Хроника стрижки овец - Максим Кантор

Теперь этой страны больше нет. Ее развалили несколько энтузиастов, при поддержке завистливого населения. Именно зависть оказалась решающим фактором развала. Развалили страну не потому, что имели большие идеи, как сделать людей счастливыми – а из зависти перед богатством других стран и богатых людей.

Завистникам казалось, что можно жить слаще и жирнее – хотя они и понимали, что сладости на всех людей не хватит. Но уж очень страстно ненавидели они равенство и свою собственную нищету в равенстве. То есть им казалось, что это нищета, по сравнению с возможным богатством. И они развалили равенство миллионов, убили науку, образование, медицину, жилищную реформу, промышленность, искусство данной страны. Теперь миллионы тех, кто раньше получил бы образование, его не получат никогда. Миллионы тех, кто был защищен медициной, остались беззащитными. И все богатство страны, которое принадлежало всему народу этой страны, раздали отдельным нечестным людям. Уничтожили все, что страна эта собирала и строила веками, – раздали сокровища нации кучке проходимцев. Это катастрофа большая, таких бед в истории человечества случалось мало. Народ враз сделался нищим, причем навсегда, нация выпала из истории. А семья народов прекратила существование, разбрелась с котомками нищенствовать. Но некоторые выиграли от таких перемен.

Выиграли, кстати, не интеллигенты – хотя те завидовали самым страстным образом, именно зависть интеллигентов и была катализатором катастрофы. Но интеллигенты не выиграли – они не создали ничего, никаких произведений и статуй, ничего не написали, ничего не сотворили; как были никчемными лакеями, так и остались. Но зато много предприимчивых и циничных людей разбогатело. И некоторые решили, что общество сделало шаг к свободе.

И всегда найдется моральное ничтожество – найдется человечек, который будет считать, что альтернативой развала и гибели большой страны и народа были сталинские лагеря. Человечек будет уверять гибнущий народ, что народу повезло, что его погубили. Подобную пропаганду вели специально, разваливая большую страну, – хотя в то время, когда страну разваливали, никаких лагерей уже давно, уже несколько десятилетий, не было. Но так было удобно говорить – и ненависть к социализму и к сильной России была столь сильна, что годились любые средства. Теперь ненависть к далекому тирану Сталину оправдывает горе и нищету миллионов, и ничего этим миллионам нельзя дать – ни школ бесплатных, ни жилья. Может только прийти ублюдок и сказать, что народу повезло, что это хорошо, что нация стала вымирать, а то люди попали бы в лагеря.

А люди совсем не собирались в лагеря, они просто жили. Жили небогато, но достойно. Дети ездили летом в пионерлагеря, которые сегодня исчезли, а взрослые ходили на заводы, которые потом закрыли, чтобы открыть казино. Много пили, правда. Но не столько, сколько теперь. А наркотиков и проституции было тысячекратно меньше. И погибло людей от развала страны значительно больше, чем погибло при Сталине. Тогда стали говорить, что при Сталине погибло сто миллионов человек, хотя это и неправда. При Сталине погибло очень много народу, и он был очень свиреп, но при перестройке социализма в капитализм – погибло еще больше народу: люди провалились в щели между корпорациями. И о них никто не пожалел. Такая вот случилась с Россией история.

Стали говорить, что страна пришла к краху объективно – износился режим, сгнило общество изнутри; неважно, кто именно рушил страну, – она рушилась сама собой. И это во многом справедливое наблюдение – верно, вечных вещей не бывает. И страна износилась, и общество сгнило. Но это верно не только в отношении России, а в отношении всего христианского мира – кризис обрушился разом на все христианские страны – и на бывшие социалистические, и на капиталистические; оказалось, что не плановое хозяйство тому причиной, не колхозы и не коммунистическая партия; уже нет в мире ни того, ни другого, ни третьего – а капитализм и прогресс не справляются. Если и впрямь износился христианский мир, сгнил изнутри, то Россия просто оказалась первым его бастионом, который сдали врагу. Валили страну самозабвенно, азартно – думая, что если сдадут эту крепость, то остальным участкам обороны станет легче.

