Иван Шишкин 1832 - 1898 - Н. Мамонтова

Дубки под Сестрорецком. 1857 Бумага грунтованная тонированная кремовая, итальянский карандаш, мокрая кисть, белила, процарапывание. 48 х 66,3 см Государственная Третьяковская галерея, Москва

Скалы. 1859

Бумага, графитный карандаш, растушка 45,2x31,5 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

От случайных людей Иван узнавал о том, где же учат на художника, о петербургской Академии художеств. Одна встреча окончательно определила судьбу Шишкина. В 1850 году приглашенные из Москвы мастера начал.- писать иконостас в соборе Елабуги. Шишкин знакомится с одним из них - Иваном Афанасьевичем Осокиным, учившимся в Строгановской школе технического оисования. Осокин написал портрет будущего художника, учил его приема'.- рисунка и живописи и, самое главное, рассказал ему о Московском училище живописи и ваяния.

Трудно далось Шишкину объяснение с родными, когда он объявил о намерении ехать учиться в Москву. Кроме отца ему сочувствовал зять Д.И. Стахеев, муж сестры Александры, елабужский купец 1-й гильдии. С ним Шишкин и уехал в 1852 году из родного дома в Москву, когда родители наконец согласились отпустить его. Стахеев оказывал Ивану материальную помощь в годь учения.

Шишкин ехал учиться уже двадцатилетним человеком, готовым трудиться и подтвердить свое предназначение. Но домашние узы были еще крепки, и он тосковал по семье и привычному укладу жизни. «Любезные родители тятинька и маминька!» - так начинаются его письма, которые неизменно заканчиваются просьбой о родительском благословении. Он делится с ними всеми переживаниями, сообщает обо всех мелочах своей жизни, быта, учения. Но в его письмах родителям из Москвы, а затем из Петербурга еще долго будут возникать отголоски прежнего непонимания и стремление доказать правильность своего выбора.

Деревья на скалах. 1859

Бумага, графитный карандаш, растушка 59,6 х 46,3 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Иллюстрация на с. 12

Вид на острове Валааме. Местность Кукко 1859-1860 Фрагмент

Москва и Петербург. Годы учебы

В августе 1852 года Шишкин поступил в Московское училище живописи и ваяния. Здесь он проведет три с лишним года - с осени 1852 по январь 1856-го. Московские годы оставили глубокий след в судьбе Шишкина. Он был молод, полон надежд и творческих планов, и в Москве сбылась его мечта стать художником. Здесь он сделал первые самые важные шаги в пейзажной живописи в пору становления московской школы пейзажа и почти одновременно с ее будущим главой А.К. Саврасовым - на шаг позади него.

Московское училище, имевшее к тому времени уже двадцатилетнюю историю, было органичной частью жизни Москвы с ее домашностью, простотой нравов, отсутствием казенности в отношениях. Именно поэтому Училище оказалось столь открыто к восприятию новых идей, возникших в 1850-1860-е годы, к духу обновления в искусстве и стало фундаментом, на котором отчетливо формировалась национальная школа искусства.

Шишкин в начале 1850-х годов находился в самой гуще этих процессов, интуитивно отыскивая свой путь. В набросках к автобиографии он написал: «Явный протест против классицизма: я, Перов, Маковский К., Седов, Ознобишин»5. Под классицизмом Шишкин подразумевал «академизированный» метод работы живописца, начиная от выбора темы произведения и заканчивая формальным подражанием классикам. Именно поэтому он так противился методу обучения посредством копирования «гипсов» и в молодости своей, и в зрелые годы, давая советы начинающим живописцам, противопоставлял ему работу с натуры.

Талант А.К. Саврасова, его старшего коллеги по пейзажному жанру, развивался где-то поблизости от Шишкина. И хотя нет свидетельств о жизненных и творческих пересечениях этих двух художников (Саврасов окончил Училище в 1850 году, когда Шишкин еще не приехал в Москву, а приступил к преподаванию в пейзажном классе в 1857-м, когда тот уже был в Академии), несомненно, происходившие в Училище процессы обновления пейзажа равно затронули и определили будущность их обоих.

Таким образом, пребывание в Училище стало для Шишкина чрезвычайно важным этапом становления. Будучи старше многих своих товарищей, он проявил себя более зрелым и целеустремленным. Московская школа в те годы напоминала семью теснотой товарищеских уз. Здесь не было официозности в отношениях педагогов и учеников, присущей Петербургу, а заявляло о себе, скорее, подобие художественного братства.

