Долгая дорога домой (СИ) - Костелоу Дайни

У Луи-Наполеона были гигантские планы по переустройству столицы, и он расчистил место, снеся тесные дома и трущобные районы, чтобы на их месте создать широкие бульвары с изящными зданиями. Однако это означало, что в оставшихся трущобах скучилось еще больше народу. Для архитектора Эмиля Сен-Клера все это предопределяло более чем полную занятость. Проекты он составлял простые, но добротные, и хотя ни одно из главных общественных зданий не было построено им, комфорт новых домов, раскинувшихся на западном краю Парижа, во многом был его детищем. В результате семья Сен-Клеров вскоре отлично устроилась в двухэтажном сером здании на тихой улице, авеню Сент-Анн в округе Пасси, а еще Сен-Клеру принадлежала кое-какая недвижимость на Монмартре, что добавляло ему если не престиж, то доход.

Он был рад, что его родным не пришлось переносить опасности и лишения осады, но сейчас заключен мир, и Эмиль, не теряя времени, организовал возвращение семьи в Париж, при этом известив домоправителя, а также свое архитектурное бюро.

«Я решил, что мы все должны вернуться в Париж, — сообщил Эмиль Розали. — Я не могу больше находиться вдали от работы, и также не могу оставить тебя с девочками в Сент-Этьене без защиты. Хотя война закончилась, страна не свободна от немецкой оккупации. Повсюду запросто разгуливают прусские солдаты, и это очень опасно. В Париже вам будет надежнее».

Он говорил убежденно, с верой в собственную правоту. Розали не была так уверена, но после робких, не принятых мужем возражений она его решение приняла. Ее место рядом с ним, а в такие смутные времена семья не должна разделяться. Она ждала вестей от Жоржа и Марселя, и, казалось, вероятнее получить их в столичном городе, а не в глухой провинции. Эти рассуждения в конечном счете и заставили ее согласиться с планом мужа.

Эмиль съездил в штаб немецких войск, преграждающих путь из Сент-Этьена, и попросил разрешения на возвращение семьи в Париж. Его с холодной вежливостью принял майор Шаффер, которому и было адресовано заявление. Офицер подчеркнул, что многие парижане после снятия осады, наоборот, изо всех сил стараются покинуть истерзанную войной столицу. Он предостерег об опасности подобного путешествия, тем более что железные дороги в полном объеме не восстановлены и ехать придется на лошадях. Тем не менее Сен-Клер остался непреклонен. В конце концов майор Шаффер пожал плечами и подписал необходимые бумаги. С ними Эмиль триумфально вернулся домой.

«Все устроено! — крикнул он с порога. — Через два дня едем в Париж».

Но когда карета, качаясь, выехала из ворот Сент-Этьена, оставив позади безопасность и уют, Розали не удержалась от вздоха сожаления и не смогла подавить ползучий страх, мол, не будет все в Париже хорошо, когда они приедут. Сейчас до города оставалось лишь несколько миль, и ей хотелось оттянуть критический момент въезда в Париж.

— Ты не думаешь, дорогой, что нам лучше заночевать здесь? — попробовала она предложить, озабоченно глядя в окно на свинцовое небо. — Если опять пойдет снег, можем попасть в метель и насмерть замерзнуть.

Губы ее мужа сжались в прямую линию. Он вынул из кармана очки в золотой оправе и, водрузив их на нос, холодно поглядел на жену поверх стекол. Такая у него была привычка, когда он чувствовал вызов своему авторитету, и практически не бывало случая, чтобы под этим тусклым взглядом его жена продолжала бы возражать.

— Я не склонен думать, что вероятность этого велика, — сказал он. — Ты знаешь, что мы уже почти на месте, и я уверен, что детям будет лучше ночевать в собственных кроватях, а не третью ночь подряд — в деревенской гостинице.

Розали не успела ответить — открылась дверь и вошла служанка с подносом, на котором стояли горячий шоколад, пустые чашки, тарелки с кусками жареной курятины, хлебом и сыром. Поставив поднос на стол, служанка удалилась, не произнеся ни слова. Мари-Жанна разлила шоколад по чашкам, и девочки благодарно взяли их, согревая руки перед тем, как начать пить.

— Снег идет! — вдруг крикнула Луиза и, поставив чашку возле решетки, подбежала к окну.

