Близко-далеко - Иван Майский

«Правильно ли я поступил, согласившись на отъезд? – думал он сейчас, сидя в глубоком кресле самолета. – Правильно ли? Но ведь никто и не спрашивал о моем согласии, мне просто приказали. Для военного человека приказ – есть приказ. Особенно сейчас. И все-таки…»

Петров не мог отделаться от какого-то смутного чувства недовольства собой. Он даже закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на своих противоречивых мыслях, окончательно решить то, что, собственно, теперь, находясь в самолете, уже поздно было решать.

Таня сидела рядом с мужем и мыслями все еще была в Москве: вспоминала отца, профессора медицины, мать – вечную хлопотунью. Со щемящей нежностью думала она о сыне. Она видела его таким, каким оставила на рассвете, перед вылетом: мальчик раскинулся в своей кроватке, и она поцеловала его спящего, теплого… Да, не скоро теперь она увидит его. И увидит ли? Война… Мало ли что может случиться и с ней и с сыном…

При одной мысли об этом у Тани слезы навернулись на глаза. Мягко щелкнул замок. Она открыла сумочку, достала платок и через минуту уже снова выглядела спокойной.

Потом Таня стала думать о загадочном будущем. Вот они едут в Швецию. Но что она там будет делать? Состоять при Степане в качестве жены? Ну нет, эта «работа» не для нее! Да и незачем ей сидеть сложа руки – ей, врачу с шестилетней практикой. «Были бы врачи, а пациенты всегда найдутся!» – с улыбкой вспомнила она любимую шутку своего учителя, известного московского профессора, и ласково провела рукой по кожаной сумке с походной аптечкой. «Вот только добраться бы поскорее до места. Такой длинный и сложный путь!..»

Вспомнив о дороге, Таня посмотрела налево, где, откинувшись на спинку кресла, сидел их спутник, человек лет тридцати. У него было круглое, чисто русское лицо и спокойные светло-голубые глаза. Капитан саперных войск Александр Ильич Потапов тоже летел в Стокгольм на пополнение штата военного атташе СССР. Петрову еще в Москве сказали о попутчике, но встретились они первый раз только на аэродроме.

Искоса разглядывая Потапова, Таня думала: «Что он за человек?.. Ну, да там видно будет. А втроем лететь веселей…»

Чем дальше на восток, тем более зимним становился пейзаж. За Рязанью уже лежал снег. Стало холоднее и, так как самолет не отапливался, пассажиры плотнее закутались в свои шубы, пледы.

Летели, как было принято в то время, очень низко. Из окна самолета хорошо были видны узловые железнодорожные станции, до отказа забитые бесчисленными составами; по ниточкам рельсов бежали в сторону Москвы поезда с танками, орудиями, бронемашинами, казавшимися с высоты детскими игрушками. Вот внизу полыхает пожар. Черно-багровые клубы ползут вверх. Крошечные фигурки людей копошатся около двух больших бензобаков. Видимо, только что здесь побывали немецкие бомбардировщики…

В середине дня пересекли Волгу и углубились в заволжские степи, уже покрытые белой пеленой.

Кроме Петровых и Потапова, в самолете было еще несколько человек: артиллерийский генерал, три военных снабженца, моряк Каспийского флота. Почти все они направлялись в Сталинград. По боевому настроению этих пассажиров, по коротким фразам, которыми они обменивались, чувствовалось, что там, на берегу Волги, предстоят какие-то очень важные события.

В сумерках самолет приземлился на одном из далеких заволжских аэродромов, игравшем сейчас важную роль: под Сталинградом шли жестокие бои, и прямой трассы Москва – Кавказ не было. Чтобы попасть в Баку, предстояло сделать большой крюк на восток, за Волгу, и провести ночь в этом степном поселке.

Здесь во всем сказывалась суровая обстановка войны: людей на аэродроме было мало, лётная полоса плохо расчищена, комната для пассажиров не топлена, буфет закрыт. Петровым и их спутникам, вероятно, пришлось бы провести ночь в леденящем холоде, если бы неожиданно для всех Потапов не спас положение. Сразу же он куда-то исчез и полчаса спустя притащил большую вязанку жердей и старых досок. Загудела печка в комнате для пассажиров. Потом он также молча и деловито вскипятил воду в ведре и только тогда пригласил товарищей попить чайку.

– Кажется, нам очень повезло со спутником – шепнула Таня мужу.

– Да, с Потаповым, пожалуй, не пропадешь, – согласился он.

Рано утром самолет снова был в воздухе. Он взял курс на устье Волги и около двух часов дня миновал Астрахань. Внизу проплывала Ахтуба, извиваясь сотнями протоков и рукавов. Потом самолет будто повис над Каспийским морем. Море – до самого горизонта. Исчезли все ориентиры, казалось, что самолет не двигается с места и его мощные моторы работают вхолостую.

Наконец впереди, в туманной дали, стали смутно маячить не то облака, не то горы. Еще немного – и перед глазами пассажиров из моря во всем своем великолепии поднялся Кавказский хребет – длинная цепь снеговых вершин, ярко блиставших под лучами солнца.

Самолет взял курс на юг и пошел вдоль берега Каспийского моря. Сильно потеплело, и Петров сбросил с плеч тяжелое пальто.

К пяти часам дня приземлились в Баку. Город был переполнен военными, все гостиницы забиты. Но Потапов и здесь выручил. Не прошло и часа, как Петровы оказались в номере гостиницы, а в соседнем поселился Потапов, разделив его с каким-то старым товарищем.

Когда все устроились, Таня приготовила ужин и пригласила Потапова с его другом.

– Без вас, Александр Ильич, худо бы нам пришлось. Всё умеете, всё можете!

– Жизнь научила, – усмехнулся Потапов. – Я ведь сирота с четырех лет. Вырос у своего дядьки на Дону. Он был рыбаком и знаменито строил лодки. Мастер! Хороший был человек, но с тяжелой рукой. В общем, сбежал я от него…

– Сбежали?

– Да! Пятнадцать лет мне тогда было. Всю дядину премудрость по рыбацкому и лодочному делу я к тому времени «превзошел» и стал проситься на завод.

А дядя – ни в какую! Пригрозил кости переломать. Ну, тогда и ушел я от него – ночью, тайком… Сначала бродил по Дону, потом попал в Ростов, потом осел на Николаевском судостроительном. Ну, а дальше уж вроде само собой все пошло. В конце концов стал инженером…

После ужина вышли на улицу. На город уже пала ранняя осенняя ночь. Затемнение, нигде ни луча света. Слепые окна зданий. Словно покрывалом, сотканным из мрака, укрылась от врага нефтяная столица.

Но это не был мертвый мрак – все в нем жило, двигалось, дышало. Слышались приглушенные голоса, гудки автомобилей. Темные силуэты проплывали по тротуарам, а за стенами домов кипела жизнь. Там любили и ненавидели, там трудились и мечтали. Ощущение ни на секунду не угасающей жизни наполняло темноту улиц, пробивалось сквозь нее, как невидимый, но горячий луч.

Потапов долго водил своих спутников по городу. В темноте они прошли по главным улицам Баку, побывали у памятника 26 комиссарам и, наконец, поднялись к величественной статуе Кирова на высоком берегу моря. Присев на скамью, все трое долго молчали, вслушиваясь в осторожный, приглушенный рокот волны.