Портфель чемпиона - Тамара Чинарева

Роман открыл дверь лаборантской и вздрогнул. Ему улыбался скелет Вася.

Глава 2

Была замечательная весенняя пятница. Фоторепортер областной газеты Артур Воронухин сидел на скамейке возле автобусной остановки и наблюдал жизнь. На животе у него висел фотоаппарат с огромным объективом, готовый в любой момент запечатлеть что-то необыкновенное. Это необыкновенное должно было быть и веселым, и весенним, чтобы развернул человек воскресный номер газеты и настроение у него сразу стало хорошим.

Но жизнь вокруг была обычной, как вчера и позавчера. Синяя машина привезла молоко в магазин напротив. Пирамидки пакетов в проволочных корзинках. Вот если бы молоко привезла лошадь в белой панаме и с гривой, заплетенной в косички… Вот это был бы кадр! Лошадь с косичками и светофор. Вчерашний и нынешний день на одном снимке.

Воронухин с досадой отвернулся от неуклюжего синего фургона. Он посмотрел в небо. Но вместо весеннего высокого купола, устланного легкими, как лебединые перья, облачками, он увидел прямо над собой ворону. Она сидела на корявом суку и чистила перья. У фотокорреспондента настроение испортилось из-за этой вороны. Потому что он вспомнил, как совсем недавно учился в школе и его дразнили «вороной». Из-за этого Артур терпеть не мог свою фамилию. Он начал уважать ее только тогда, когда увидел впервые напечатанной под снимком в газете. Фотокорреспондент задумался и не заметил поливальной машины. Все граждане заметили и отступили за скамейку, грязная вода осела на брюки Воронухина, отглаженные до тугих стрелок. Он подскочил. Хотел крикнуть поливальной машине что-нибудь обидное, но фотоаппарат стукнул его по животу, напомнив, что Воронухин не просто человек на скамейке, а при исполнении. И крик стих до тяжелого вздоха.

Артур уже решил махнуть на необыкновенное и пойти к цирку, где молодая девушка возле фонтана продавала цветы в прозрачных целлофановых кульках. Он уже сделал несколько шагов в сторону цирка, как увидел, что с противоположной стороны улицы идет собака. Она сосредоточенно ступает на полоски «зебры» и несет в зубах портфель. На солнце поблескивают два замка и ромбик с дарственной надписью. Забыв про мелкие неприятности, Воронухин бросился навстречу собаке, по пути вглядываясь в лица идущих рядом с ней людей. Хозяин портфеля представлялся ему обязательно стареньким — доктором или профессором с зонтиком-тростью. Идет он по городу со своим четвероногим другом… Правда, в собаке не было должного благородства. Широкогрудая, рыжая с черными подпалинами, крепкими кривыми лапами и грязной шерстью на животе, едва ли у нее в роду были рекордсмены собачьих выставок. Собака уже собиралась ступить на тротуар. Воронухин опустился на одно колено, выстроил кадр и чуть было не щелкнул, как собака развернулась и направилась обратно. Воронухин бросился следом, но не заметил, как на светофоре мигнул желтый и зажегся красный свет. Лязг автобусных тормозов и милицейский свисток прозвучали одновременно.

Воронухин боялся потерять собаку. Она стояла на островке безопасности, повернувшись к нему хвостом.

Автобус двинулся дальше. К окнам прилипли пассажиры, расплющив о стекло носы — им собственными глазами хотелось увидеть человека, который чуть не попал под колеса. Они увидели не только Воронухина, но и постового милиционера рядом с ним.

— Разве вас не учили в школе, молодой человек, что нельзя перебегать улицу под самым носом у машин? — строго спросил милиционер.

— При чем тут школа… — огорченно махнул рукой Воронухин. — Ушла из-под самого носа… Какой кадр…

Он так горько сказал это, что милиционер подобрел. Он дружески наклонился к Воронухину и шепнул, показывая глазами вслед девушке со спортивной сумкой через плечо:

— Значит, не судьба… Вам еще предстоит встретить одну-единственную… Я на этом перекрестке четыре года стою и, поверьте, жизнь знаю…

— Какую единственную? — не понял Воронухин.

— Понятно, какую? — подмигнул милиционер. — Девушку…

— Какую девушку… — Воронухин ткнул себя в живот, где висел фотоаппарат. — Собака с портфелем! Шла через дорогу роскошная собака с роскошным портфелем в зубах… Я третий день ищу кадр для воскресного номера!

— А-а-а… — уважительно кивнул милиционер. — Чего же молчали-то… Знаю я вас, корреспондентов! Лихие люди! Я одного как-то осенью с крыши троллейбуса снимал. Залез улицу сверху сфотографировать, а слезть не может… А собака-то какая? Я тут многих знаю…

— Вон… под деревом сидит… — махнул через дорогу Воронухин. — Рыжая!