Элен присоединилась к младшей сестренке, и, встав рядышком коленками на скамеечку, девочки прижались носами к стеклу, глядя, как большие белые хлопья медленно планируют с неба и ложатся белой мантией на булыжники двора и плиты расположенной неподалеку конюшни. Со снегопадом наступили сумерки, и Розали с огромным облегчением услышала, что Эмиль, отказавшись от своего прежнего решения ехать любой ценой дальше, заказывает постели на ночь.

— Отойдите от окна и пейте шоколад, пока он окончательно не остыл, — велела она дочерям, и они неохотно вернулись к камину.

Розали решила задернуть тяжелые шторы, оставив ночь снаружи. Однако в тот момент, когда она подняла руку, снизу послышался стук копыт — подъехал взвод солдат. С криками и смехом они спешились и заколотили в дверь гостиницы.

Розали поспешно задернула шторы и постаралась отвлечь девочек от шума снаружи. Последние месяцы она тщательно их оберегала от вестей о войне, а теперь из-за решимости Эмиля вернуться в Париж как можно скорее они ночуют тут, наверху, а внизу пьют немецкие солдаты.

После ужина Розали и Мари-Жанна отвели детей в спальню и уложили всех троих в огромную кровать.

— Завтра будем дома, — пробормотала Элен, когда мать поцеловала ее на ночь.

— Да, завтра дома.

И под мерное поскрипывание кресла-качалки, в котором устроилась Мари-Жанна, усталые с дороги сестры заснули.

Когда они проснулись утром, мир за окном был белым и блестящим. Снегопад оказался не так силен, как опасался Эмиль, и снежное одеяло, укрывшее деревню и мерцающее на зимнем солнце, было толщиной всего в дюйм-другой. Ветер, такой жгучий накануне, стих, и вряд ли дорогу могло замести сугробами, так что Эмиль решил трогаться в путь незамедлительно. На февральском небе, холодном и голубом, не было ни облачка, и настроение у всей семьи стало получше, чем в первые дни путешествия.

Эмиль велел запрягать, и лошади стояли во дворе гостиницы, фыркая и пуская облака пара в морозном утреннем воздухе. А тем временем девочки, их мать и няня снова влезли в карету и устроились среди одеял. На этот раз они не стали закрывать шторки, и солнечные лучи согревали карету, хоть и едва заметно.

— А почему папа с нами не едет? — спросила Элен, увидев, что отец снова садится на лошадь. — Зачем ему ехать снаружи и мерзнуть?

Мать объяснила, подбирая слова:

— Так ему проще вовремя заметить впереди возможные проблемы.

— А какие могут быть проблемы? — не отставала Элен.

— В такую погоду надо принимать дополнительные предосторожности, — ответила Розали. — На дороге могут быть сугробы, упавшее дерево, другие экипажи, которые поломались или даже перевернулись в снегу. Все это нужно заметить заранее.

Элен подумала, что при такой медленной езде, какая была до сих пор, вряд ли они могут на что-то налететь. Но не успела она сказать это вслух, как заговорила Кл ариса:

— Он смотрит, чтобы на нас не напали. Говорят, что в Париже люди по-прежнему голодают и путешественникам может грозить опасность. Их могут зарезать за кусок хлеба.

— Клариса, не говори глупостей! — резко оборвала ее мать, бросив тревожный взгляд на забившуюся в угол Луизу.

— Но это правда, мама! — горячо возразила Клариса. — Я слышала, как хозяин гостиницы советовал папе опасаться горожан. Они даже котов и крыс сейчас едят. Крысы — фу! Я бы не стала есть крысу, даже умирая от голода.

Хватит, Клариса! — одернула ее Розали. — Не хочу больше тебя слушать.

Клариса замолчала, но, поймав взгляд Элен, губами беззвучно произнесла слово «крыса» и состроила рожицу.

— Нам правда, когда приедем домой, придется есть крыс, мама? — спросила Луиза.

— Разумеется, нет! — ответила мать.

— Это хорошо. — И Луиза зарылась в одеяла поглубже.

— Они могут угнать наших лошадей, — зашептала Клариса Элен, — чтобы съесть…

Но мать нахмурилась, глядя на старшую дочь, и та не стала развивать тему.