Адаптированный Гораций - Алексей Годин

II

Зимой, когда замерзает болотоИ можно выйти из сел погонять медведей,Прогуляться немного и пострелять соседей,

Чтоб не стучать о стакан зубамиСамое время вспомнить родную культуру,Водку, наливку и прочию политуру,

Время забыть лозу виноградаИ к корням вернуться, истокам, глубинам,В теле сирокко разлить голубиный —

Время себе заказать погоду,За недостатком печи забраться под одеяло,Вместо свечи поставить сверху бухало

И пережить полгода зимы,Остальное забыв, бестревожноСтав образом жизни, когда она невозможна,

Медленным зноем бредущих в песках Китая,Засыпая, слонов считая,Стужу, мраз бытия, огибая,

Проведя городами псоглавцев,Диких бабищ, в Александрии краях, огнеядцев,Время вывести их к Синаю,

Где под подушкой лежит Израиль,Где-то в ногах непокорно шуршат арабы,Теплое море шумит на остальном пространстве,

Чайки, зимуя не там, над одеялом летают,В Эвбею летят, Ионию, Эолиду,Трепетом крыл печаль разгоняя;

Так и бредут слоны…

III

Не грусти, Катулл, видно, ледняк этот вечный,Раз уж боги судили, тебе уделомБудет до смерти — а ведь глупо перечитьСвоему уделу.

Крепче зубы сожми, поскольку это звучаньеРаспугает муз, приведет несчастье,У тебя не хватит денег и сил на то чтобХотя бы выпить.

Наберись терпения чукчи: в тундреТоже теплые дни бывают,Хотя не во всякой, увы, и десять лет яЛета не видел;

Проще всего говорить: как худо, —Но жизнь одна, и живи достойно,Забудь о холоде, забей трубку,Уже летят чайки.

IV

Страшный зверь лубоед, я тебя не боюсь,Хоть ты и в чаще живешь,Я с собой бутылку возьму,Выпью и буду таков.

Ибо ты боишься вина, иИ бальзама боишься ты; запахЗапах виноградной лозы и травВ тебе вызывает дрожь.

Я с собой булавку возьмуИ, пронзив твой жирный хребет,Возьму у тебя два крыла,Чтобы самому улететь.

V

Не прячь, птенец, свой клюв под крылья,Скажи мне все, что уже знаешь,Как воздух клюв точит, шипя резко,Крича, как чайка.

И лесть и бляди все сего прелестнаго мираУже не взволнуют тебя — пойдешь степенно,Не глядя на ложь, на обманы гнусны,Летом красавиц ноги.

Нету вообще ничего, даже сердца и крыльев,Только твой черный клюв да чего-то значит,А уж затем просторы, дорога, степной ветерИ молодые кобылы.

VI

Унылые беседы с серафимами

Если выйти из дома купить сигарет,

То я сверху услышу знакомый привет.

Не забуду в аду, не забуду в гробу,Я повсюду тебя, милейший, найду,Я повсюду достану, страшон и могуч,Чтобы знал, как парю меж лазури и круч,

Как Я птицу пугаю, взглянув между глаз,Или рыбу, за жабру заткнув ватерпас;То напротив, рудами гремлю под землей,Рудокопов давлю, шелестя коноплей,

Как гляжу Я пластом, серебристой струейВ ледяную лазурь и земное нутро.Расскажу, как все это сверну я в дугуИ никто не посмеет промолвить гу-гу.

Лучше сделай, чтоб не было больше зимыИ избавь мой народ от печальной чумы,Не в аду клацнув зубом, до истин ТвоихИ народу, и мне, что до девок тугих.

Чтоб чукча сеял ананасК Магогу льды отправь в Техас.Чтоб у Снегурочки растаяла слезаПора бы это, двинуть полюса.

Пошли, Господь, в Америку чумуБубонную, а сербов буйных загаси,Всем остальным сверни рогаЧтобы вздохнуть спокойно мне.

