Юлия - Андрей Бурак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять удрал, — тихо сказал Раду.
— Не сердитесь на мальчонку, — заговорила Тасия, пряча пакет за пазухой.
— Хватит, сестра! — резко остановил ее Раду.
— Раньше надо было его отдать вам, да все думала, маленький еще, — не унималась Тасия. — Теперь-то большой. Муж-то не против… — Раду промолчал. Тасия повернулась к Юлии: — Может, вы думаете, что мы его подговорили?!
Раду, едва сдерживаясь, произнес с расстановкой:
— Ничего мы не думаем.
Желая сгладить ситуацию, Юлия виновато, но с достоинством заключила:
— И с другими так было. Не родные мы им.
Через двор, часто останавливаясь, прыгал зайчонок.
Раду бросил инструмент, подошел к ковру.
— Откуда это? — спросил он Юлшо со скрытой злостью.
— Да это же мы вместе заказывали в Таборе. Вот и привезла…
— Не могла подождать? На машине бы съездили.
— Зачем? И тебе мучиться по этой грязи.
— А зачем мы ее купили? — вспылил Раду. — Чтобы стояла и ржавела?
— Машину кум Нистор попросил… Еще утром… Ребенок у них заболел
Раду снял с веревки ковер и бросил его на землю:
— Зачем нам столько барахла?
Юлия нагнулась к ковру:
— Ты только взгляни, какие нежные краски. Красный — из побегов дикой лесной яблони, коричневый — из коры дуба. Позабыли мы эти рецепты…
… В одной из комнат Раду гневно разбрасывал вещи:
— И так уже боком ходим по комнатам!
— Да много ли нам места надо… — приговаривала Юлия, следуя за ним и раскладывая все по своим местам.
Наконец Раду, поостывши, сел за стол. Его знобит.
— У, черт, как холодно в этом доме. Почему так холодно?..
— Холодно? Ты что? В доме холодно… — беспомощно оглянулась Юлия. — Вроде бы нет… А может, затопить? Я мигом затоплю.
— Кто же топит в такое время? Ведь лето еще… — вздохнул Раду. Юлия пристально посмотрела на Раду.
— И давно тебе так холодно?..
— Зачем все это… двоим… — Он как будто не слышал ее.
Юлия осторожно села рядом.
— Хоть нажитое останется после нас… — сказала она, задумавшись.
— Да не все ли равно!
— Вот ты, когда сады сажаешь, ведь не спрашиваешь себя, зачем? И я хочу, чтобы у нас в доме было красиво!
— Пройдет время, никому твои ковры не пригодятся. Все состарится — и мы. и веши… — сказал он с усталостью в голосе.
— Будем такое покупать, что не старится.
— Где это ты такое видела? — спросил Раду, улыбаясь странной улыбкой.
Юлия задумалась.
— А это еще что?
Юлия взяла один из пакетов и осторожно развернула его.
— Книги…
— Это сколько же ты денег ухлопала?
Юлия осторожно подняла с пола еще один пакет, распаковала и вынула вазу.
— Посмотри, какой рисунок, целая сказка…
— Поступай, как хочешь, — отмахнулся Раду и вышел.
Юлия машинально запаковала вазу и вышла вслед за ним.
… Раду и Юлия сидели на пороге своего дома.
— Может, и в самом деле перехватила… — сказала Юлия виновато.
— Юлия, ведь мы ничего… — Раду ткнул пальцем в землю, — с собой. не заберем…
— А зачем с собой? — ласково сказала она ему. — Вдруг кому и оставим…
— Ты опять за свое! — сказал он, резко поднявшись.
— Раньше хоть твой отец в доме был.
— Как-нибудь доживем… — сказал Раду устало.
— Когда думали строиться, ты не послушал меня. Сейчас бы среди людей жили, а не на отшибе, — домогаясь своего, сказала Юлия.
— Не мог я идти против воли родителей. Корни нашего рода вросли в этот холм! Село-то раньше здесь было, теперь вой куда ушло: к шоссе, к поездам.
Некоторое время оба сидели молча, каждый думая о своем.
— Кстати, я договорился с бульдозеристом, снесем эту старую халупу, — Раду кивнул в сторону старого отцовского дома.
— Чем рушить старый дом, лучше бы ты башню достроил, — возразила Юлия.
— Всему свое время.
— Уж и людей стыдно. Сколько лет живем, а дом недостроенный! И зачем тебе эта игрушка над домом?..
— Тысячу раз говорил, не игрушка это, а башня.
С вязанием в руках Юлия садится ближе к Раду.
— Мы и так на холме живем. Село все как на ладони. И станция, и железная дорога, и шоссе…
— А с башни будет еще виднее!
Они помолчали, каждый занимаясь своим делом.
— Однажды утром, — прервал молчание Раду, — поднялся я на башню… с детьми Тасии. И мы смотрели… Небо было ясное, солнце только взошло, воздух чистый… И видны были холмы… Один за другим, как паруса, как застывшие волны… И на горизонте, совсем далеко, вроде бы даже корабль поплыл… Правда, его сначала ребята увидели, а я не сразу…
Юлия украдкой следила за ним.
