Эмфирио - Джек Вэнс

«Вторая фаза, — сообщил Фрей. — Подопытный распознает объекты, но неспособен их соотносить. Он воспринимает действительность, однако к нему еще не вернулось сознание. Он не понимает разницу между собой и окружающим миром. Для него все едино: вещи и эмоциональное содержание вещей тождественны.

С интересующей нас точки зрения это состояние бесполезно. Перейдем к третьей стадии».

Инквизитор повернул третий переключатель: маленький черный кружок расширился и поблек. Фрей снова занялся настройкой и превратил индикатор в яркое плотное пятнышко. Молодой человек выпрямился на дыбе, посмотрел на кандалы, стискивающие его кисти и лодыжки, перевел взгляд на Фантона, потом на Дугальда. Фрей обратился к нему холодным, ясным голосом: «Кто ты?»

Молодой человек нахмурился, облизал губы и проговорил голосом, исходившим, казалось, издалека: «Эмфирио».

Фрей коротко кивнул. Дугальд с удивлением обернулся к нему: «Что это значит?»

«Инородная связь, глубоко залегающее отождествление — не более того. Неожиданности неизбежны».

«Разве он не вынужден давать точные ответы?»

«Точные? Да, в той мере, в какой это допускается его представлениями и опытом, — в голосе Фрея появилась неприязненная сухость. — Не рассчитывайте услышать от него формулировки универсальных истин — если таковые существуют». Фрей снова повернулся к молодому человеку: «Как тебя нарекли после рождения?»

«Гил Тарвок».

Фрей отрывисто кивнул: «Кто я такой?»

«Лорд».

«Где ты находишься?»

«В обители над Амброем».

Фрей обратился к Дугальду: «Теперь он может соотносить восприятие с памятью и давать качественные определения. Но сознание еще не вернулось. Если бы он подлежал реабилитации, начинать следовало бы на этом уровне, обеспечивающем беспрепятственный доступ ко всем ассоциативным связям. Теперь — четвертая фаза».

Фрей повернул четвертый переключатель, произвел настройку. Лицо Гила Тарвока сморщилось от напряжения — он пытался вырваться из широких ручных и ножных браслетов.

«Теперь подопытный способен качественно оценивать реальность. Он прослеживает взаимосвязи, делает сравнения, выводы. В каком-то смысле он понимает, что с ним происходит, но это еще нельзя назвать сознанием. В случае реабилитации на этом уровне потребовалась бы дополнительная коррекция. Перейдем к пятой фазе».

Регулировка пятой фазы завершилась. Гил Тарвок испуганно переводил глаза с Фрея на Дугальда, с Фантона на гаррионов. «К нему вернулось восприятие масштаба времени, — комментировал Фрей. — Приложив значительное усилие, он мог бы сформулировать то или иное утверждение, объективное и лишенное эмоциональной окраски — обнаженный каркас истины, если можно так выразиться. В некоторых ситуациях такое состояние желательно, но сегодня оно не позволит что-либо узнать. Испытуемый неспособен принимать решения, а это препятствует связному изложению мыслей, каковое по сути дела является непрерывным процессом принятия решений — выбора синонимов, сравнительных степеней, синтаксических построений. На очереди шестая фаза».

Лорд повернул шестой переключатель. Кружок индикатора на экране бесшумно разлетелся во все стороны черными брызгами. Фрей озадаченно отпрянул от пульта. Гил Тарвок издавал дикие крики и скрипел зубами, напрягая жилы, чтобы вырваться из пут. Фрей поспешно схватился за ручки настройки и, внимательно следя за перемещениями извивающихся темных червячков, мало-помалу собрал их в одно неравномерно пульсирующее пятно. Тяжело дыша, Гил Тарвок висел на дыбе, с отвращением глядя на исправителей.

«Ну что же, Гил Тарвок, — произнес Фрей, — каково теперь твое представление о себе?»

Переводя упрямый взгляд с одного мучителя на другого, молодой человек ничего не ответил.

Дугальд брезгливо отступил на полшага: «Он будет говорить?»

«Он все расскажет, — заверил Фрей. — Заметьте: подопытный в сознании и полностью контролирует свои действия».

«Хотел бы я знать, догадывается ли он...», — пробормотал Дугальд. С подозрением покосившись сначала на Фантона, потом на Фрея, гранд-лорд напомнил: «Имейте в виду — вопросы задаю только я!»

Фантон раздраженно поднял брови: «Можно подумать, что существует некая запретная тайна, известная только вам и этому холопу».

«Можете думать все, что заблагорассудится, — отрезал Дугальд. — Не забывайте о моих полномочиях!»

«Разве о них можно забыть?» — Фантон отвернулся.

Дугальд сказал ему в спину: «Желаете занять мое место? Милости прошу! Но вся ответственность, в таком случае, ляжет на вас!»

Фантон повернулся лицом к Дугальду: «Я не домогаюсь ваших прерогатив. Учитывайте, тем не менее, кому эта строптивая тварь нанесла наибольший ущерб!»

«Вам, мне, Фрею, каждому из нас! Какая разница? Разве вы не слышали? Он назвал себя «Эмфирио»!»

Фантон пожал плечами.

Фрей беззаботно заметил: «Что ж, вернемся к Гилу Тарвоку! Его все еще нельзя назвать цельной личностью. Ему недостает возможности использования мгновенно перестраивающейся структуры свободных ассоциаций. Ему недоступно спонтанное мышление. Он не может притворяться, потому что не может творить. Не может надеяться, не может планировать — и, следовательно, лишен всякой воли. Таким образом, теперь мы услышим правду». Фрей уселся на обитую мягкой кожей скамью и включил записывающий аппарат.

Дугальд выступил вперед и встал, широко расставив ноги, перед узником: «Гил Тарвок, мы желаем узнать историю твоих преступлений».

Фрей ехидно вмешался: «Я порекомендовал бы задавать вопросы более конкретного характера».

«О, нет! — откликнулся Дугальд. — Вы не понимаете, что от него требуется».

«В таком случае лучше формулируйте свои требования», — с прежней ядовитой вежливостью заметил Фрей.

Гил Тарвок неловко ерзал на дыбе, пытаясь вывернуться из браслетов. Он капризно пожаловался: «Снимите с меня кандалы, так будет удобнее».

«Кому какое дело, удобно тебе или нет? — рявкнул Дугальд. — В любом случае тебе предстоит изгнание в Борредель. Говори!»

Гил Тарвок снова попробовал вытащить руки из браслетов, но вскоре расслабился и уставился неподвижным взглядом в стену за спинами лордов: «Не знаю, о чем говорить».

«Именно так, — пробормотал Фрей. — В том-то и дело».

«О том, что тебя побудило к совершению отвратительных преступлений!»

«Я помню целую жизнь, полную событий. Рассказать вам всю мою жизнь?»

«Предпочел бы, чтобы ты ограничился существом дела», — сказал Дугальд.

Тарвок наморщил лоб: «Освободите мой мозг, чтобы я мог думать».