Вербовка - Эльчин Гасанов

У нас там никого нет, хозяин в Турции с семьей, так что я один пока, нормально посидим, чайку выпьем, – сказал он тоном больного гриппом.

Сказано, сделано.

Этим же вечером, день угасал, голубые сумерки, розовые облака отражались на крышах дачных домов. Где то вдали устало лаяли собаки, периодически в небе с шумом пролетали самолеты.

Поужинав, оглянулся я через забор, заметил Рустама, окликнул его.

– Я иду! – кричу ему.

Он кивнул мне в знак согласия и пошел в сторону ворот.

Дача его хозяина отменная. Встроенный бассейн, с ночным освещением, пальмы, табачные деревья, родник, маленький водопад, огромный особняк в три этажа.

Сидим с Рустамом в беседке, пьем чай. Рядом кипящий самовар и чайник. Он наскоро выхлебнул чашку темно заваренного чая и стал есть изюм. Иногда смотрел на меня, как бы изучал мой к нему интерес.

Явно было, что ему хочется что – то сказать, но он искал подход.

– Рустам, ты здесь скрываешься от кого – то, или как? – начал я.

– Нет, – был ответ.

– Отшельником стал. И это после КГБ. Странно все – таки.

– Да все нормально, хорошо, – отпивая новую чашку чая, он сказал.

Лицо его было бледным, морщилось брезгливостью, какая бывает у людей, когда они видят перед собой дохлую кошку.

На столе в углу я заметил черную папку, где лежала целая груда исписанных бумаг.

– Это что, мемуары? – спросил я.

– Типа того, – кашлянув в кулак, ответил он.

– О КГБ пишешь?

Он ответил не сразу, после небольшой паузы. Сначала встрепенулся, как сонный человек, будто его ударили. Потом выдавил:

– … И об этом тоже.

Рустам меня не слушал, его глаза старались проникнуть сквозь деревья и дачные стены. Но мне стало интересно, что же может написать бывший чекист, который ныне подрабатывает садовником на чужой даче.

Но он свои карты не раскрыл.

Так получилось, что два дня подряд мы были заняты, и не было времени повидаться с Рустамом. Да и не охота мне было с ним возится, если быть уже честным до конца.

Через день неожиданно мы услышали у соседей шум. Это приехал из

Турции хозяин Рустама. Шум длился долго, почти до утра. Шумны апшеронские ночи.

Утром выяснилось следующее: хозяин с товарищем привел туда девушек, они там гуляли, пили, кушали.

Затем уже этот хозяин нас всех пригласил к себе. Открыл для нас стол, гора еды и яств, различные вина и водки, музыка, бассейн.

Огонь, самовар, бутылки… Гости копошатся повсюду, все красны, вспотели, тяжело дышат. Ни один не сидит: кто купается, кто в бадминтон играет, кто курит стоя.

В общем, все здорово!

Но я искал глазами Рустама, под вечер, улучив минутку, спросил об этом у хозяина его.

– …А!…Рустам!…А он все, уехал в Турцию навсегда. Я ему сделал все документы, он через некоторое время получит там гражданство, – шмякнул он своим полным от еды ртом.

– Навсегда?… – как бы в тумане я спрашиваю.

– Ну да, навсегда, – вглядываясь в меня так, будто хочет проткнуть насквозь.

– Я как – то был тут у вас, он мой бывший коллега, и он меня пригласил на чашку чая

– …О!..так ты значит тоже бывший ГБ – ист? – нервно зачесал обеими руками голову.

– Да, из бывших. Я видел, он тут писал мемуары. Он что, писатель? – начал я издалека.

– Да…он вообще какой то вальтанутый был! – замахал он руками. -

Рассеянный, неопределенный, пришибленный судьбою человек. Писал, сочинял, чертил.

– И часто писал?

– Да он удивительно был переменчив. Все мысли его, слова, поступки были неадекватны. Он меня попросил сделать ему позицию в Стамбуле, не хотел он жить в Баку. Я на него не обращал внимания.

– Простите, и все эти сочинения, свои писульки он забрал с собой в

Турцию? – с надеждой спрашиваю я.

– А хрен его знает. Тут должно быть остались кое какие бумаги его.

Я все для мангала держу, для подогрева угля, чтоб шашлык горел хорошо. Хо – хо – хо! – буркнул он, засмеялся, посмотрев вслед одной девушке в купальнике у бассейна.

– А можно ли будет у вас забрать эти бумаги? Они же вам все равно не нужны,- сказал я нетерпеливо.

– Да хоть сейчас, бога ради. Эмиль! – он нетерпеливо затопал ногами.

Появился молодой пацан лет 15. В бермудах, в очках, шлепанцах.