— Бабка Ангелина дом продала, — перешла Юлия к самому главному.
— Ну и что? — спросил Раду равнодушно.
— Ты же знаешь, новая медсестра там угол снимала.
— Ты что затеяла? — спросил он уже подозрительно.
— Да ничего особенного.
— Чужого взрослого человека к нам в дом? — сказал Раду и, громко стуча молотком, начал снимать обручи с пустой бочки.
— Я против твоей воли никогда не пойду. Но ты послушай!
Сняв два обруча, Раду остановился.
— Она уже была здесь… без тебя. Очень ей понравилось, как мы живем. Все говорила: «Как у вас тут хорошо! Все в садах! Далеко от суеты!».
— Вот видишь, чужой человек сразу красоту заметил! А из каких она мест? — спросил он заинтересованно и сел рядом с Юлией.
— Говорила она мне, да я не запомнила, — ответила она, посмотрев ему прямо в глаза, и шепотом добавила: — А знаешь что еще? Родителей у нес нету.
— Родителей нету… Как же это? — спросил он с искренним сочувствием.
— А что, если нам ее… — осторожно начала Юлия.
— Взять?! Юлия!
— На квартиру.
Раду зачерпнул из ведра кувшин воды и жадно припал к нему. Напившись, поставил его на край стола, и кувшин упал на землю. Собирая осколки, Раду рассвирепел окончательно.
— Нет! Привыкнем к ней…
— Мы к ней привыкнем, а она к нам…
Одновременно послышался стук в ворота и лай собаки. Во двор дома вошел мош Тудосе. Он коренаст, как все старые люди, тепло одет, на голове шапка из каракулевого меха. Он слегка прихрамывает, опираясь на палку.
— Эй, Раду! Бригадир! — деловито окликнул он хозяина.
— Проходи, мош Тудосе! — крикнул от крыльца Раду.
— Некогда… — Тем не менее, Тудосе прошел к дому и присел на крыльцо. — Тебя председатель вызывает. Завтра, говорят, дождь перестанет.
— Каждый день передают, — сказал Раду.
— Может, кружку муста выпьете, — предложила хозяйка гостю.
— Мне бы чего покрепче. Ах, не та кровь! Не греет, как раньше… Сырость! Ох, уж эти мои ноги! Как деревяшки. — Старик постучал палкой по ногам. — Не чувствую их. Будь прокляты траншеи, где я их отморозил!
Некоторое время все молчат, после чего опять вступает мош Тудосе:
— Видели вчера по телевизору, как западный немец опять пришел к нам с дружбой да с коммерцией?
— Вот и хорошо, что пришел. Куда же ему деваться-то? — высказал Раду свои соображения.
— А эта хитрюга Англия, — продолжил свои мысли мош Тудосе, — что-то опять крутит носом. Она и во время войны все крутила да вертела. А в этой богачке-гордячке Америке засуха-то какая! Прямо жгет ее вовсю.
— Ничего, мош Тудосе, был бы мир, а остальное пережить можно, — сказала Юлия.
— Дай бог, дай бог… Л то ведь нас, кто пороху понюхал в войне, все меньше и меньше. Сможет ли молодежь и дальше сохранить мир, — сказал мош Тудосе, глубоко вздохнув.
— А почему не сможет? Конечно, сможет, — рассеял Раду сомнения старика.
— А что пишет Нелу из армии? — спросила Юлия.
— А ничего не пишет! — застонал старик.
— Как не пишет? — удивилась Юлия.
— Мне-то пишет, а вот Севастице, паршивец, не пишет.
— Милые бранятся — только тешатся, — сказал Раду, утешая старика.
— Вот ты бы написала и спросила, — заерзал мош Тудосе на стуле. — Разве так можно поступать с девушкой? Ведь они и до армии гуляли, потом переписывались. Девка ждала. А теперь что? Вот-вот демобилизация, и на тебе! Она-то еще здоровается с нами, а родители… — Старик вскочил и начал размахивать руками. — Такой забор поднял сосед Северин между нашими дворами, что и макушки не видать! За одну ночь!
— Все будет хорошо, — сказал Раду, переодеваясь в рабочую одежду.
— Думал, что хоть этот останется возле меня. Хоть кружку воды па старости лет будет кому подать, — никак не мог успокоиться старик. — Остальных-то но полгода не слышу, не вижу. Говорят, и моих парией уважают. Там… Где-то… А кто об этом знает? Вот ты, Раду, молодец. При отце остался. А уж как он гордился тобой!
Бригадир! Уважаемый человек в селе. Твой отец умер спокойно. И глаза ему было кому прикрыть. А умрем мы с Килииой…
Мош Тудосе устало садится.
— Рано об этом думать, мош Тудосе, — упрекнула его Юлия.