Здесь Шишкин обрел первый успех среди однокашников и педагогов, оценивших проявление наиболее яркого дара Шишкина - его графического таланта. В Москве он впервые обратился к гравюре, создал свой первый офорт.

Среди педагогов особенно благожелательным и верящим в талант Шишкина был Аполлон Николаевич Мокрицкий. «Ему я и многие обязаны правильным развитием любви и понимания искусства», - писал Шишкин об учителе6.

Почему под руководством Мокрицкого - портретиста брюлловской школы - формируется талант Шишкина-пейзажиста? Мокрицкий начал свою творческую жизнь с пейзажа и с 1832 года брал уроки у А.Г. Венецианова в Петербурге. И хотя он отошел от венециановского направления, попав под влияние К.П. Брюллова, в класс которого Мокрицкий был зачислен в 1836 году, уроки Венецианова не прошли даром. Они стали частью его педагогической программы в Московском училище, куда Мокрицкий был приглашен в 1851 году.

Несмотря на то что Мокрицкий не был выдающимся художником, как преподаватель Училища он был одним из тех, кто формировал его педагогическую политику в переломные 1850-е годы. Одним из первых сильных движений стало приближение искусства к реальности, к жизни, к ее разнообразным подлинным явлениям и формам. И здесь оказался востребованным опыт педагогической школы Венецианова с его установкой на верность натуре.

Школа Венецианова основывалась на передаче собственных открытий великого художника своим ученикам. И главной его мыслью было то, что учителем художника является сама натура. Венецианов отказался от копирования образцов даже на ранних этапах обучения. Венециановская школа воспитывала умение видеть окружающий мир, но при этом отчасти останавливала художника от излишнего продвижения в интерпретации натуры, закрепляя созерцательно-фиксирующее отношение, может быть наивное, но цельное и позитивное - то самое, по выражению Венецианова, «бесхитростное воззрение» на натуру. Именно в произведениях Венецианова и его учеников впервые был художественно освоен среднерусский ландшафт. В них впервые появились широкие дали равнинного пейзажа, необъятное небо особой нежной голубизны, красота реальной родной природы.

Мокрицкий приступил к педагогической деятельности незадолго до появления Шишкина в Училище. Он относился к ученикам с повышенным вниманием, угадывая их потенциал. В Шишкине он увидел вполне сложившуюся личность и разглядел его незаурядный дар. Поэтому В.Г. Перов в своих воспоминаниях оценивает влияние Мокрицкого на учеников, и прежде всего на Шишкина, как «благотворное»7.

Под руководством Мокрицкого Шишкин писал акварели бытового жанра, изображения крестьян, интерьеры, копировал пейзажные этюды В.И. Штернберга и Ж. Куанье. Одновременно с этим он с товарищами по классу пропадал целыми днями на этюдах в окрестностях тогдашней Москвы - Сокольниках, Свиблове, воплощая установки венециановской школы в тесном общении с природой. Друг Е. Ознобишин писал ему: «Я думаю, что ты уже все Сокольники нарисовал»8.

То, что рисунок Мокрицкий ставил выше живописи, также отразилось на становлении Шишкина-пейзажиста: он воспринимал рисунок как незаменимое для пейзажиста средство изучения натуры. Исполненные им многочисленные этюды растений составили подобие ботанической коллекции - в них берет начало аналитический метод его работы.

В его ранних работах влияние живописи А. Г. Венецианова несомненно. Об этом свидетельствует одна из них - картина «Жатва» (1850-е). Начинающий художник обратился здесь к чрезвычайно сложной задаче панорамного решения пейзажа, он стремится одним взглядом охватить всю красоту мира, связывая ближний и дальний планы картины в единое целое. Эта еще несовершенная и робкая работа тем не менее открывает складывающиеся приоритеты Шишкина в пейзажной живописи. В Училище о нем говорили: «Шишкин рисует такие виды, какие еще никто до него не рисовал: просто поле, лес, река, а у него они выходят так красиво, как и швейцарские виды», - сообщает А.Т. Комарова, племянница художника и его первый биограф9.

Камни в лесу. Валаам. Этюд. 1858-1860 Холст, масло. 31,7 х 43 см