Абсолютная память - Дэвид Балдаччи

Нужно только отыскать точку равновесия. Однако есть ли хоть какое-то равновесие в том, чтобы лишить себя жизни?

По-прежнему держа пистолет у виска, он достал телефон, набрал 911, назвал свою фамилию и номер жетона, двумя короткими предложениями описал убийство трех человек. Потом уронил телефон на пол.

Внизу был Джонни.

Дальше по коридору — Кэсси.

Здесь, в туалете, была Молли.

И внезапно, без предупреждения, Декер увидел все очерченным самым жутким оттенком синего. Тела, дом, всю ночь. Пузырь синего; он был повсюду. Амос задрал голову к потолку и выкрикивал ругательства, вкладывая в них всю ярость и боль утраты. Проклятые цвета, даже сюда они влезли. Почему он не может побыть нормальным хотя бы раз, когда ему так больно? Декер опустил голову и сидел на полу с пистолетом у виска, больше в нем не осталось ничего. Он был готов умереть, готов присоединиться к ним.

Но по какой-то причине, не известной даже ему самому, Амос Декер не нажал на спуск.

Так его и нашли копы, прибывшие через четыре минуты.

Глава 2

Парковая скамейка выкрашена красным.

Неуютный, резкий осенний холод тянет зиму.

Амос Декер сидел на скамейке и ждал.

Перед ним пронесся воробей, едва увернулся от проезжающей машины, взмыл вверх, поймав поток воздуха, и умчался. Декер отметил марку, модель, номерной знак и описание внешности всех четырех человек в машине. Муж и жена спереди, ребенок в детском кресле — сзади. Рядом с ним сидит другой, постарше. Лет десять. На заднем бампере наклейка: «Мой ребенок на Доске почета учеников Торнкрестской школы».

«Поздравляю; ты только что сообщил всем психам, где нужно ловить твоего умничку».

Затем к ближайшей остановке подкатил автобус. Декер пробежался по нему взглядом, делая те же заметки. Четырнадцать пассажиров, большинство — хмурые и усталые, хотя сейчас только полдень. Один энергичный, ребенок. Он крутился рядом со своей измученной матерью, которая обмякла на сиденье, держа на коленях пухлую сумку. Водитель была новичком, ее лицо стягивало напряжение. Даже гидроусилитель мало помогал ее борьбе с рулем, а в поворот она вошла так медленно, словно автобус катился по инерции.

Над головой набирал высоту самолет. Он летел достаточно низко, чтобы Декер отметил: «Боинг»-737, «Юнайтед эйрлайнс», судя по законцовкам крыла — последняя модель. Вместе с числом 737 выскочил цвет — серебро. Само число 737 для разума Декера было красивой смесью. Изящное, серебристое, быстрое, как пуля. Все, что начиналось с семерки, вызывало у него такую реакцию. Он высоко ценил «Боинг» за то, что номера всех его самолетов начинались с семерки.

Мимо прошли двое молодых людей. Замечено, записано. Один старше, крупнее, альфа, второй — подпевала, чтобы было кого шпынять и посмеиваться. Следом Декер отметил четырех детей, играющих в парке через дорогу. Возраст, категория, серийный номер, ранг и иерархия — все выстроено уже к шести годам, как у стаи волков.

Сделано.

Следующий номер — женщина с собакой. Немецкая овчарка. Не старая, но с больными бедрами. Вероятно, дисплазия, часто встречается у этой породы. Занесено в каталог. Мужчина треплется по смартфону. Костюм от «Зегны», на туфлях с тонкой подошвой буква G — «Гуччи». На левой руке золотой браслет с камушками, похож на кольца Суперкубка.[1] На правом запястье часы «Зенит» за четыре тысячи долларов. Для профессионального спортсмена низковат и плохо сложен. Для типичного наркоторговца слишком хорошо одет. Возможно, менеджер хедж-фонда, продажный адвокат или застройщик. Отложено в памяти.

На другой стороне улицы закатывают в специальный микроавтобус пожилую женщину в инвалидной коляске. Ее левая половина не работает, паралич лицевого нерва, тоже слева. Инсульт. Задокументировано. У ее сопровождающего небольшой сколиоз с плоскостопием. Отпечатано.

Амос Декер замечал все это и многое другое, а его разум сортировал увиденное. Делал выводы, те или иные. Временами предполагал. Иногда догадывался. Все это ничего не значило — он занимался этим, чтобы занять время, пока ждет. Все равно как считать цвета. Просто чтобы занять время.

Он лишился дома — изъятие банком. Их с Кэсси зарплат едва хватало на платежи. Одна его зарплата — полная безнадега. Амос пытался продать его, но кто же захочет жить в доме, залитом кровью?

