Паф - Марина Сергеевна Айрапетова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как на зло в этот день ему дважды совали под нос срочные рукописи. Одна дурее другой. Слава богу, короткие. Не всегда, как оказывается, краткость родственница таланта.
Рабочий день подходил к концу. ПаФ поспешно собрался, упаковав рукопись в портфель, и, на редкость рано, если не сказать, что раньше всех, выскочил на улицу. Расстояние до дома он преодолел с лёгкостью птицы. К счастью дом был пуст! Едва раздевшись, ломая все свои многолетние привычки, уселся на диван и рывком вытащил рукопись из портфеля.
Так, где он остановился? И он вдруг почему-то начал перебирать в памяти свои события в жизни. Недоуменно задумался, пытаясь закрыть книгу личных воспоминаний и не переставая листать рукопись в поисках своей остановки. Наконец нужная страница ему попалась на глаза. Обычно, в такой ситуации он отложил бы ее и достал бы из портфеля стикер, дабы впредь избежать подобной потери. Но на этот раз все с самого начала пошло не так.
ПаФ углубился. Действие в рукописи текло медленно и тягуче, что очень соответствовало характеру героя. Почему-то ПаФу начинало казаться, что буквы, где речь шла об основном герое, начали слегка двоиться, а отвлеченный текст выглядел как обычно. Он начал осматривать окружающие предметы, вроде все нормально. Вдруг взгляд нечаянно опустился на ногу. Двоится! Он посмотрел на руку, тоже…. ПаФ встал и нерешительно направился к зеркалу в коридоре, в нем можно было увидеть себя в полный рост. Медленно нащупывая выключатель, ПаФ, надеясь все ещё на переутомление, включил свет и подошёл к зеркалу. Но именно в этот момент, как ураган, в квартиру влетела запыхавшаяся Лёся. Раздеваясь и швыряя вещи по дороге, она пронеслась на кухню, и в общем потоке принесло туда и ПаФа. Начав свой обычный сумбурный монолог ещё от двери, она не замолкала и на кухне, при этом не прекращая набивать себе рот разной всячиной, шуруя в холодильнике. ПаФ осторожно заглядывал ей в глаза и при этом постоянно пытался попасть в ее поле зрения. Ему было и страшно, и в то же время хотелось проверить свою мучительную загадку. Но Лёся, как обычно, была весела, резва, суетлива и, похоже, ничего не замечала. Но спросить он не решался. При одной только мысли, что догадка подтвердится, какой-то острый озноб пробегал по всему позвоночнику к затылку и охватывал обручем от уха до уха голову.
Вскоре ураган, как обычно, стих, Лёся куда-то унеслась, утягивая за собой горьковатый аромат своих духов. «Снова Она все побросала!»– подумал ПаФ. И тут же кольнуло в висках: «Она! Я где-то это уже видел…». Догадка начинала обретать материальность, она как будто бы ходила рядом с ним и задумывалась о том же. Он стоял в коридоре, все ещё не решаясь подойти к зеркалу. Нет, сегодня он этого вообще не будет делать! Сначала пусть новая картина его мира выстроится в сознании – решил ПаФ.
Наконец ПаФ взял себя в руки и сел на диван рядом с рукописью. Он смотрел слепым взглядом на листы и просто их перекладывал. Но в голове почему-то по порядку всплывали картины из прожитой им жизни. Там не было ничего интересного, но это была его жизнь, и ПаФу именно поэтому все это было не скучно, но очень себя жалко. И тут ПаФ понял, что он все это читает в этой рукописи. Это его смутило, но он решил продолжать, преодолевая неприятное ощущение от удвоения букв. Он даже к этому начал привыкать. Вот только неприятно становилось, когда собственная удвоенная рука удвоенными пальцами перекладывала лист. Теперь он как-то одновременно существовал здесь на диване с рукописью и там, внутри этой рукописи. А как только он откладывал листы в сторону эти двое сливались в одного него. Ещё его начала сильно раздражать Она. Она была подана в рукописи с любовью и с явным восхищением. Эта, с позволения сказать, писатель просто восхищалась ее неординарностью, ее вовсе не раздражал, а умилял эгоизм и полная независимость своей героини. Им обеим было совершенно наплевать на мужчину, который существовал рядом. И тут ПаФ почувствовал себя един целым с «Он». Догадка, которая ходила с ним тенью, обрела вес и уже сидела с ним рядом на диване.
ПаФ собрал поспешно все листы, переместился за стол и начал править. Одной из основных правок было то, что везде Он было исправлено на ПаФ, а Она соответственно стала Лёсей. Ему теперь было совершенно наплевать, что он нарушает авторские права, и что это даже не входило в его профессиональные функции. Это была его жизнь, его судьба! К черту рукопись, она в общем-то посредственная. А вот его жизнь! Что делать с ней?! Так не может больше продолжаться, он не хочет просто двоиться. Ведь так можно и начать троиться и так далее. Нет! Я проснулся, я вижу себя. И я хочу, чтобы все меня тоже видели!
Павел Фёдорович закрыл рукопись и положил ее в портфель. Потёр глаза, почесал затылок, встал из-за стола, потоптался на затёкших ногах. Немного сутулой и усталой походкой прошаркал к окну. Утро уже смотрело на него во все глаза. Он резко обернулся, посмотрел на часы. Ого, уже скоро выходить! И он рванул делать все, без чего ещё ни разу не проходило его утро.
В редакцию спешил опять все тот же ПаФ, по дороге он обмозговывал как быть. Оставить свою правку или убрать?
Сегодня утром он попробовал быть живым. Трудно! Трудно с длительной непривычки это делать. Но если сегодня получится рискнуть и оставить свою правку, то завтра он ещё раз попробует ожить. Ведь даже тренированным спортсменам для прыжка даётся три попытки. А значит все ещё вперёди…
Глава 2. Одиночество
В Лёсиной жизни произошли перемены. Человек, с которым она жила, ей стал вдруг неудобен. Нет, сначала все было очень даже здорово. Он прекрасно заполнял собой в квартире свободное от неё самой пространство и при этом совершенно не мешал. В доме всегда было светло, нагрето, когда она туда влетала. Что ещё ее очень устраивало, так это то, что им не выдвигалось никаких претензий. Да, и ещё! В холодильнике всегда было что-то, чем можно было
