Лёд - Владимир

– Двадцать…

– Все эти двадцать лет ты спал. Теперь ты проснулся. Мы, твои братья, разбудили твое сердце. Я Ирэ.

– Я Ром, – Горбовец гладил щеку парня.

– А я Охам, – Рутман подмигнула. Отвела прядь с потного лба Лапина.

– Мы отвезем тебя в клинику, где тебе окажут помощь и где ты сможешь придти в себя.

Парень затравленно покосился на Рутман. Потом на бородатого Горбовца:

– А… я… а когда я… когда… мне надо…

– Не задавай вопросов, – перебил Уранов. – Ты потрясен. И должен привыкнуть.

– Ты ищо слабой, – Горбовец гладил его голову. – Отлежисси, тогда и потолкуем.

– Тогда все узнаешь. Болит? – Рутман осторожно прикладывала мокрое полотенце к круглым кровоподтекам.

– Бо… лит… – парень всхлипнул. Закрыл глаза.

– Наконец-то полотенце пригодилось. А то мочу-мочу, перед каждым стуком. А после – пустышка. И – отжимай воду! – Рутман рассмеялась. Осторожно обняла Лапина. – Слушай… ну это кайф, что ты наш. Я так рада…

Внедорожник закачался на ухабах. Парень вскрикнул.

– Полегшей… не гони… – Горбовец теребил бороду.

– Очень больно, Урал? – Рутман с удовольствием произнесла новое имя.

– Очень… а-а-а-а! – Парень стонал и вскрикивал.

– Все, все. Сейчас трясти не будет. – Уранов рулил. Осторожно.

Машина выползла на Ярославское шоссе. Повернула. Понеслась к Москве.

– Ты студент, – произнесла Рутман утвердительно, – МГУ, журфак.

Парень промычал в ответ.

– Я тоже училась. В педе на экономическом.

– Никак, ты тово, паря… – Горбовец улыбнулся. Потянул носом. – Обделалси! Спужался, маленькой!

От Лапина слегка попахивало калом.

– Это вполне нормально. – Уранов щурился на дорогу.

– Когда меня стучали, я тоже коричневого творожку произвела. – Рутман в упор разглядывала худощавое лицо парня. – Да и кипяточку подпустила классно так, по-тихому. А ты… – она потрогала его между ног, – спереди сухой. Ты не армянин?

Парень мотнул головой.

– С Кавказа есть чего-то? – Она провела пальцем по горбатому носу Лапина.

Он снова мотнул головой. Лицо его бледнело сильней. Покрывалось потом.

– А с Прибалтики – нет? Нос у тебя красивый.

– Не приставай, коза, ему сичас не до носа, – проворчал Горбовец.

– Охам, набери клинику, – приказал Уранов.

Рутман достала мобильный, набрала:

– Это мы. У нас брат. Двадцать. Да. Да. Сколько? Ну, минут…

– Двадцать пять, – подсказал Уранов.

– Через полчаса будем. Да.

Она убрала мобильный.

Лапин склонил голову на ее плечо. Закрыл глаза. Провалился в забытье.

Подъехали к клинике:

Новолужнецкий пр., д. 7.

Остановились у проходной. Уранов показал пропуск. Подъехали к трехэтажному зданию. За стеклянными дверями стояли два дюжих санитара в голубых халатах.

Уранов открыл дверь машины. Санитары подбежали. Подвезли коляску-кровать. Стали вытаскивать Лапина. Он очнулся и слабо вскрикнул. Его положили на коляску. Притянули ремнями. Ввезли в дверь клиники.

Рутман и Горбовец остались возле машины. Уранов двинулся за коляской.

В приемной палате их ждал врач: полноватый, сутулый, густые волосы с проседью, золотые очки, тщательно подстриженная бородка, голубой халат.

Он стоял у стены. Курил. Держал пепельницу.

Санитары подвезли к нему коляску.

– Как обычно? – спросил врач.

– Да. – Уранов посмотрел на его бороду.

– Осложнения?

– Там, кажется, грудина треснула.

– Как давно? – Врач снял с груди Лапина полотенце.

– Минут… сорок назад.

Вбежала ассистентка: среднего роста, каштановые волосы, серьезное скуластое лицо:

– Простите, Семен Ильич.

– Так… – Врач загасил окурок. Поставил пепельницу на подоконник. Склонился над Лапиным. Коснулся распухшей фиолетовой грудины. – Значит, сперва: наш коктейль в тумане светит. Потом на рентген. А после ко мне.

Он резко повернулся и двинулся к двери.

– Мне остаться? – спросил Уранов.

– Незачем. Утром. – Врач вышел.

Ассистентка распечатала шприц. Насадила иглу. Преломила две ампулы и набрала из них шприцем.

Уранов провел рукой по щеке Лапина. Тот открыл глаза. Поднял голову. Оглянулся. Кашлянул. И рванулся с коляски.

Санитары кинулись на него.

– Не-е-е-е! Не-е-е-е! Н-е-е-е-е!! – хрипло закричал он.

Его прижали к коляске. Стали раздевать. Запахло свежим калом. Уранов выдохнул.