Несколько месяцев он снимал квартиру. Потом комнату в мотеле. Затем, когда у него поменялась ситуация с работой, он переехал на диван друга. Когда друг стал менее дружелюбным, Декер перебрался в приют для бездомных. Когда финансирование приюта сдулось и тот закрылся, Декер «разменялся» на спальный мешок в парке. Потом, когда мешок износился, а копы стали вытряхивать бездомных из парка, — в картонную коробку на парковке.

Амос упал на самое дно. Обрюзгший, грязный, заросший, с дикой бородой, он выглядел как человек, который живет в какой-нибудь пещере и замышляет заговор с инопланетянами. Декер и вправду был таким, пока однажды утром не проснулся на парковке «Уолмарта», глядя на логотип «Джорджия-Пасифик» внутри картонной коробки, и испытал захлестывающее душу прозрение: увидь его сейчас Кэсси и Молли, им было бы чудовищно стыдно.

И потому он почистился, поработал там и сям, занимаясь всякими странными делами, пока не сэкономил пару долларов, перебрался в комнату в «Резиденс Инн» и вывесил свою табличку частного детектива. Он брался за все дела, которые попадались; по большей части не доходы, а расходы, работа за так, но это было что-то. А ничего большего ему не требовалось.

Это было бессмысленное существование, но, по правде говоря, он и сам был бессмысленным. Борода все еще была густой, волосы — спутанными, лишний вес тоже никуда не делся, но теперь он носил довольно чистую одежду, да и душ принимал, иногда даже пару раз в неделю. И больше не жил в коробке. По его мнению, прогресс всегда следовало измерять в дюймах, особенно когда твоих успехов не хватает не только на ярды, но даже на футы.

Декер прикрыл глаза, отсекая наблюдения последних минут, хотя картинка все равно оставалась на месте, будто киноэкран изнутри век. Она всегда будет там. Ему часто хотелось забыть то, что он только что видел. Но все, попавшее ему в голову, записывалось несмываемым маркером. При нужде он мог вызвать эти воспоминания, а иногда они выскакивали сами. Первое было полезным, второе бесконечно раздражающим.

В ту ночь копы отговорили его съесть пулю из собственного пистолета. С тех пор Декер много раз задумывался о самоубийстве. Столько раз, что, еще работая в полиции, он сходил на терапию, надеясь справиться с этой маленькой проблемкой. Он даже стоял перед кругом таких же суицидников.

«Меня зовут Амос Декер. Я хочу убить себя. Точка. Рассказ окончен».

Он открыл глаза.

Пятнадцать месяцев, двадцать один день, двенадцать часов, четырнадцать минут. Из-за того, кем он был, перед мысленным взором все время тикали часы. Столько времени прошло с тех пор, как он нашел у себя дома три тела, с тех пор, как его семью стерли. А через шестьдесят секунд будет пятнадцать минут плюс год, месяцы и дни. Так оно и пойдет, все дальше и дальше.

Декер посмотрел на себя. Четыре года футбола в колледже, потом — профессионал, правда, на исключительно короткий срок; он держал себя в форме, работая копом и позже, детективом. Но после официального опознания жены, дочери и шурина Амос перестал думать об этом. Сейчас у него было фунтов пятьдесят лишнего веса, а то и больше. Гораздо больше. Шесть футов пять дюймов, пузан с больными коленями. Мягкий живот свешивается над поясом, руки и грудь дряблые, ноги — два куска мяса. Теперь он не видел даже свои здоровенные ступни.

Волосы длинные, щедро присыпаны сединой и не слишком чисты. Казалось, такой вид отлично подходит, чтобы скрыть разум, который, ничего не забывая, умудрялся все время подводить. Борода поражала как размерами, так и беспорядочным видом — сплошь клоки, завитки, случайные пряди, будто лоза, ищущая, куда бы взобраться. Но Декер сказал себе, что это хорошо для его нынешней работы. Ему нужно охотиться на подонка, а подонки, по определению, редко модничают. Намного чаще они сторонятся моды.

Он коснулся вытертой заплатки на джинсах, потом взглянул на колени, где все еще виднелись следы крови.

Ее кровь. Кровь Кэсси. Патология — до сих пор носить эти джинсы.

«Сожги эти штаны, Амос. Любой нормальный человек именно так и сделал бы».

«Но я не нормальный. Я перестал быть нормальным с тех пор, как шагнул на то поле и получил тот удар».

Удар был единственным событием, которое Декер ни разу не смог вспомнить. Забавно, поскольку именно этот удар послужил катализатором к незабыванию всего остального. Но его крутили на всех спортивных шоу того времени. А потом и национальные новости решили задокументировать для своей аудитории эту «жесть». Кто-то сказал Декеру, что запись пару лет назад загрузили на «Ю-тьюб», и она собрала восемь миллионов просмотров. Однако он все равно ее не видел. Ему это не требовалось. Он был там. Он это прочувствовал. Больше ничего не нужно.