Записки гитарного хардгейнера - Михаил Русаков

А ведь это все равно, что освоить три похожих, но разных инструмента! Но! Лучше учиться «с нуля» у правильного учителя, чем потом переучиваться. Это правило работает «от» и «до». От «кузнечика» до Building the Church Стива Вая.

А вот то, что я начал свою гитарную карьеру с «кузнечика» а не с аккордового аккомпанемента, кажется, наложило отпечаток на всю оставшуюся жизнь. До сих пор мне нравится больше солировать, чем аккомпанировать. И пусть я здесь не серьезен, но в целом это — еще одна серьезная проблема, о которой скажу позже.

4. Последнее детское. И опять полусерьезно… хотя, кто знает… Я конечно отдаю себе отчет в том, что в моей юности и молодости «кастомайзинг» в отношении гитар был вынужденным. Ну, попросту гитар нормальных не было. То, что выпускал советский «гитарпром» иначе как идеологической диверсией назвать было нельзя — ну чтоб не играли, чтоб никому не повадно было! А когда в магазины отправлялись шикарные по тем временам «демократовские» инструменты — так мы называли гитары из дружественных нам тогда стран просоветского восточно-европейского блока — чешские «Иолана», или ГДР-овские «Лид стары», то они чаще всего и до прилавка «Культтоваров» не доходили. Раскупались перекупщиками еще со склада.

Фирменные же инструменты, неведомыми дорогами переправленные за железный занавес, стоили баснословные деньги. «Фендер стратокастер» — от полутора тысяч советских рублей, «Гибсон» — от двух. Новая машина стоила от пяти. А зарплата была примерно одинаковой у всех — 150 рублей в месяц, плюс-минус.

Я слышал, что свой красный «Гибсон» тот же Валерий Гаина купил тогда за 4 тысячи. И это очень походило на правду.

Валерий Гаина (слева) с тем самым красным Gibson. Чудом уцелевшая фотография из 80-х.

Ну, это я забежал сильно вперед. А пока мне еще лет 10–11.

И вот начало этой истории. К слову сказать, у нас дома, кроме баяна, была и неплохая коллекция пластинок (да, виниловых!) с классической музыкой. И как-то среди них оказалась серия «Американская сельская музыка», выпущенная советским концерном «Мелодия». Под этим названием скрывалась кантри. Кантри мне ужасно нравилась, но сейчас не столько о ней.

Среди развеселых звуков американского колхоза я выделил странное переливчатое звучание неизвестного советской науке инструмента, явно инопланетного происхождения.

Не помню, каким путем, но этот инструмент был мною опознан, как банджо, и даже найдена картинка с его внешним видом.

Банджо удивительно походило на кастрюльку с длинной ручкой — грифом.

Видимо, любовь к струнным щипковым засела во мне сразу же после «кузнечика» грифом вправо. Ибо я решил, что непременно хочу себе что-нибудь такое. А гитары дома тогда еще не было.

Купить что-либо где-либо — эта мысль, как полностью безнадежная, была отметена, не успев появиться. И так появился на свет первый инструмент, сделанный собственными руками.

Толчком к его изготовлению послужила вспышка инженерной мысли, которая меня озарила при изучении рисунка круглого корпуса американской балалайки.

Тут для современной молодежи необходимо сделать пояснение. Сегодня муку никто не просеивает — она уже с завода идет без комков и посторонних включений. А в то время в каждом доме было распространено приспособление, называемое «сито». Это круглое решето с мелкой сеткой, через которое мамы и бабушки просеивали муку — чаще всего прямо на стол или на специальный лист фанеры, на котором же раскатывали и складывали пельмени.

Я быстро сообразил, что оторвав сетку, я получу почти готовый корпус. И это было гораздо проще сделать, чем громоздить сложный гитарный резонатор.

Мамино сито было обречено. К получившейся обечайке я выпилил лобзиком две круглых фанерных деки (доску для пельменей я все же пощадил). В верхней деке вырезал два эфа, как у скрипки, а между эфами по оси грифа для компенсации натяжения струн с внутренней стороны приклеил брусок.

Гриф выстрогал из доски. Под нижний порожек был приспособлен алюминиевый уголок. Мензуру и разметку под лады я снял линейкой с мандолины, что хранилась у школьного товарища. На ней было восемь парных струн, но я рассудил, что хватит и четырех. Колки были гитарные.

Неведомый инструмент, функционально более всего напоминающий неизвестное мне еще тогда укулеле, был собран со всей тщательностью и большим запасом прочности. Единственная трудность, с которой я столкнулся — это были лады. Все, что мне тогда было доступно — медная проволока. Отковав ее молотком, и сделав пропилы, я всадил куски ладов на клей. Правда, моего терпения хватило, по-моему, штук на пять, не больше.

Как правильно настраивать — мне тоже было неведомо. Правда все ж как-то настроил, и что-то играл. Наверное, что-то подобное играли бы черные рабы на хлопковых плантациях, на своих первых бренчалках из высушенной тыквы — будь они воспитаны на Иосифе Кобзоне и Муслиме Магомаеве… плюс немного «американской сельской музыки».

К чему все это? Да к тому, что видимо с той поры, я не мог нормально играть ни на одной гитаре, чтобы предварительно в нее не «залезть» и основательно в ней не поковыряться. Это было какое-то болезненное пристрастие — желание вечного апгрейда. До того, что я меньше играл, а больше делал и переделывал.

Приступы гитарного «кастомайзинга» со мной происходят и по сей день.

Я не говорю, что делать что-то своими руками — плохо. Нет. Просто нужно знать меру. Посмотрите на «Франкенштейна» Эдди Ван Халена. Дядя явно не заморачивался — «я ее слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила». Слепил, но играть то не забывал при этом! И отлично играть! Свой первый инструмент, на котором писались первые альбомы Extreme, Нуно Беттенкурт тоже сляпал из каких то запчастей. Но он же смог остановиться, и использовал получившееся «весло» по назначению, а не как полигон для вечных улучшений. Я уж молчу про Брайана Мэя, и его «Топор»..

Дело в том, что многие современные ребята часто думают, что это они сейчас неважно играют, потому что у них гитара так себе. Made in Indonesia. А вот, мол, когда они прикупят себе американский «Гибсон» или ESP или еще что-нибудь фирменное-крутое-дорогое — жизнь сразу изменится. А пока, в ожидании новой лучшей жизни, они постоянно меняют датчики, и заодно стараются играть на своей «палке» поменьше — а вдруг «коцку» поставишь? Продажная цена тогда снизится, и вожделенный «волшебный гитар» станет еще на пару тысяч дальше. Да нет никакой волшебной гитары!

В мое время музыканты говорили: «Не имей Амати» а умей лабати» Примечание.