Предтечи зверя. Максим - Леонида Подвойская

В это время тяжело застонал, а потом страшно закричал сосед по палате - подросток с забинтованной головой. Этот крик подбросил Макса и вынес его в коридор.

– Там, там… этот, - сбивчиво сообщил он сидящей за дежурным столом уже знакомой мед сестре.

– Ничего, - успокоила юношу толстушка и кинулась в палату. - Это у него бывает. После операции. Ты не бойся. Я ему обезболивающее уколю, и он опять спокойно ляжет…

Но Максим уже не слушал тараторку. Мимо на каталке провезли кого-то забинтованного.

– Девушку машина сбила. На операцию повезли. Тяжелая. Сам профессор будет оперировать, - также глядя вслед, объяснила вернувшаяся девушка.

– Это который? - рассеянно поинтересовался, занятый своими мыслями подросток.

– Который тебя лечит. Ну, сегодня приходил. Василий Иванович. Золотые руки! Только здесь - вряд ли… хотя, загадывать не надо. Вон, с тобой рядом лежит. Василий Иванович с того света вернул. Вроде, выздоравливает. Хотя и кричит от боли. Пока. Ну, хорошо, иди в палату, отдыхай. Скоро отец приедет. Профессор позвонил.

Юноша кивнул и, оторвав взгляд от закрывшейся в операционную двери, неуверенными шагами поплелся к туалету. Там он долго и удивленно таращился в зеркало. Он и одновременно - не он. Те же карие глаза (от отца!), те же густые темно-коричневые волосы, порядком отросшие, те же широкие брови. Все? Куда-то ушедшая детская припухлость щек сменилась все той же нежной, покрытой пушком, но туго натянутой на скулах кожей. Глаза запали в глазницах, но теперь казались неестественно большими. Даже бывший предметом насмешек нос - " бульбиной" теперь заострился и приобрел более правильные нордические черты. И губы вот… - подросток вытянул их трубочкой, потом поджал, потом улыбнулся. Уже не "губки бантиком". Хотя… Нижняя осталась такой же пухлой. Но в целом увиденное Максиму понравилось. Из зеркала на него смотрел тот, кем ему и хотелось быть - по крайней мере, уже не ребенок. Объяснив это значительным похуданием, Максим принялся за гигиенические процедуры.

Появление отца в майорских погонах и новенькой Звездой Героя было исключительно эффективным.

– Сразу после службы. Да и профессор настаивал, говорит, положительные эмоции тебе нужны, - смущенно оправдывался он за свой вид, прижимая сына к пропахшему куревом кителю. Ну а ты как здесь?

– Ничего, папуля, нормально. Но ты… ну ты… - Максим глупо широко улыбался, по-детски таращась на Звезду. - Ты молодец, папуля, - наконец нашел слова он. Я всегда знал, что ты у меня герой. А как? За что?

– Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? - осторожно поинтересовался Белый - старший, садясь в ногах кровати и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.

– Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!

– Посадил аварийный самолет. На глазах у Главного.

– А подробнее?

– Вернешься домой, все подробно расскажу. Будет стимул быстрее выздоравливать.

– Ну, хоть немножко.

– Нет, здесь не будем, - твердо оборвал клянченье отец. - Рассказывай, как ты здесь.

– А, секреты! - по-своему истолковал это Макс. Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку, какую. Нормально я. Профессор осмотрел. Сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал - вспоминал, до того, как ты пришел со службы вечером - помню, как показал дневник - помню, а дальше - провал.

– Не волнуйся, главное - спокойствие.

– Это Карлсон говорил.

– Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот, соки, пасты, шоколады. По школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.

– Ай, ну папа, - засмущался Макс. Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом всевозможные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.

– Да ладно тебе. Какую книгу привезти?

– Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.

– Найду. Ну, пора. Врач сказал долго по первому разу не засиживаться.

– Да, езжай. Когда снова будешь?

– Теперь часто - офицер крепко обнял сына и ушел, оставив радостное ощущение любви, тепла, заботы и твоей нужности на этом свете. Помахав ему в окно, больной развернул свертки и тут почувствовал, как он изголодался. Сытно и вкусно поев фруктовых кашек, подросток с какой- то хитрецой покосился на конфеты, а затем завалился в точности выполнять предписания тихого часа.

Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Он был не в духе и не в силах скрывать этого. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал ": Молодцом, продолжай в том же духе", после чего повернулся к больному на соседней койке.

– Василий Иванович, когда меня выпишут? - жалобным тоном спросил Максим,

– А что, плохо здесь? Только очнулся, и уже надоело? Не нравится?

– А что здесь должно нравится, - хотел, было спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.

– Четверть кончается. И год.

– Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, - пообещал профессор, уже стуча по конечностям Максового соседа.

Глава 2

– Угощайтесь - угощайтесь. Мне все равно много пока нельзя. Да, а как меня кормили? Кололи?

– Ну, первых несколько дней. А потом потихоньку, из ложечки. И ничего, глотательный рефлекс утрачен не был. Правда, только жидкое или пюре, тоже совсем жиденькое. Так что сейчас смотри, никаких там мясов раньше времени.

– Вот я и говорю, угощайтесь. Чего это Чапай такой злой? - поинтересовался Максим.

– Кто? - не поняла толстушка. Максим уже выяснил, что зовут ее Светлана и с целью кое-что выведать, пригласил ее на отцовские конфеты.

– Ну, Василий Иванович ваш.

– Не надо так, - серьезно упрекнула девушка собеседника и даже отложила конфету. Он не злой. Он очень уставший и подавленный. Помнишь ту девушку? Шесть часов операции. Шесть часов, понимаешь? И не ногу, какую- то отрезать, а мозг оперировать. Ювелирная работа. Но не всегда и не все подвластно. Даже ему. Наверное, умрет. Хотя, надеяться и бороться надо до последнего, - спохватилась она, но тяжело вздохнула. - А потом, после операции - разговор с родителями. Соври, успокой, что все нормально, а тут раз - и все. Как потом в глаза им смотреть? Сказал, что сделали все возможное, но ни за что ручаться нельзя. Мать - тотчас же с инсультом - уже тоже наш пациент, а отцу надо на службу. Он тоже офицер. Какой- то большой начальник у вас. Пушкарев, его фамилия. Знаешь такого? Представляешь. Завтра приедет, а дочь…