Приход ночи - Айзек Азимов

– Ну да. Плотно перекусить, знаете ли. Я уж так привык, доктор. Но могу чуточку и подождать. Мы непременно посмотрим сначала одного пациента.

Келаритан кивнул и сказал адвокату.

– Начнем, пожалуй, с Харрима. Он сегодня в приличном состоянии. Во всяком случае, способен выдержать беседу с незнакомым человеком.

– А Гистин 190-я? – спросил Кубелло.

– Она тоже подходит, но Харрим все-таки крепче. Пусть доктор выслушает сначала всю историю от Харрима, а потом опросим Гистин и, возможно, еще Чиммилита. Это уж после обеда.

– Благодарю, – сказал Ширин.

– Прошу сюда, доктор. – Келаритан указал на застекленный переход, ведущий из его кабинета в клинику. Из этого легкого, открытого коридора на все триста шестьдесят градусов видно было небо и зеленовато-серые холмы, окружавшие Джонглор. Свет четырех солнц лился со всех сторон.

Директор клиники, приостановившись, оглянулся и охватил взглядом всю панораму. Кислая, напряженная гримаса на его лице разгладилась, и он словно помолодел в теплом свете Оноса, слившемся с более резкими, контрастирующими лучами Довима, Патру и Трея.

– Какой чудесный нынче день, господа! – воскликнул он с энтузиазмом, которого Ширин никак не ожидал от такого замкнутого, сурового человека. Замечательно, когда четыре солнца светят разом. До чего же приятно ощущать их лучи у себя на лице! Что бы мы стали делать без наших благодатных солнц?

– Ваша правда, – сказал Ширин.

Ему и самому, надо сознаться, немного полегчало.

Глава 2

На другой стороне планеты коллега Ширина по университету тоже смотрела на небо, не испытывая, однако, ничего, кроме ужаса.

Сиферра 89-я, археолог, вот уже полтора года вела раскопки на месте древнего города Беклимота, на далеком полуострове Сагикан. Теперь она стояла, точно окаменев, и следила, как приближается катастрофа.

Вид неба был неутешителен. Над их полушарием светили сейчас только Тано и Сита, чей холодный, резкий блеск всегда казался Сиферре безрадостным, даже угнетающим. На фоне мрачной глубокой синевы двухсолнечного неба они создавали зловещее, подавляющее впечатление, отбрасывая повсюду изломанные жуткие тени. На горизонте, над вершинами отдаленных Орканнских гор, начинал прорезываться Довим, но тусклый свет его маленького красного диска тоже не вселял бодрости. Сиферра, правда, знала, что на востоке вскоре взойдет теплый золотистый Онос, и сразу станет веселее. Но беспокоило нечто гораздо более серьезное, чем временное отсутствие главного солнца.

На Беклимот надвигалась страшнейшая песчаная буря. Всего через несколько минут она обрушится на раскопки, и тогда… тогда… Она сорвет палатки; она перевернет и разбросает тщательно подобранные поддоны с находками; пострадают камеры, чертежные принадлежности, пропадут стоившие таких трудов стратиграфические [cтратиграфия – раздел исторической геологии, изучающей последовательность напластования горных пород и их относительный возраст. (Здесь и далее примеч. пер.)] схемы – вся их долгая работа может в один миг пойти насмарку.

Мало того. Под угрозой руины Беклимота, колыбели цивилизации, самого древнего города Калгаша. Мало того. Их жизни тоже под угрозой.

Грунт над Беклимотом весь изрыт траншеями, прорытыми их экспедицией. Надвигающийся вихрь, если будет достаточно мощным, принесет еще больше песка, чем он несет теперь, и со страшной силой обрушит его на хрупкие останки города, ломая, коверкая, заваливая их. А возможно, снесет развалины полностью и раскидает обломки во всей выжженной равнине Сагикана.

Беклимот – историческая ценность, он принадлежит всему миру. Раскапывая его в таких масштабах и тем подвергая возможной опасности, Сиферра шла на определенный риск. Нельзя производить раскопки, чего-нибудь не повредив – без этого нет археологии. Но их экспедиция обнажила все сердце пустыни – и надо же было при этом случиться самой сильной за все столетие песчаной буре.

Нет, это уж слишком. Имя Сиферры будет запятнано на веки веков, если буря разрушит Беклимот по вине ее экспедиции.

Может быть, это место в самом деле проклято, как твердят суеверные люди? Сиферра 89-я никогда не обращала внимания на подобные бредни. Но эти раскопки, которые, как она надеялась, должны были принести ей научный успех, с самого начала доставляли ей одни только треволнения. А теперь ей, как ученому, придет конец – если только она не погибнет в буквальном смысле слова.

К ней подбежал Эйлис 18-й, один из ее помощников – маленький и худой, казавшийся совсем мелким рядом с высокой, атлетически сложенной Сиферрой.

– Мы закрепили все, что могли! – задыхаясь прокричал он. – Теперь остается лишь уповать на богов!

– Боги? Какие там боги, – нахмурилась Сиферра. – Видишь ты здесь хоть одного, Эйлис?

– Я хотел только сказать…

– Ладно, знаю, знаю.

С другой стороны подошел перепуганный насмерть Туввик 443-й, старший над рабочими.

– Госпожа, где нам укрыться?

– Я уже говорила, Туввик: под скалой.

– Нас засыплет там! Задавит!

– Скала защитит вас, не бойся, – убеждала его Сиферра, сама не веря в то, что говорит. – Ступай Туда! И проследи, чтобы укрылись все остальные.

– А вы, госпожа? Почему вы не прячетесь?

Она опешила. Уж не думает ли он, что у нее есть свое, особое укрытие, более надежное, чем у всех прочих?

– Я сейчас тоже приду к вам, Туввик. Иди и не докучай мне.

Рядом с шестигранным каменным строением, которое прежние исследователи назвали Храмом Солнц, Сиферра приметила внушительную фигуру Балика 338-го. Прикрыв глаза рукой от острого света Тано и Ситы, он с тоской смотрел на север, откуда надвигалась буря.

Балик был главным стратиграфом экспедиции, но считался также и метеорологом – в его обязанности входило записывать погоду и предсказывать приближение различных катаклизмов.

Погода Сагиканского полуострова отличалась полным однообразием: сплошная сушь, только раз в десять-двадцать лет выпадет дождик. Очень редко смена устоявшихся воздушных течений приносила циклон, а с ним песчаные бури, но это бывало не чаще нескольких раз в столетие.

Балик то ли страдал от своей вины за то, что не сумел предсказать бурю, то ли ужасался, лишь сейчас осознав в полной мере всю мощь того, что готовилось обрушиться на них.

Все могло бы быть иначе, говорила себе Сиферра, будь у нас чуть побольше времени для подготовки к стихийному бедствию. Задним умом она понимала, что все красноречивые признаки были налицо, лишь бы хватило ума распознать их: полоса свирепого сухого зноя, мучительного даже по сагиканским меркам, внезапная мертвая тишь, сменившая бриз, постоянно идущий с севера, а затем странный влажный ветер, задувший с юга. Птицы кхаллы, сухопарые стервятники, омрачавшие окрестности своим видом, мигом снялись, как только начался этот ветер, и улетели в холмистую западную пустыню, точно гонимые демонами.