Я становлюсь актером - Джером Джером

Там я нашел общество людей приятных и доброжелательных, ничего не имевших против того, чтобы выпить за мой счет. Стоило мне, однако, намекнуть, что я хотел бы попасть в их ряды, как они обращали на меня взор, полный глубочайшего сожаления, и принимали озабоченный вид. Они печально качали головами, рассказывали мне о своих испытаниях и делали все, чтобы убедить меня отказаться от моего намерения. Но я видел в них эгоистов, которые стремятся закрыть молодому дарованию путь на сцену. Даже если их советы были искренни, рассуждал я, не стоит обращать на них внимание. Каждый считает свою профессию наихудшей, и если начать искать себе такое поприще, на которое вам рекомендовали бы вступить те, кто уже на нем подвизается, пришлось бы бездельничать всю оставшуюся жизнь. Поэтому я не обращал внимания на их предостережения и стоял на своем и наконец нашел человека, который мог мне помочь.

Это был массивный, вялый с виду тип, который поддерживал свое существование, казалось, исключительно шотландским виски и длинными сигарами и никогда не был ни совершенно трезв, ни совершенно пьян. Пахло от него не слишком хорошо, и это чувствовалось тем более, что, разговаривая, он имел обыкновение тяжело дышать в лицо собеседнику. Раньше он был провинциальным антрепренером, на что он жил теперь, для меня оставалось загадкой, потому что, хоть он и снимал грязноватую маленькую заднюю комнату в переулке, идущем от Стрэнда, и называл ее своей конторой, он заходил туда только поспать. Тем не менее он был хорошо известен в театральных кругах, посещавших «Оксиденталь», — скорее известен, чем уважаем, как я выяснил впоследствии, — и сам знаком абсолютно со всеми, и потому я решил, что он как раз тот, кто мне нужен. Поначалу он проявил не больше энтузиазма, чем остальные, но когда я намекнул, что готов уплатить небольшое вознаграждение, чтобы добиться прослушивания, он задумался, а потом заявил, что не видит причин, мешающих это сделать. Когда я назвал сумму, которую готов был уплатить, его оптимизм еще немного возрос, и он пришел к выводу, что сделать это можно. Он даже стал уверять меня, что я могу прославиться, если я полностью отдам себя в его распоряжение.

«Мне случалось делать это для других, — сказал он, — я могу сделать это и для вас, если захочу. Вот, например, N., — продолжал он, вдруг становясь разговорчивым. — Теперь он зарабатывает восемьдесят фунтов в неделю. А ведь, черт возьми, сэр, я сделал этого человека, вот именно, сделал его. Он бы так и остался третьеразрядным провинциальным актером, если бы не я. А посмотрите на X., я знавал его, когда он еще был дублером и зарабатывал двадцать два шиллинга в неделю вместе со стариной Джо Клэмпом, да и то не каждую неделю, заметьте. Я привез его в Лондон, представил его в Саррее, повез в Вест-Энд, сделал из него человека. А теперь он едет мимо в своей карете и меня даже не замечает». И мой новоиспеченный друг вздохнул и попытался утопить свое возмущение неблагодарностью человеческой природы в очередной порции спиртного.

«Да, сэр, — продолжал он, оторвавшись от своей рюмки, — я создал этих людей, почему бы мне не создать и вас?»

Поскольку я не мог привести никакого возражения на этот счет, он решил так и сделать; даже несмотря на то, что впоследствии я, возможно, окажусь таким же, как все остальные, и забуду его, взойдя на вершину славы. С самым торжественным видом я стал уверять его, что это не так и что, когда я стану великим, я буду так же рад видеть его, как сейчас, и я от души пожал ему руку в знак нашей дальнейшей дружбы. Я был ему безмерно благодарен за все те одолжения, которые он был намерен мне оказать, и был удручен тем, что он мог думать, что я окажусь таким же неблагодарным и отвернусь от него.

Когда мы встретились на следующий день, он сказал мне, что все в порядке. Он устроил мне ангажемент у антрепренера по интермедиям в Саррее, которому он меня и представит завтра утром, чтобы мы могли подписать соглашение и обо всем договориться. Для этой цели я должен был завтра прибыть в его контору к одиннадцати — и принести с собой деньги. Таково было его прощальное указание.

