Обнимаю ваше одиночество - Прах Вячеслав

Не только нам ненавистники делают больно. Нам – только один раз, потому что второй раз уже близко не подпустим их, а своих родных они убивают целую жизнь, покуда душа не желает себя отмыть.

Нет, не желайте таким душам, что чернее угля, страшной кары и смерти. Жизнь справедлива. Очень справедлива.

Они живут в аду, и их родные живут в аду, и каждый, столкнувшийся с ними, почувствует жар разрушающего пламени и вонь пекла, что внутри.

Не жалейте их – человек приспосабливается ко всему, и, даже будучи лишенным света, он может считать свою жизнь яркой и счастливой.

Пройти мимо и следить за собой, за своими поступками и своей душой.

А они пусть себе ищут врага снаружи.

Обида

Я проснулся с чувством обиды. Это чувство было во мне столь глубоко и громко, что мне трудно было элементарно встать с матраса и пойти умыться, будто невидимые цепи сковали мое тело.

Я был лишен энергии, моя обида, как голодный, всепоглощающий монстр, высасывала всю жизнь из меня: радость, мою страсть к планам и целям. Когда я просыпался и думал о своих планах, я наполнялся силами, уверенностью и стремлением, принимая решение улыбнуться, встать и идти.

Но я лежал, потому что не мог смириться с несправедливостью одного конкретного человека по отношению ко мне. Я не мог этого понять, я не мог этого простить, я не мог больше подпустить его близко к себе.

Старая, казалось, давно пережитая и забытая боль снова начала меня искать, а я охотно шел ей навстречу. Кажется, мне хотелось страдать, иначе я не понимал, почему столько боли во мне, связанной с этой обидой, и почему я прыгаю в эту боль, ныряю, почему она мною так управляет.

Душа начала темнеть, мир начал видеться в другом цвете – в цвете безразличия, серости, боли. Казалось, связь с чем-то высшим (вселенной и своим истинным голосом) была разорвана после того, как я позволил этой обиде овладеть своими мыслями.

Я понимал, что нужно принимать решение вставать и идти вперед, с такой ношей я не приду к своей цели, к ней нужно идти налегке, без тяжести на своем горбу. Нужна энергия, много энергии, а эта тварь пожирает ее, с этой тварью внутри – я себя уничтожу.

Нечестно было бы снова сказать «прощаю», если я не готов простить сейчас, в эту минуту, за эту боль. Мне казалось, что человека нужно просто вычеркнуть из своей жизни навсегда, не давая ему шанса завладеть чем-то большим, чем «Привет, у меня все хорошо».

«Как так, ты не можешь меня простить?»

Да, вот так, дружок, я делаю плохо самому себе и понимаю это. Можно мысленно сказать «прощаю тебя», а через годы проснуться после плохого сна и заживо сгорать от обиды, чувствуя себя инвалидом, прикованным к матрасу, хотя вроде давно уже за все простил и не вспоминал об этом.

Да, так бывает.

Чтобы прощать, нужно себя чувствовать маленькой, безобидной букашкой, тянущейся к свету, воздушным шариком, а не чем-то разъяренным, особенным, напыщенным. И пока я запирал эту боль, эту дорогую моему сердцу обиду в старый, ржавый сундук, возвращаясь к привычным делам, я понял, что есть еще один вопрос в моей душе: откуда взялась напыщенность и как снова стать воздушным шариком и летать так же легко, как это делают мотыльки и пустые пакеты, когда ими управляет ветер.

И, похоже, бывают такие случаи, когда прощать можно не один раз. Делая выбор ради самого себя, будучи легким, как перышко; даже если шрам один, то прощать за него можно больше одного раза, если с первого раза не получается. Но прощать нужно, прощать эгоистично, потому что хочется быть в гармонии с собой и миром, улыбаться, слышать свой собственный голос, ощущать в себе силу, а не уничтожать себя.

