Веселая дюжина - Владимир Машков

Со стороны города шел на всех педалях парень в алой майке чемпиона. Он очень уверенно сидел на велосипеде, и я безошибочно узнал в нем Генку. Генка резко затормозил и ловко соскочил на асфальт.

— Я думал, вы уже далеко…

У Генки, конечно, нашлась запасная камера, и вскоре мой велосипед снова уверенно стоял на своих двоих колесах.

И мы покатили уже вчетвером. Впереди — Генка на сверкающем "Туристе", за ним — Семка, Горох и в хвосте — я. Время от времени мы менялись с Генкой местами, потому что первому трудно рассекать воздух. Для этого нужен опытный гонщик. А мы с Генкой были опытными.

И тут снова с нами что-то произошло. Вернее, с Генкой. Потому что он ехал как человек, а потом вдруг рванул, и Семка сразу метров на двадцать отстал. Тогда и Семка поднажал. Что он — неумека, педали крутить не научился? За Семкой помчался Горох, потом и я. В общем, повторилась та самая история, с которой мы начали свое путешествие.

Снова казалось, что ветер вместо нас крутит педали. Снова мимо грохотали грузовики и скользили "Волги". Перед мостом нас нагнала электричка. С ней мы решили потягаться и развили бешеный темп.

Первым его не выдержал Семка. Для начала он нас всех обошел метров на десять, а потом неожиданно свернул на обочину и затормозил. За ним остановились и мы. Мы дышали, как загнанные лошади, а Семка майкой вытирал пот со лба.

— Еще немного, — улыбнулся Генка, — и мы бы ее обогнали. Электричку.

— Ага, — подхватил Колька. — Железно — обогнали бы.

— Нет, если так будет продолжаться, я возвращаюсь домой, — сердито пыхтел Семка. — Куда мы несемся? Я чувствую, что потерял пару килограммов. Мама мне этого не простит.

— Ребята! Я не знаю, что со мной случилось, — оправдывался Генка.

— А вообще, не пора ли обедать? — пробасил Горох.

Оказалось, что все проголодались и не прочь подкрепиться. Мы свернули с шоссе в лесок, выбрали полянку среди пятнистых берез и расположились в теньке.

Когда все немного насытились, Генка обиженно промолвил:

— Если бы она меня не закрыла на ключ, я бы не убежал.

— Кто она? — не переставая жевать, поинтересовался Горох.

— Мама… — объяснил Генка. — Я у нее попросил разрешения поехать с вами, а она накричала на меня, заперла на ключ и ушла на работу.

Генка очень переживал, когда все это рассказывал. Еще бы — дело нешуточное — первый раз в жизни сбежал от мамы. Совсем другая песня, когда второй раз сбежишь или как я — не сосчитать даже. А первый раз — трудно. С непривычки. Но надо же когда-нибудь начинать?

Интересно, а как Генка удрал? Их квартира на седьмом этаже. Неужели вылез через окно, а потом на крышу? Или как?

— Взял проволочку, сунул ее в замочную скважину, повертел немного, и дверь отворилась, — спокойно ответил на мой вопрос Генка.

Ну и мастак! Такой парень из любого положения найдет выход. Нет, без него нельзя было и думать о путешествии.

Я поглядел на ребят: никто уже не жевал. Все сидели, объятые тоской и печалью. Повесил нос и Семка. Думает, наверное, как там мама честит его. Загрустил и Горох. Кольке опасаться нечего. Он единственный, кто отпросился у матери, но так и не открыв ей всей правды. Он сказал, что поедет на электричке к бабушке в Зеленое. И сейчас Колька хандрил за компанию.

— Ну что ж, — промямлил я тоном человека, у которого нет иного выхода, — давайте вернемся, бухнемся в ножки, покаемся…

— Ни за что! — воскликнул Генка. — Едем до конца.

— Ни за какие коврижки, — завертел головой Семка. — Только до конца.

— А я туда, куда и вы, — развеселился Горох.

— Надо им хоть раз доказать, что нам уже не пять лет и что мы совсем взрослые. — Генка разошелся не на шутку.

Я вообще замечал, если тихони во что-то упрутся, их с места не сдвинешь. Тверже скалы стоять будут.

Мы с новыми силами принялись за обед, как вдруг Горох завопил отчаянно, будто его режут:

— Сема! Стой!

Семка замер. Мы не двигались.

Колька схватил Семку за руку, в которой был зажат кусок ливерной колбасы. Мой друг только что собирался отправить его в рот. Забрав у Семки колбасу, Горох мрачно произнес:

— Это все, что у нас осталось.

