Стальные короли - Джон Робертс

— Оттуда, — сказал очень огорченный Каирн. На что намекает его провожатый?

Они немного поговорили о корме для кабо и о комнате, потом Каирн обернулся на плоский и грязный городишко.

— Человек у ворот сказал, что постоялый двор расположен у реки, но я не вижу никакой реки.

Хозяин постоялого двора ухмыльнулся.

— Вы недалеко от нее. Река по другую сторону вот этого. — Он указал на большой земляной вал.

— Это сделано людьми? — спросил Каирн, разглядывая кажущуюся бесконечной земляную стену.

— Так говорят, хотя я не представляю, как человек мог создать такую громадину. Поднимитесь наверх и посмотрите.

Опираясь на копье, как на посох, Каирн начал подниматься по крутому, заросшему травой склону. Очень скоро он оказался на плоской вершине около десяти шагов в ширину, пересек ее и посмотрел вниз. От изумления у него открылся рот и расширились глаза. Люди в этих местах говорили о Реке так, будто других рек просто не существовало, и теперь он понимал, почему. Все реки с запада, слитые воедино, не могли бы сравняться с этой.

Он никогда не думал, что река может быть такой огромной.

Отец рассказывал ему о Великом Море: столько воды, что другого берега не видно, можно плыть на корабле дни и дни и не добраться до края, но Каирн был не в состоянии вообразить это. Он с трудом мог видеть другой берег этой реки. Он мог разглядеть деревья на том берегу, но на таком расстоянии они казались меньше травинок.

Воды было больше, чем он мог себе когда-либо представить, и она находилась в движении. Течение было медленным, но он четко видел его неудержимую силу. У безбрежного коричневого потока был густой, насыщенный плодородный запах, как будто именно в этом место зародилась жизнь.

Он был настолько зачарован самой рекой, что вначале почти не обратил внимания на оживленное движение по ней. По мере того, как потрясение от вида реки ослабевало, он начал замечать, что на ней было много судов, и они были очень разными — бревенчатые плоты, маленькие суденышки, вмещающие только одного человека и суда, названий которых он не знал. Каирн не думал, что они были больше, чем морские суда, что описывал ему отец, но некоторые из них поражали своими размерами.

Недалеко от места, где он стоял, ленивое прибрежное течение омывало шаткий причал. К нему было привязано судно длиной около десяти шагов, с короткой мачтой и уключинами для шести длинных весел. Оно было небольшим, но с крытой палубой и небольшой надстройкой в центре. На палубе бездельничали какие-то люди, а несколько мальчишек багрили с причала рыбу. От пристани вокруг земляного вала к группе обшарпанных построек, похожих на склады, вела илистая дорожка.

Вдоволь насмотревшись, Каирн спустился по глинистому берегу и вернулся к загону. Там он расседлал своего кабо и пустил его в загон. Кабо пошел к стогу и захрустел сеном, не обращая внимания на грязных горбунков, бродивших рядом.

Каирн забрал седло, оружие и дорожные сумки и отнес их на постоялый двор. Хозяин проводил его в маленькую комнату, довольно опрятную. Каирн оставил в ней свои вещи и вернулся в общий зал.

— Рановато для эля или вина, — сказал хозяин, — но у меня есть и то, и другое.

Каирн покачал головой.

— Не надо, я умираю от голода. Что у вас есть?

— Мальчишка еще не вернулся от мясника, но у меня есть рыба.

— Свежая?

— И часу не прошло, как ее поймали, а когда принесли сюда, она еще трепыхалась. Достаточно свежая для вас?

Каирн сел за стол, и через несколько минут служанка принесла плоское блюдо с зажаренной рыбой. Каирн был невысокого мнения о рыбе, как о пище, но решил, что она поддержит его силы, пока не найдется что-либо более подходящее. Остальная еда была обычной для таких заведений — хлеб, фрукты, сыр и полная миска орехов.

К его великому облегчению, все было свежим. Он провел слишком много времени на консервированной пище, а некоторые способы консервирования могли быть опасными для непривычного желудка.

Служанка стояла у стола, пока он ел, и робко изучала его из-под опущенных ресниц. У нее были каштановые волосы и челка до самых бровей. Волосы были заплетены в два десятка тонких косичек, скрепленных на концах цветными ракушками. Она выглядела немного младше, чем он, лет, быть может, шестнадцати. Кожа ее была бледно-коричневого оттенка, а глаза — темно-карими. Все и вся в этой деревне выглядело коричневым, как будто ей придала свой оттенок протекающая рядом река.

— Я могу предложить вам что-то еще, сударь? — спросила девочка.

— Мне надо кое-что узнать. Во-первых, как я должен тебя называть?

— Меня зовут Желтая Птица.

— Красивое имя. — Дома и в других местах, где ему довелось побывать, имена были просто набором звуков. А в этих юго-западных землях людям нравились причудливые имена. Одни были взяты из природы, другие — из мифов, некоторые — непонятно откуда.

— Что вы хотите знать?

— Для начала — что это за громадный земляной вал у реки? — Он вытащил из зубов застрявшую там острую рыбью кость и с неприязнью осмотрел ее.

— Мы называем это дамбой. Она удерживает реку, когда та разливается.

Мысль о том, что эта река может разливаться, делаясь еще более грозной, вызывала тревогу.

— И как высоко она поднимается?

— Иногда вода останавливается в футе от вершины дамбы. Тогда другого берега не видно. Кажется, будто весь мир залит водой.

— Ты хочешь сказать, что весь город находится под водой?

— Ну, конечно, — сказала она.

Несмотря на ее серьезный вид, Каирн был уверен, что она преувеличивает.

— Я видел суда и плоты на реке. Что за люди работают на воде? Что они перевозят или продают?

— Большинство из тех, что вы видели — местные. Они рыбачат и перевозят людей и вещи на другой берег или до ближайших городов. Другие перевозят грузы вдоль по реке. Те суда, что идут на юг, перевозят бревна, зерно, иногда скот. Те, что поднимаются с юга, везут ткани, стекло и вино. Речники — грубый народ, но у нас есть и семейные суда. Эти люди всю свою жизнь проводят на реке.

— Жизнь на реке. Странно. — Ему стало интересно — может, это опять преувеличение?

— Люди говорят, что ваши соотечественники всю жизнь проводят на своих кабо, что даже любовью на них занимаются, а женщины рожают прямо в седле.

Каирн задумался.

— Заниматься так любовью очень сложно, — сказал он. — И, насколько мне известно, невозможно родить ребенка, когда скачешь верхом. Расстояние искажает слухи. Но это правда, что мы очень любим ездить верхом и терпеть не можем ходить пешком.

— Говорят еще, что вы — великие воины.

— Мы лучшие воины на свете, — сказал он абсолютно искренне. Его нисколько не волновало, что многие говорили о себе то же самое. Они просто ошибались.