– Эмиль, там, в кладовке ящик, в нем бумаги этого Рустама. Он второпях забыл кажется. Кое – что забрал, но некоторые вещи забыл.

Там и костюм его, и трубка, банки, шманки, склянки. В общем, тащи все сюда, – приказал хозяин.

– Нет, простите, я сам, тут как то неудобно, – я попросил заискивающе.

– Да ради бога! Как угодно. Эмиль, проводи гостя, – уже смотрел на меня с подозрением.

Мы зашли с Эмилем в кладовку, там было очень пыльно и влажно.

Он открыл передо мной темно синий сундук. Там многое что лежало: старые книги, галстуки, зимняя шапка, баночка с землей, три коробки из под конфет, футбольный шарф, и в самом низу, в черной упаковке виднелись бумаги. Я тут же наклонился к ним.

Вот это находка!

…

Достопочтенный читатель! Ты много раз читал избитые детективы, боевики, и ты знаешь, что главным действующим лицом там всегда является агент, источник информации.

Оперативники всегда вербуют агентуру, и процесс вербовки часто остается за кадром.

Поэтому я подымаю свой занавес перед этим тонким процессом, и освещаю его.

Не люблю предисловий, никто не любит их. Но смею заметить, что подчас некоторые из читателей находят, что автор – де, нарисовал свой портрет или портрет своих приятелей. Бородатая шутка!

Все в мире обновляется, изживает, кроме подобных приколов. Многие критики даже в мультфильмах видят оскорбление личности или недобрый намек.

Дневник, который вы прочтете ниже, это быль, боль, это наша общая болезнь, это едкая истина.

И именно поэтому этот дневник должен заслужить пощады читателя, так как в нем больше правды, чем этого хотелось бы на самом деле.

Вчера я был на мероприятии в отеле ''Хаят''. Было шумно, шло мероприятие, праздновали день независимости России.

Сюда пришли все: Президент, послы, министры, политики, главы партий и прочие.

Аля – фуршет, живая музыка, исполняется классика, кажется Вивальди.

Кругом праздничная атмосфера. Президент выступил с речью, говорил долго, в зале стало тихо. Потом все похлопали ему, и он ушел.

Началась пьянка.

Шведский стол, вкусная еда, бочки пива, вин, официант в спецодежде с проборчиком метается вокруг нас с подносом, разливает водку.

Повсюду гогот, шум, перезвон бокалов, я же выполняю свою обычную работу чекиста – контрразведчика. Меня там никто не должен знать.

Я шнырял, мелькал в толпе, налаживал связи и знакомства с нужными людьми, чтоб подготовить почву для дальнейшей их вербовки.

Типичная наша работа.

В руках моих тарелка с тефтели, я поел, попробовал русской водки.

Гляжу, рядом стоит русский мужчина. Тоже ест, пьет. Подхожу ближе, знакомимся. Его зовут Ринат, он работает в компании 'Итера'.

Он тоже приглашен сюда, и ему нужны, как он сам сказал, связи в высших сферах. Все это для бизнеса.

Ринат осторожно отнесся к моим шуткам и подколкам, но мы продолжали пить пива, смешивая его с водкой.

Он кисло смотрел по сторонам, точно обстановка душила его своей фальшью.

Разговор у нас как – то не клеился, после чего беседа коснулась музыки, искусства, религии, спорта.

Благо, я разбираюсь во многих аспектах и отраслях, тем более, касающихся России.

Он разговорился, лед тронулся. Мы много болтали о Курниковой,

Александрите, Рахманинове, Башмете, Велихове. Обо всем этом у меня была достоверная и полная информация.

Ясно стало: я его заинтересовал. Ринату стало даже не по себе, так как я знал лучше него многие отрасли России.

Он живо стал интересоваться мною.

Мы отошли в сторон, стали глушить пива. Уже пошла сильная хмель.

Ринат мне дал свою визитку, а я ему представился как журналист местной газеты.

Уходил я оттуда довольным. Познакомился с нужным человеком, пожрал, выпил, послушал музон.

Первичное задание выполнено.

Через три дня я позвонил Ринату, но он не отвечал. Телефон молчит. Еще через день мы с ним встретились, уселись в кафе

'Сахиль', что на приморском бульваре.

Выпили пива, покурили трубку мира.

Я стал зондировать почву, ''щупать'' его, но он оказался крепким орешком, не прокалывался. Мне уже потом стало ясно, почему.

Дал ему номер своего мобильного телефона, и мы расстались.

Наружность Рината поражала тут же, причем неприятно поражала, но затем потихоньку я привык к нему. Есть такая категория людей. Сразу было видно, что он испытал на своем веку много любовных романов, и горя отхлебал не мало. Лоб морщинист, голова стрижена под полубокс, обнажая неровный череп.

В продолжении этих дней мои дела по работе ухудшились, голова закружилась от забот.