Семка со злостью сплюнул:

— А я думал…

Что думал Семка, мы так и не узнали. Его слова канули на самое дно нашего громового хохота. Я стонал и вопил от смеха, Генка тоненько всхлипывал, Горох ревел, как медведь. Разобрало и Семку. Он упал на спину и, повизгивая, дрыгал ногами.

Мы хохотали, хотя остались без еды, а впереди была дорога и дорога. И тогда я понял, что мы вместе поедем очень далеко и что нам вообще ничто не страшно. Тем более, когда Горох пообещал:

— К вечеру доберемся до Зеленого, а там отведаем бульбочки с кислым молочком.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

В КОТОРОЙ НА НАС С ЛЮБОПЫТСТВОМ ГЛЯДЯТ ЗВЕЗДЫ

И снова — дорога. Но уже не шоссе, а лесная. Дорога была хорошей наполовину. Когда мы спускались с горы, ничего лучшего от дороги мы не желали. Ну, а когда преодолевали подъем, приходилось спешиваться и толкать перед собой велосипед.

Нашим проводником был Горох. Это он сказал, что хватит плестись по шоссе, ведь жара неимоверная, и неужели мы хотим расплавиться, как асфальт. Мы, конечно, этого не хотели и охотно свернули на лесную дорожку, на которой, как уверял Горох, через два оборота колеса и появится деревушка бабушки. А там и долгожданная бульбочка с кислым молочком. Но колеса наших велосипедов наверняка совершили по сто тысяч оборотов, а деревни с бабушкой и бульбочкой все не было.

Солнце из рыжего превратилось в огненное и стало похоже на вареного рака.

Я понял, что пора думать о ночлеге. Тем более, что от Гороха уже нельзя было добиться ни бе, ни ме, ни кукареку. А на привале он уселся вдали от всех и стал задумчиво изучать небо.

— Ты решил по звездам дорогу найти? — вежливо спросил я.

— Какие звезды? Какая дорога? — притворился непонимающим Горох.

— Нас тоже волнует, какая дорога ведет к твоей бабушке и обещанной бульбочке с кислым молочком, — произнес я.

— Валерка! — Колька поглядел на меня виноватыми глазами. — Я потерял дорогу. Все они какие-то одинаковые, и там были березки, и пригорок этот был, и вот та яма.

— Будем бить или простим? — обратился я к Семке и Генке.

— Будем бить. — Ребята угрожающе зашевелились.

— Я же не нарочно, — испугался Колька и, не вставая, начал отползать подальше от нас, торопливо отталкиваясь длинными ногами.

Но Семка и Генка и не думали вскакивать. Они здорово устали и лежали, задрав на рюкзаки ноги в пыльных кедах.

— Тебе повезло, — сказал я Гороху. — Ребята не в форме.

Я поглядел на солнце. Оно осторожно спускалось по березкам на землю, чтобы заснуть до утра. Солнце сейчас было похоже на монтера, который, окончив работу, слезает со столба.

— Сема и Гена! Выбирайте быстрее место для палатки, а мы с Колькой пойдем собирать хворост для костра, — скомандовал я. Едва мы успели поставить палатку и разжечь костер, как солнце покинуло нас до утра.

С унылыми физиономиями мы расселись вокруг костра. Всем хотелось есть. Но никто не собирался первым признаться, что он ужасно голоден. Поэтому и костер, лихо стреляющий сучьями, нас не веселил.

Я глядел на костер и на ребят, и оттого, что я долго глядел, мне стало казаться, что мы — это не мы. То есть мы — это мы, это Семка, Генка, Горох и я. Но мы уже не мальчишки, тайком удравшие от своих лучших в мире мам, а полярники на льдине в океане. Мы решаем, как быть дальше. Минуту назад наша льдина с ужасным треском раскололась пополам, и все припасы утонули. Есть выход — мы можем покинуть льдину на вертолете, но тогда нам не удастся спасти научные приборы и все, ради чего мы мерзли так далеко от дома. Мы не знаем, на что решиться, но мы спокойны, потому что мы настоящие мужчины.

А потом мне стало казаться, что мы уже не на льдине, а сделали привал в знойной пустыне. Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь.

Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово захотелось пить. Глянул на ребят — они облизывали пересохшие губы. Наверно, им тоже привиделась знойная пустыня.

— Сейчас бы глоточек воды, — тягуче проныл Горох, — ужасно пить хочется.

Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем.

И на ночевку мы остановились неудачно — ни реки, ни ручейка поблизости.

Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги.

— Эх вы, полярники! — сказал я и отпил глоток. — Эх вы, пустынники! — сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг осушили флягу.