Лапин хрипел и плакал.

Санитар перетянул худое предплечье Лапина жгутом. Ассистентка склонилась со шприцем:

– Страдать не нужно…

– Я хочу домо-о-о-ой позвонить… – захныкал Лапин.

– Ты уже дома, брат, – улыбнулся ему Уранов.

Игла вошла в вену.

Мэр

Лапин очнулся к трем часам дня. Он лежал в небольшой одноместной палате. Белый потолок. Белые стены. Полупрозрачные белые занавески на окне. На белом столике с гнутыми ножками ваза с веткой белых лилий. Невключенный белый вентилятор.

У окна на белом стуле сидела медсестра: 24 года, стройная, русые волосы, короткая стрижка, голубые глаза, большие очки в серебристой оправе, короткий белый халат, красивые ноги.

Медсестра читала журнал «ОМ».

Лапин скосил глаза на свою грудь. Ее стягивала белая эластичная повязка. Гладкая. Под ней виднелся бинт.

Лапин вынул руку из-под одеяла. Потрогал повязку.

Сестра заметила. Положила журнал на подоконник. Встала. Подошла к нему.

– Добрый день, Урал.

Она была высокой. Голубые глаза внимательно смотрели сквозь очки. Полные губы улыбались.

– Я Харо, – произнесла она.

– Что? – Лапин разлепил потрескавшиеся губы.

– Я Харо. – Она осторожно присела на край кровати. – Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?

Лапин посмотрел на ее волосы. И все вспомнил.

– А… я еще здесь? – хрипло спросил он.

– Ты в клинике. – Она взяла его руку. Прижала свои теплые мягкие пальцы к запястью. Стала слушать пульс.

Лапин осторожно втянул в грудь воздух. Выдохнул. В грудине слабо и тупо ныло. Но боли не было. Он сглотнул слюну. Поморщился. Горло саднило. Глотать было больно.

– Хочешь пить?

– Немного.

– Сок, вода?

– Оранж… то есть… апельсиновый. Есть?

– Конечно.

Она протянула руку над Лапиным. Белоснежный халат зашуршал. Лапин почувствовал запах ее духов. Посмотрел на открытый ворот халата. Гладкая красивая шея. Родинка над ключицей. Золотая тонкая цепочка.

Он перевел глаза вправо. Там стоял узкий стол с напитками. Она наполнила стакан желтым соком. Обернула салфеткой. Поднесла Лапину.

Он заворочался.

Левой рукой медсестра помогла ему сесть. Голова его коснулась белой спинки кровати. Он взял из ее руки стакан. Отпил.

– Тебе не прохладно? – Она улыбалась. Смотрела в упор.

– Да нет… А который час?

– Три, – медсестра глянула на свои узкие часы.

– Мне надо домой позвонить.

– Конечно.

Она вынула из кармана мобильный:

– Попей. Потом позвонишь.

Лапин жадно выпил полстакана. Выдохнул. Облизал губы.

– У тебя сейчас жажда.

– Это точно. А вы…

– Говори мне «ты».

– А ты… здесь давно?

– В смысле?

– Ну, работаешь?

– Второй год.

– А ты кто?

– Я? – Она шире улыбнулась. – Я медсестра.

– А это что… какая это больница?

– Реабилитационный центр.

– Для кого? – Он посмотрел на ее родинку.

– Для нас.

– Для кого – нас?

– Для проснувшихся людей.

Лапин замолчал. Допил сок.

– Еще?

– Немного… – Он протянул стакан.

Она наполнила. Он отпил половину:

– Больше не хочу.

Она забрала стакан. Поставила на столик. Лапин кивнул на мобильный:

– Можно?

– Да, конечно, – протянула она. – Говори. Я выйду.

Встала. Быстро вышла.

Лапин набрал номер родителей, кашлянул. Отец взял трубку:

– Да.

– Пап, это я.

– Куда пропал?

– Да тут… – он потрогал повязку на груди. – Это…

– Чего – это? Случилось что?

– Ну… так…

– Опять влип? В обезьяннике?

– Да нет…

– А где ты?

– Ну, мы на концерте были вчера с Головастиком. На Горбушке. Ну, и, короче, я у него остался.

– А позвонить не мог?

– Да как-то… замотались там… у него бардак такой дома…

– Опять поддавали?

– Да нет, слегка пива выпили.

– Лоботрясы. А мы обедать садимся. Ты приедешь?

– Я… ну, мы тут погулять хотим пойти.

– Куда?

– В парк… у него тут. С собакой он хочет.

– Как хочешь. У нас курица с чесноком. Все съедим.

– Я постараюсь.

– Не застревай там.

– Ладно…

Лапин отключил мобильный. Потрогал шею. Откинул одеяло. Он был голый.

– Бля… а где трусы? – Он потрогал свой член.

В грудине остро и больно кольнуло. Он поморщился. Прижал руку к повязке:

– Сука…

Медсестра осторожно открыла дверь:

– Закончил?

– Да… – Он поспешно накинул на себя одеяло.

Она вошла.

– А где моя одежда? – Лапин морщился. Тер шину.

– Болит? – Она снова села на край кровати.