Хорошие и плохие (сборник) - Маша Лукашкина

Было здо́рово, но пришла нянечка с кастрюлями, которые пахли капустой, и нам пришлось сдвинуть самолётные кресла в сторону.

После тихого часа Игорь сказал:

– Мы ж ещё не прилетели, давайте снова играть.

Мы попробовали, но… это было уже не то. И тогда Наташка-мама посмотрела в окно и сказала:

– Нелётная погода. Туман.

Когда моя старшая сестра Женечка ходила в детский сад, её там очень любили. Однажды маме с папой позвонила заведующая детским садом и сказала:

– Вы всё-таки уговорите свою Женю. Почему она не хочет на новогоднем утреннике быть зайчиком? Мы все очень просим её быть зайчиком.

А Женя, как услышала, сразу кричать и плакать начала:

– Не буду зайчиком! Буду снежинкой!

– Ладно, – сказала мама, – если хочешь быть снежинкой, я сошью тебе белую юбочку и шапочку с кружевами.

На новогодний утренник пришло много народу. И все долго хлопали, чтобы утренник начался. И занавес открылся, и мы увидели зайчика. Зайчик сидел на пеньке и принимал от всего леса подарки, а после пел песенку о зиме. А вокруг зайчика кружилось много снежинок, и одной из них была наша Женечка.

– И от этой роли Женя отказалась? – удивилась мама, когда увидела зайчика.

А папа ей ответил:

– Ты посмотри, как счастлива наша девочка!

Дюдюка – это старый-престарый пень в парке. Со смешным сучком-носом. Но Дюдюкой этот пень стал не сразу, а когда кто-то подрисовал ему оранжевые глаза и рот.

Мы с мамой гуляли в парке, и я обязательно трогала Дюдюку за нос, и не я одна, поэтому нос у него был блестящий-блестящий.

Однажды осенью мы пришли в парк, а Дгадюки нет. И дворник, который подметал листья, сказал, что Дюдюку сожгли.

Я потом весь день плакала. И мама сказала, что дворник ошибся, дворник не знал, что ночью, пока все спали, к Дюдюке приехал её друг – жираф – и увёз её далеко-далеко, в Африку, где всегда лето.

Мы с папой ходили в Музей минералов. Я очень любила ходить в музеи с папой, потому что он всегда покупал там что-нибудь. В Музее минералов продавались камушки и открытки. Папа купил мне красный камень. Я положила его в карман и попросила купить ещё один, с белыми полосками. Папа купил и с белыми полосками. А мне захотелось ещё и голубой.

Папа ответил:

– В другой раз, Ирочка.

А я сказала ему:

– Ну хоть открытку купи.

А он опять ответил:

– В другой раз, Ирочка.

А рядом стояла старушка, очень похожая на фею. Крошечного роста, в высокой шляпе и с палочкой.

Она постучала палочкой по красивому мраморному полу и сказала:

– Ирочка, научись говорить себе «хватит».

Недавно мы с моей подружкой Наташкой пошли забирать из детского сада её брата Павлика. Я пять лет не была в детском саду, с тех пор как в школу поступила. Пока Павлик одевался, я поднялась по лестнице в свою бывшую группу и заглянула в свою бывшую раздевалку. И ко мне вышла нянечка.

– Как же ты выросла, Ирочка! – сказала она. – И всё такая же хорошенькая… А кефир ты теперь пьёшь? А сестричка твоя хорошо учится?

Я всегда молчу, когда мне сразу столько вопросов задают.

А нянечка вдруг спросила:

– А меня как зовут, ты помнишь?

Мне стыдно стало, и я опустила глаза… И увидела её туфли с красными пряжками. Те же самые. И я сказала:

– Я туфли ваши помню.

Рассказы, или Жизнь в школе

Вчера папа назвал меня «дылдой».

Если бы он просто сказал мне, что я уже взрослая… Я бы ни капельки не обиделась. Но само это: ДЫЛ-ДА… ДЫЛ-ДА… Противное слово!

А сказал его папа в гостях у Ивановых, потому что перед тем, как к ним идти, папа купил их маленькому Пете компьютерную игру «ЦЕЗАРЬ-III». Я стала объяснять Пете, как в неё играть и как на пустом месте возводить город, чтобы для жителей там было всё: и дороги, и дома, и больницы, и даже театр. А потом я так увлеклась игрой, что и разговаривать с Петькой перестала. Да и когда мне было, если в городе начался пожар?.. Вот я и не обратила внимания, что Петя уже давно не стоит у меня за спиной, а ходит по дому и хнычет.

И тут пришёл мой папа и привёл Петьку и потребовал, чтобы я немедленно встала и дала поиграть ребёнку. И это слово нехорошее сказал: «ДЫЛ-ДА».

