубые и жестокие.Эта особа из Калифорнии в шикарных туфлях, кажется, воображала, что она птица более высокого полета, но многие из присутствующих хорошо помнили ее мамашу, танцовщицу из Лас-Вегаса, любившую заливисто похохотать и не стеснявшуюся в выражениях. Сравнение было явно не в пользу дочери.Но Тэсс Мэрси было глубоко наплевать, что о ней думают остальные. Она приехала в эту чертову дыру с одной-единственной целью — ознакомиться с завещанием. Пусть ей выдадут то, что полагается. Как только она получит свою долю наследства (сколько бы ни отвалил ей старый ублюдок, все будет мало), так немедленно раз и навсегда отряхнет прах Монтаны с каблучков своих изысканных туфелек.

— Вернусь самое позднее в понедельник, — сказала она в трубку своего мобильного телефона. Движения Тэсс были резкими, дергаными; казалось, эта женщина представляет собой сгусток нервной энергии. Она уединилась в какой-то комнате; судя по виду, это был рабочий кабинет, чтобы спокойно поговорить со своим агентом. Звериные головы, которыми густо были увешаны стены кабинета, отвлекали ее от делового разговора.

— Сценарий закончен, — проговорила она быстро, провела пальцами по гладким темным волосам и улыбнулась невидимому собеседнику. — Конечно, гениальный, какой же еще!.. В понедельник вручу тебе из рук в руки… Не торопи меня, Аира. Сначала прочтешь сценарий, потом будешь его продавать. Только поторопись, у меня на счете денег кот наплакал.

Она пристроила трубку поудобнее и, сосредоточенно поджав губы, плеснула себе немного бренди из хрустального графина. В ухо ей гудел Голливуд, сыпля заверениями и обещаниями, а за окном прогуливались Лили и Адам.Любопытно, подумала Тэсс и отхлебнула бренди. Маленькая мышка гуляет с Благородным Туземцем.Перед поездкой Тэсс навела кое-какие справки и потому знала, что Адам Вулфчайлд — сын третьей, последней жены Джека Мэрси. Мальчику было восемь лет, когда его мать вышла замуж за владельца ранчо. Адам был индейцем из племени черноногих, во всяком случае, с изрядной долей индейской крови. Мать его была наполовину итальянкой. Адам прожил на ранчо двадцать пять лет и, судя по всему, большой карьеры не сделал — нянчится с лошадьми, живет в маленьком домике.Тэсс рассчитывала выжать из ранчо куда больше.Что касается Лили, то о ней удалось выяснить немногое: разведена, детей нет, все время переезжает с места на место. Очевидно, бегает от мужа, который использует ее в качестве боксерской груши. В сердце Тэсс шевельнулось нечто, похожее на жалость, но это опасное чувство было немедленно заглушено. Не хватало еще сантиментов. Бизнес есть бизнес.Мать Лили была фотографом. Она приехала в Монтану, чтобы поснимать «настоящий Запад». Вместо этого она «сняла» самого Джека Мэрси. Правда, большого счастья это ей, кажется, не принесло.И наконец, младшая из сестер, Уилла. Тэсс стиснула зубы. Эту старый подонок оставил при себе, выгонять не стал.Что ж, она и есть хозяйка ранчо, тут уж не поспоришь. Тэсс пожала плечами. Ну и ради бога. Она здесь пахала, ей тут и жить. Но с Тэсс ей придется поделиться, и малым куском от нее не отделаешься.Тэсс посмотрела вдаль, увидела бескрайнюю равнину, похожую на поверхность Луны. Брезгливо передернулась, отвернулась от окна. Скорей бы уж домой, в город.

— В понедельник, Аира, — оборвала она надоедливый голос в трубке. — У тебя в офисе, ровно в двенадцать. Потом можешь пригласить меня на обед.

Не прощаясь, Тэсс повесила трубку.Максимум — три дня, мысленно пообещала она себе и приподняла бокал, приветствуя глядевшую на нее со стены лосиную голову. Три дня, и баста. Прочь из этой дыры. Назад, в лоно цивилизации.

— Ты и без меня знаешь, что внизу ждут гости, — заявила Бесс Принта, уперев руки в костлявые бока.

Точно таким же безапелляционным тоном она разговаривала с Уиллой, когда той было десять лет.Уилла как раз натягивала джинсы — Бесс вломилась, не постучавшись. Такое уж у нее было обыкновение, в светские условности она не верила. Уилла огрызнулась точно так же, как огрызалась в десятилетнем возрасте:

— Ну так не напоминай.