Домой я не шел, а бежал вприпрыжку. Я распахнул дверь и вихрем взлетел по лестнице, но был слишком возбужден, чтобы усидеть дома. Я решился отобедать в первоклассном ресторане; обеденный счет существенно сократил мои и без того скромные средства. «Ерунда, — подумал я, — что такое несколько шиллингов, ведь скоро я буду зарабатывать сотни фунтов». Я пошел в театр. Не знаю, что это был за театр, какую пьесу давали. Я замечал лишь игру, да и то ровно настолько, чтобы воображать, насколько лучше я смог бы сыграть каждую из ролей. Я размышлял о том, как бы мне понравились эти актеры и актрисы, если бы я стал работать с ними. Я решил, что мне, пожалуй, приглянулась бы примадонна, и воображение нарисовало мне все детали самого бешеного флирта, который сведет с ума от ревности всех остальных актеров. Я вернулся домой, лег в постель, но так и не заснул всю ночь, предаваясь мечтаниям.

На следующее утро я встал в семь и завтракал второпях, боясь опоздать на свидание к одиннадцати. Мне кажется, я смотрел на часы (интересно, где теперь эти часы?) через каждую минуту. Незадолго до десяти я уже был на Стрэнде и принялся шагать взад-вперед по небольшому отрезку улицы, боясь отойти от конторы дальше чем на бросок камня и в то же время стараясь не подходить слишком близко. Я купил новую пару перчаток. Помню, что они были оранжево-розовые, и одна из них разорвалась, когда я пытался ее натянуть, поэтому я надел вторую, а эту нес, скомканную, в руке. Когда осталось минут двадцать, я свернул в переулок, где находилась контора, и стал по нему прогуливаться, испытывая неприятное чувство, словно все его обитатели знают, с какой целью я сюда пришел, и тайком наблюдают за мной из-за своих штор и занавесок. Казалось, одиннадцать часов никогда не наступит, но вот наконец пробил Биг Бен, и я направился к двери, стараясь делать вид, что я только что здесь появился.

Но, подойдя к конторе, я обнаружил, что никого нет и дверь заперта. Сердце мое упало. Неужели все это было жестоким обманом? Неужели это новое разочарование? Или антрепренера убили? Или театр сгорел? Почему же их нет? Что-то из ряда вон выходящее должно было задержать их, иначе они не опоздали бы на такое важное свидание. Полчаса я провел в напряженном ожидании, и тут они появились, выразив надежду, что не заставили меня долго ждать. Я ответил «нет, нет» и пробормотал что-то насчет того, что сам только что подошел.

Как только все трое вошли в контору, меня представили антрепренеру, оказавшемуся актером, которого я часто видел на сцене, но который был вовсе не похож сам на себя, хотя он с успехом мог бы сойти за собственного сына: он был много ниже ростом и много моложе, чем ему следовало бы. Гладко выбритое лицо придает актерам такой моложавый вид. Сначала мне трудно было поверить, что молодые люди, которых я обычно встречал на репетициях, были на самом деле мужчинами средних лет и часто обремененными семьей.

В целом мой будущий антрепренер не оправдал моих ожиданий. В его одежде вовсе не чувствовалось того беспечного равнодушия к расходам, которое я искал в человеке его положения. Сказать по правде, вид у него был довольно потрепанный. Я объяснил себе это тем пренебрежением к внешнему виду, которое часто проявляют очень богатые люди, и стал вспоминать истории о миллионерах, которые ходили чуть ли не в лохмотьях; я вспомнил также, что однажды видел мать одной из наших ведущих бурлескных актрис и был удивлен тем, как она была плохо одета.

Они принесли с собой уже готовое соглашение, и мы с антрепренером собственноручно подписали его и обменялись экземплярами. Затем я вручил ему банкноту в десять фунтов, а он мне — расписку в получении. Все было совершено строго по форме. Соглашение в особенности отличалось точностью и простотой, с ним не могло возникнуть никаких недоразумений. В нем предусматривалось, что первый месяц я предоставляю свои услуги бесплатно, после чего мне будет положено жалованье, соответствующее способностям. Это мне показалось совершенно справедливым. Пожалуй даже, с его стороны это было несколько неосторожно, ведь я мог начать выдвигать требования. Но он сказал мне откровенно, что не думает, что первые два-три месяца я буду стоить больше тридцати шиллингов в неделю, хотя, конечно, все будет зависеть только от меня самого, и он будет даже рад, если дело пойдет по-другому. Я держался по этому поводу иного мнения, но оставил его при себе, решив, что лучше подождать и предоставить времени доказать мою правоту. Поэтому я сказал, что единственное мое желание — это чтобы все было честно и справедливо, и поскольку это было по всей видимости также и его желание, мы расстались лучшими друзьями. Он собирался открыть летний сезон через три недели, репетиции должны были начаться недели на две раньше. Значит, еще неделю мне предстояло оставаться ничтожеством, а потом я стану Актером!!!