Я встала, оделась и ушла из гостей. И пока я домой шла, я многие свои обиды вспомнила. И то, что мама отказалась купить мне прикольную футболку с надписью: SADIST, и то, что мне несправедливо двойку по географии поставили – за то, что я не ту страницу учебника дома прочитала… Я вспомнила даже, что бабушка, когда вязала мне в детстве свитер, связала его не с зайчиком, как я просила, а просто – с орнаментом, потому что схемы вязания зайчика не нашла…

И чем больше я вспоминала, тем хуже мне становилось. И даже ноги мои домой не шли. Поэтому я долго по улицам бродила…

– Ну не дуйся. Ведь ты не права, – сказал мне дома папа. – Это детство в тебе проснулось. Наверное, оттого, что мы с тобой давно на небо не смотрели. – И папа снял со стены морской бинокль.

Мы вышли на балкон. Небо оказалось ясным, без облачка. Луна была полная-полная. И такая ослепительная!

Мы посмотрели на Луну в бинокль, и я увидела, какая же она на самом деле… непростая! И что глубокие ямы на ней, а вокруг этих ям – горы. Ну кто бы мог такое о Луне подумать, глядя на Луну без бинокля!

Мы долго стояли на балконе, не могли надышаться космическим воздухом. И я радовалась, что всё это на свете есть: и эта неожиданная Луна, и ковш Большой Медведицы, и яркая Венера, о которой так интересно рассказывает мне папа…

И вдруг я на одну секундочку вспомнила, как нехорошо получилось в гостях… И почувствовала, что мои обиды – детские.

Один из самых больших праздников в нашей школе – это родительское собрание.

Правда, если говорить о других праздниках, таких как Новый год или День святого Валентина, то все мы с нетерпением ждём, когда они начнутся. А если о родительском собрании, то все мы ждём не дождёмся, когда оно кончится.

Чем дольше длится собрание, тем больше наших собирается у школьного крыльца, тем интереснее кажется нам то, что происходит сейчас там, за малиновыми занавесками на третьем этаже. А небо всё темнеет и темнеет. И почему-то всегда в день родительского собрания на нём высыпают звёзды.

Но вот с крыльца, как с трапа причалившего корабля, сходят наконец наши мамы… Разгорячённые, взволнованные.

Тут надо сказать, что мамы, конечно, у всех разные. Моя ни за что не признается, какой базар был на родительском собрании. Но некоторые не выдерживают, делятся с детьми впечатлениями. Так что слухи всё же просачиваются: что говорят разные учителя и о ком.

Например, о Вале Сапетиной: «Девочка старательная. Пашет и пашет! И вы ещё увидите, какой урожай соберёт она со своего поля».

Или о Ване Репкине: «Все его четвёрки только благодаря его обаянию. Уж такой он улыбчивый! Прямо Колобок из сказки! Однако не радуйтесь, мама, на каждого Колобка своя Лиса найдётся…»

А на последнем собрании всем родителям велели идти в актовый зал. И завуч сказала им то, что постоянно твердит и нам: что у нас нет никакого интереса к учёбе, никакого взгляда в будущее, а только телевизор, компьютер и тридцать три других удовольствия. А ещё она попросила наших родителей вспомнить, когда мы в последний раз задавали им серьезные вопросы.

В общем, после того как собрание кончилось, папа отличника Карасёва сказал нашей Тамаре Семёновне, что хорошо бы повесить в нашем классе «Ящик Почемучки».

Через несколько дней дедушка Тани Петровой – он и мебель в классе ремонтирует, и коньки Тане точит – принёс в школу деревянный ящик, похожий на почтовый, только большой и совершенно новый. Ящик вкусно пах ёлочкой.

– Завтра классный час, – напомнила Тамара Семёновна. – Времени у вас не так много, поэтому прямо сейчас пишите свои вопросы и опускайте их вот сюда. Можно инкогнито. – И она призывно похлопала по ящику рукой.

– А что такое «инкогнито»? – спросила Валя Сапетина.

– Это значит, что вы пишете серьёзно, ответственно, но имени своего в конце не называете, чтобы никто не знал, от кого вопрос.

Вот тут нам стало по-настоящему интересно. Мой сосед Егоров вырвал листок из тетрадки и начал торопливо строчить что-то, прикрывая написанное ладошкой. Я обернулась к Вале, чтобы спросить, нет ли у неё лишнего листочка. Она сердито шикнула на меня, будто я подглядеть за ней хочу.

Каждый писал свой вопрос втайне от других. Инкогнито так инкогнито.

Весь следующий день мы сидели в школе как на иголках. Только прозвенел звонок с последнего урока, мы рванули на третий этаж.

Тамара Семёновна уже ждала нас. Она удивилась, как быстро все расселись по местам, сказала, что мы молодцы, и тут же начала классный час: сняла со стены «Ящик Почемучки», отперла его и, как фокусник, запустила в него руку…

– «Почему у Тани Петровой коса толще, чем у Тани Рощиной?» – зачитала она вслух первую записку.