Где лугами течет свята лабудаТам услышишь последнее «да».Сдохнешь ты, сдохнут все,Сдохнут все на земле,

Только Я никогда не умру.Пустоты той коруКак водица пройдуИ на небо как облак пойду!

Серафимы мои, серафимы,Птички с крыльями вместо ушей!Вы духовною жаждой томимы,Обличать прилетайте людей.

Мы зовемся, увы, серафимы,Но отнюдь посему не томимы,Проживая не в Пантикапее,Но туманной Кассиопее;Там летает гугнивый сироккоИ ломает нам крылья жестоко,Там играет святая водица,Помавает хвостом кобылица, —Прилетай посмотреть, как струитсяЛедяная соленая…[1]

Проглоти уголек и твердиТу-ру-ру ла-ди-да ди-ла-ди.

Усни, мертвый человек, не тревожь наш дух,Усни, мертвый человек, не тревожь наш слухИ не тревожь себя.

Услышь, вслушавшись, шептанье воды на дне,Усни, вслушиваясь в шелест воды в Неве,Свой молчок не бубня.

Вода движется, струящее никогда…

Ты привыкнешь жить без друзей, подруг,Без надежд на что-либо-нибудь,Твоя жизнь будет проще, чем ад,Ибо ты не захочешь назад.

Ты привыкнешь жить в пустотеСреди тысячи полых тел,Твоя жизнь будет лучше, чем рай,Это будет бесплатный трамвай.

Если даже и выйдешь кудаВсюду будет везде и всегда,Ты бутылку откроешь свою,Ты молитву закончишь свою.

VII Голоса

1-й

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,Я когда-нибудь умру.

Добрый дяденька пилот,Забери меня в полет,Если, сука, не возьмешь,Значит, скоро я умру.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,Значит, скоро я умру.

2-й

Уважаемый пилот,Пропустите в самолет,Если, сука, не возьмешь,Значит, скоро я умру.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,Значит скоро я умру.

3-й

Если ты меня не выручишь, пилот,Если ты меня не пустишь в самолет,То от холода и мраза на дворуЯ зимою следущей умру.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,Я зимою и помру.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,Я зимою и помру.

VIII

Подонки пасть разевают и выдыхают: «Лето»,И ха-ха идиота к лицу и в тему;Гнус встает над болотом, гады ползут на стены,Самое время в петлю.

Мирные чукчи, мы теплых ночей не знаем,Все комары кусают, рядом матросы воют,Ляжешь на землю — геморрой и чего похужеБудут тебе наградой.

Сверху мелькнут, прокричав вья-а-кха,И стремятся к югу обратно чайки.Остановившимися глазамиСмотрю далеко.

Надо смириться и не мечтать о большем.Лучше не думать, что будет дальше,Чем сидеть и ждать смертного часа,Пока не стукнет.

Как освоивший последние два квадратных,Я края родные люблю, я здесь прижился,И в раздольях вязких сырой землеКости свои отдам.

IX

Все на душе моей ангельския трубы,Все надрываются оне, и ей неймется.Но все равно поставь дурацкую пластинку,Чтоб она крыльями махала.

Мусoргского далече забивая,Крути, печаль, верти свою канцону.Когда похабная зима прерветсяЯ подпою тебе, как раньше.

Давай с тобой поселимся в Иране,Там, где в тени чинары реют баобабы,Жара, в чадре стыдливо шастают юницы.Переживем прелестные позывы.

И в жилах бьется ком вина густого,Тяжелое струенье разгоняя.

То ангелы, а то стрекозы, в клювеНесите ящерку. Златая младостьВкушает радость и мученьяИ в тишине любви неловкие движенья.

Помедли; еще раз мы вот что скажем:Перед вами сухое иранское небо,А я навеки пропал для мира и жизниИ вокруг меня ходят гнусные люди…

Летите скоро: рассекая воздухОбжили небо перелетных стаи,Стрекочет ширь звенящими крыламиИ синевы уста смыкаются за нами.

1998 — 1999