Эзотерическое подполье Британии - Дэвид Кинан

Хотя по натуре Тибет казался одиночкой, у него было много друзей. Колонисты Бантинги стремились общаться с другими семьями колонистов, и недостатка в английских приятелях у него не было, хотя работа отца означала, что они постоянно переезжали и редко жили на одном месте достаточно долго, чтобы он успел сформировать глубокие дружеские отношения. Так случилось, что Тибет предпочитал играть с местными индийскими мальчишками. Он оказывался в центре любой компании благодаря щедрости отца, который всегда мастерил для него прекрасные игрушки — например, карт с мотором, на котором он разъезжал вокруг храмов.

Наследием детства в Малайзии стала богатая коллекция жутких случаев и воспоминаний, которые Тибет периодически использовал для песен Current 93. В песне The Frolic с альбома All The Pretty Little Horses (1996) Тибет вспоминает детскую вечеринку, на которой побывал в восемь лет, и поет: «… ноги ребенка были раздавлены. Молись за него, сказала она, но поздно, увы, слишком поздно». «Это была совершенно обычная вечеринка, барбекю, — вспоминает Тибет. — Все мы веселились, и тут один из детей выбежал на дорогу и попал прямо под паровой каток, который расплющил ему ноги. Он умер в больнице. Помню, как приехала скорая, а я повернулся к одной женщине и сказал: „Мы ведь здорово развлекались, правда?“ Я пытался убедить себя, что все хорошо, но она ответила: „Нет, не здорово, теперь уже нет“. Даже тогда я думал, что мир такой, каким я хочу его видеть, и что силой веры или слова можно изменить окружающую реальность». Это можно назвать артистическим кредо Тибета. В той же песне упоминается еще один страшный случай: «Мать зовет дитя из бассейна: Что это, что там лежит? Мертвое, мертвое дитя».

«Однажды мы пошли в общественный бассейн, увидели что-то на дне и решили, что это полотенце, — объясняет Тибет. — Позже оттуда подняли ребенка; на самом деле это оказался утонувший мальчик».

«Когда я был маленьким, мои родители часто ходили на разные вечеринки, — продолжает он. — Тамошнее сообщество было довольно тесным. Помню, как родители ушли, я остался в комнате, и в моем шкафу начался пожар, оттуда повалил дым. Мне, конечно, вспоминается, что я чуть до смерти не сгорел. С тех пор еще много лет у меня оставались расплавленные в том пожаре игрушки. Одну я помню особо: это был паровоз, очень медленный, с большими шестернями. Рядом с ним стоял маленький Роллс-Ройс, и они сплавились, искривившись и почернев». У Тибета сформировались плохие отношения с этой комнатой, чья атмосфера до сих пор ярко присутствует в его воображении: запах шариков от моли, бесполезный кондиционер, жара. «Чтобы в нее войти, нужно было приоткрыть дверь, после чего включить свет, — вспоминает он. — Помню, как-то раз я вошел, дверь за мной захлопнулась от сквозняка, и пока я шел к выключателю — в темноте мне всегда было не по себе, — на стене возникли две маски». Он попытался воспроизвести эти лица мелками на обложке альбома Current 93 Live at Bar Maldoror. «Это были солнце и луна. Они смотрели прямо на меня; я замер, словно в ночном кошмаре, а они сказали: „Ты будешь здесь всегда, пока мы тебя не отпустим. Ты не можешь двигаться“. Вокруг них полыхал огонь. Я не мог включить свет, настолько я испугался. Не знаю, что это было такое. В конце концов пришла мама, и маски исчезли, но я всегда боялся, что они появятся вновь. В детстве у меня было гиперактивное воображение, я читал много комиксов и фэнтези. Возможно, я просто визуализировал комикс, но иногда мне кажется, что это были представители демонических сил мира, говоривших мне, что демоны повсюду: Мы везде, и все вы — в нашей власти, пока мы вас не отпустим.

Однако я все же верю, что детство было единственным временем, в которое я был счастлив. Я постоянно возвращаюсь к этому опыту, пытаюсь понять, что делало меня счастливым, и при этом осознаю: мы романтизируем прошлое, что, возможно, хорошо. Может, через такую романтизацию оно становится правдой. Мы создаем его по собственному образу, делаем его таким, каким хотим, чтобы оно было, но если действительно вспомним его, то, как это часто бывает в жизни, разочаруемся. Однако мы не можем этого сделать, не можем его вспомнить. Что в людях рождает желание восстановить в памяти то, что восстановить невозможно?»

Что бы Тибет ни хотел заново открыть в Малайзии, в сентябре 1992 года было утрачено навсегда. Хотя они собирались остаться на месяц, Тибет уговорил Кэт вернуться домой через три недели и очень обрадовался, увидев зеленые поля и красные крыши вокруг Хитроу. «Прежде мы никогда не обсуждали Англию, — говорит Кэт, — если только не возвращались домой из какого-нибудь чужого города в чужой стране. До десяти лет Дэвид не был в Англии, а после провел несчастливые годы в интернате среди полей Йоркшира, учился в университете Ньюкасла и приехал в Лондон жить в сквотах. Возможно, он вообще никогда не находил свою Англию». Действительно, представление Тибета об Англии, развившееся в Малайзии, прошедшее через фильтры видения таких маргинальных художников, как Луис Уэйн, Чарльз Симс, Ширли Коллинз и Уильям Лоус, и, наконец, выраженное в альбомах Earth Covers Earth и Of Ruine Or Some Blazing Starre, менее всего имеет отношение собственно к Англии и больше — к блейковскому конструкту: отчасти новому Иерусалиму, отчасти недостижимому раю детства.

Через год после путешествия в Малайзию их первая рыжая кошка Мао исчезла. Кэт приснилось, что ее тело лежит в снегу. Они с Тибетом расклеили на столбах объявления о розыске, и однажды на него откликнулись, сообщив, что нашли и похоронили кошку, соответствующую их описанию. Через несколько месяцев пропала и любимица Тибета, Рао. После этой утраты Кэт начала по воскресеньям работать в благотворительном фонде спасения кошек в Уолтхэмстоу, и они стали забирать из приютов и местных ветеринарных клиник столько кошек, сколько могли себе позволить. Помимо этого, они нашли заросшую и давно позабытую могилу Луиса Уэйна на католическом участке кладбища Кенсал Грин. Тибет немедленно обратился с просьбой передать ему право за ней ухаживать, в чем ему было отказано.

2. Назад, и быстрее

«Призраки незаконны.»

«У призраков звездная природа».

Threshold House, Чизвик, юго-западный Лондон, весна 1995 года. Питер «Слизи» Кристоферсон смотрит в окно. Позднее вечернее солнце оживляет игровые площадки внизу, отбрасывая на его лицо печальный оранжевый свет. По мере того, как медленно накручивается пленка кассеты, он начинает улыбаться. ELpH возобновил контакт.