Никаких оценок

Не давать никому оценки, не делить на добро и зло – следить исключительно за собой. Как только нарушается это правило – все рушится в одночасье: гармония внутри исчезает, искренность испаряется. Пускаешь в себя обиды, какие-то тяжелые воспоминания, на плечи наваливается груз, ответственность за ошибки других людей, ты их перевариваешь, не принимаешь, начинаешь тяжело дышать, на грудь что-то тяжелое давит постоянно, появляется бессонница, улыбка исчезает с лица, чувствуешь себя отвратительно. Со временем, если не спрыгнешь с этого гниющего состава оценок и обид, сам начнешь поступать так же, как и те, кого осуждаешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да еще и оправдывать себя: я – святой, а они – уроды. Я – жертва/мученик, а они – обидчики. Это нехорошая роль.

Если я думал, что у каждого человека внутри есть палач, который карает внутреннего негодяя плетью за его проступки, то, кажется, ошибался. У одного из ста он может отсутствовать.

Меня разбаловало мое прекрасное окружение. Я слишком болезненно переношу подлость и несправедливость. Нужно принять во что бы то ни стало, что некоторые люди не способны попросить прощения, что они не смотрят на мир моими глазами (не видят причиненной боли) и им глубоко плевать, как они поступили.

Это очень трудно сделать, но мне нужно этому научиться, иначе я буду спотыкаться об этот булыжник, падать и разрушать себя каждый раз, сталкиваясь с какой-то несправедливостью по отношению ко мне и тем, кто мне дорог.

Я показал в «Грубом сексе и нежном бунте», что ненависть, обиды, осуждение разрушают душу. Но я не написал, что, принимая свое окружение, выбирая его, будучи открытым с ними, дружелюбным и честным (не пряча за спиной нож или какие-то неискренние намерения), я становлюсь сильнее, а общение с людьми приносит удовольствие, наполнение меня и их, совместный кайф. Но как только начнешь осуждать, хотя бы одного человека в этом мире, как только позволишь кровоточить каким-то ранам прошлого – теряешь душевное равновесие, спокойствие моментально и остаешься один-одинешенек со своими обидами, укорами.

В бесцветном, безвкусном мире исчезает мотивация просыпаться и идти к своим целям. Все вмиг становится безразлично.

С самыми близкими можешь разделить свой ад, но они не помогут выбраться из этой ямы. Они подадут руку, а ты, будучи тяжелым, как истукан с острова Пасхи, попытаешься вылезти – тебе самому неприятно в этой душевной мясорубке, холодной дыре, – но упадешь обратно, а может, еще и затащишь на какое-то время в яму кого-то из них. Нужно найти в себе силы распрощаться с теми драгоценными мешками обид, чтобы вылезти, это очень непросто, но другого пути нет, чтобы спастись.

Нельзя зафиксировать навсегда радость в душе. Я могу целый месяц просыпаться с хорошими мыслями, быть энергичным, улыбчивым, кайфовать от жизни, себя и людей, а в какой-то момент споткнусь, упаду…

И все сначала.

Помните слова главной героини в «Грубом сексе…»: «Счастье, на мой взгляд, это большой труд. Труд над собой». Я бы дополнил: это еще и борьба со своими страхами, с трусостью, обидами, кровоточащими ранами. Это еще и борьба с поверхностностью (если я не думаю, значит, кто-то думает за меня), с заштампованностью и въевшимися в мозг чужими навязанными мнениями.

Как удивительно: труд или борьба? Наверное, правильно, когда для женщины это труд, а для мужчины – борьба.

Пока я пишу – я живой. Как только я перестаю писать или сам не верю тому, что пишу, не принимаю написанное, оно мне не нравится, значит, что-то не так. Произошел какой-то сбой.

Я теряю связь с собой и с миром. Нужно анализировать, что случилось у меня в жизни за последнее время, что меня разрушает внутри.

Очень важно это отслеживать.

Если я не думаю – значит, кто-то думает за меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если я не анализирую ситуацию, значит, я не имею собственного мнения и готов принять точку зрения другого или говорить теми словами, которые когда-то услышал.

Нет такого человека, который возьмет мою жизнь в свои руки и придет к моим целям.

Красивая

Вы красивая.

Но я видел красивых женщин.

И ваша красота построена на внутренних смыслах.