Нет, не стало. Стало только хуже – и прожили в упоении победой недолго. Говорят еще и другое: говорят, что социализм (а Россия была ненавистна именно как социалистическая по природе своей страна) затрудняет движение к прогрессу – вот и надо было истребить социалистическую доктрину, – а попутно зацепили страну. И это тоже отчасти верно; социализм не способствует прогрессу – этот строй связан с семейным укладом и общиной, институтами, которые не желают меняться. Никому не понравится, если в семье что ни час будут перемены: мама уйдет к летчику, а папа – к балерине. Социализм прогресс не приветствовал, вот и проиграл. Здесь однако возникает вопрос – почему внутри отдельных обществ считается прогрессивно иметь двупартийную структуру (лейбористы-консерваторы), а в мире в целом двупартийность захотели истребить?

Сосуществование социализма и капитализма было всего-навсего двупартийностью мира – и от этой двупартийности отказались. Дальнейшие события подтвердили, что однопартийность ведет к диктатуре и олигархии, а те, в свою очередь, – к падению западной империи. Но первой рухнула Россия. Ее убили нарочно – и прежде всего ее убивали сами русские, те, кто не любил свою историю и презирал свой народ.

Особенность устройства России в том, что народ – те люди, которых принято принимать в расчет условно (для избирательных компаний или учета посещаемости кинотеатров), – обитает далеко от столиц, в России устроено не так, как в Европе, где многочисленные города-крепости перемешали все сословия. Русский народ живет как бы отдельно от крупных городов – в городах собирается обслуга власти (иногда эту страту именуют интеллигенцией), которая живет подачками правителей, ничего не производя. А народ распределен по длинному унылому телу России, затерянному в лесах и степях. В отношении к народу определяется культура страны – культура, собственно, и создается народом, но шлифуется в столицах; так ювелиры огранивают природой сделанные камни. В период гибели страны от народа отказались в первую очередь – как от балласта, и тем самым отказались от культуры. Дальнейшее было предсказуемо.

Люди второго сорта

Есть элита, а есть просто народ, то есть обыкновенные простые люди. Сегодня таковых принято именовать «чернь» и «быдло», а недавно обозреватель «Новой газеты» поставил вопрос о «качестве народа» – наболело у прогрессивного человека.

Просвещенной части общества оскорбительно наблюдать своих соседей, существ второго сорта.

Чернь не умеет выигрывать залоговые аукционы, быдло не занимает постов, анчоусы не умеют писать протестные частушки. Вообще говоря, эти свершения не требуют больших умственных усилий, но быдло и того не может. И неудивительно, что обозреватели и журналисты ставят вопрос о качестве народа.

Конечно, иной моралист кривится на оскорбления плебеев: мол, негоже так с людьми – надо гуманнее, как Толстой учил. Но, во-первых, возможно, Толстой был не прав в своем попустительском отношении к массам, а во-вторых, так уж повелось во все времена: есть передовой отряд общества, а есть обоз. Некогда Шекспир в драме «Кориолан» сравнил общество с человеческим организмом: в теле присутствует голова, руки, живот, задница. И зачем же уравнивать в правах голову, которая принимает решения, и живот, который просто переваривает пищу. Так что если элита общества называет вещи своими именами – то имеет на это основания. Элита идет размашистым шагом к прогрессу, а чернь копошится в своем темном углу. Голова думает и решает, а задница сидит на горшке.

Во все века существовало деление на рабов и господ, на илотов и спартанцев, на крепостных и дворян. Что же удивительного, что есть демос и демократы – или, пользуясь выражением Орвелла, среди равных имеются те люди, которые равнее прочих, – у этих элитных людей привилегий больше.

Любопытно, в чем выражаются конкретно привилегии элиты.

Например, спартанцы не считали илотов за людей и всячески унижали. И у спартанцев были определенные основания считать свободных людей выше рабов. Основания вот какие – спартанцы отдавали жизнь за свое государство, они были «стенами города», по выражению Агесилая. В этом и заключались привилегии спартанцев – по зову трубы встать на защиту Отечества.

Или, скажем, дворяне считали крепостных мужиков существами, не равными себе. На это имелось то основание, что дворянское сознание формировалось понятием чести, за каковую честь дворяне умирали и сражались.

Даже ненавидимые сегодня коммунисты пользовались той привилегией по отношению к бесправному населению, что их первыми расстреливали враги. То есть они, конечно, были демагоги и палачи – но в атаку подниматься обязаны были первыми.