Милиционер прищурился, разглядывая собаку и сказал:

— Это Нюшка. Ничего пес, симпатичный… Но для газеты можно и получше найти. У меня у самого сеттер…

— Дело не в красоте… Она портфель через дорогу несла…

— Это она кому-нибудь из ребятишек. Ну, если уж вам именно Нюшка понравилась, сейчас все организуем.

Милиционер вышел на середину улицы и поднял вверх полосатую палочку. Машины урча остановились. А он сказал собаке в мегафон:

— Нюшка, вперед!

Воронухин опять опустился на колено и несколько любопытных граждан пристроились за спиной. Но собака сидела под деревом возле портфеля и не собиралась никуда идти.

— Нюшка, бессовестная твоя морда! — крикнул милиционер. — Ты роняешь честь нашего переулка! Сказал, иди!

Слова про честь переулка разбудили Нюшкину совесть. Она нехотя встала, взяла портфель и направилась через дорогу. Воронухин успел щелкнуть восемь раз, пока Нюшка не добралась до тротуара и не припустила в сквер.

— Ну как? — спросил милиционер сквозь шум мчавшихся по улице машин.

— Спасибо… — улыбнулся Воронухин.

— Когда читать?

— В воскресенье!

Глава 3

В квартире Бабуриных царил страшный переполох. Начался он с того, что бабушка узнав, что у Ромы украли портфель, выронила из рук супницу из саксонского фарфора. Супница была старше бабушки. На перламутровом боку — картинка: пастушка в черном корсете и пастушок с дудкой танцуют на зеленом лугу. Бабушка смотрела на эту картинку и вспоминала свою молодость.

Когда понурый Рома приплелся домой, бабушка как раз несла суп из кухни в комнату. Она сразу догадалась про неприятности, по Роминому лицу. И бабушка осторожно спросила:

— Ромашок? Ты никогда не опаздывал к обеду… Что-нибудь случилось?

Рома без всякой психологической подготовки, даже не пододвинув бабушке табуретку, бухнул:

— У меня украли портфель…

Три слова обрушились на бедную бабушку, как шквал, как буря, как землетрясение. Руки ее разжались, и супница из саксонского фарфора рухнула на пол. Звон осколков сопроводил фейерверк из вермишели. Куриная нога взлетела на туалетный столик перед зеркалом. Пастушка навсегда разлучилась со своим пастушком.

На шум вышел дедушка. Он протер очки краем фланелевой рубашки, увидел Рому в облепленных вермишелью брюках и спросил:

— Два по физкультуре? Планку сбил?

Дед знал, что со спортом Рома не в ладах.

Бабушка не дала внуку рта открыть.

— Если бы планку… — плачущим голосом сказала она. — У мальчишки портфель украли…

Дед рухнул на полку с обувью, сплющив выходные мамины туфли.

Ромин портфель был необыкновенный. Из настоящей крокодиловой кожи с двумя замками и металлическим ромбиком на крышке, где были выгравированы торжественные слова: «Роману Бабурину в день первого юбилея». Портфель подарили Роме год назад, летом, когда ему исполнилось десять лет.

— На тебя что — напали хулиганы? — спросила бабушка, все еще стоя в луже супа.

— Надо было вцепиться в ручку и кричать! — перебил ее дед. — Были же там, наверное, дружинники или какие-нибудь взрослые…

— На меня никто не нападал… Портфель лежал на стуле, а потом исчез…

— Кто-то сбаловал… — возмутилась бабушка. — Завтра пойду и всем хулиганам оборву уши. Учится человек, старается, нет… надо подножки ставить. Куда дирекция смотрит!

— Уши она оборвет… — хмуро заметил дед. — Лучше вермишель смети веником. — Он взял с туалетного столика куриную ногу и стал ее задумчиво обгладывать. — Ладно… Будем жить дальше…

— А как мне уроки завтра учить? — прохныкал Рома. — В портфеле учебники, тетрадки…

— Не падай, внук, духом! — приказал дед, натягивая суконные боты. — Если дед берется за дело, оно будет в шляпе!

И он заглянул на дно старой шляпы, где когда-то сияла атласная этикетка с таинственным словом «Париж», которая превратилась с годами в засаленную тряпочку. Дед водрузил шляпу на голову и бросил на ходу: «Я в школу…»

— Ромашок… — беспомощно сказала бабушка. — Может, отца с фабрики вызвать, или мать…

— Не надо… — устало ответил Рома. Он наступил носком одного сандалия на пятку другого, разулся, ступая на сухие островки среди моря разлитого супа.