Веселая троица - Вицин, Моргунов, Никулин - Лев Лайнер

Будущий комедийный режиссер стал их третьим ребенком. Родился он 30 января 1923 года. Самый первый трюк он выкинул уже при рождении: родился не голеньким, а одетым — в сорочке. А народное поверье говорит: «Кто родился в сорочке, тот будет счастливым, того будет Бог хранить».

Нина Павловна считает, что так оно и было.

Во время Великой Отечественной войны молодой солдат Гайдай попал в Монголию. Как-то он сел на тамошнюю лошадь. Лошадки там, естественно, свои — монгольские. Так вот, при весьма-весьма высоком росте Гайдая лошадка шла под ним сама по себе, а Леонид сам по себе. То есть лошадь совсем-совсем не мешала ему идти по земле пешком.

Наверное, из-за этого «недостатка» новобранца срочно перевели на Калининский фронт. Там, как рассказывает Нина Гребешкова, он «вышел из ряда вон». В буквальном смысле. Командир перед строем спросил: «Кто знает немецкий? Шаг вперед». А Леня со школьной скамьи запомнил-таки три-четыре немецкие фразы: «Анна унд Марта баден. Хенде хох! Битте-дридте. Данке шён» — и честно сделал шаг вперед. И его определили в разведку.

В разведке он языком и овладел. И даже не одним. Правда, в данном контексте слово «язык» надо писать в кавычках. Разведчик Леонид Гайдай овладевал «языками» и приводил их на нашу территорию. «Языков», наверное, пугали его огромный рост и те немецкие фразы, которые он запомнил со школы. Да еще, если серьезно, бесстрашие.

Под Калинином Гайдая ранило — он подорвался на мине и вернулся домой инвалидом второй группы. Из всех своих наград больше всего ценил медаль «За боевые заслуги».

После войны Леня решил пойти в артисты, хотя с детства не выговаривал буквы «р» и «л». Учился Гайдай в театральной студии при Иркутском областном драмтеатре, которую он благополучно закончил в 1947 году. Затем в течение нескольких лет Леонид играл в местном театре, причем роли ему доверяли отнюдь не эпизодические. Он, например, играл Соленого в «Трех сестрах», Ивана Земнухова в «Молодой гвардии», Винченцио в «Укрощении строптивой», Якова Яссе в «Заговоре обреченных» и другие, не менее значимые роли.

Но Иркутск, видимо, был слишком мал для таланта Гайдая, и он подался в Москву. Поступил на режиссерское отделение во Всесоюзный государственный институт кинематографии в мастерскую мэтра советской комедии Григория Александрова. И между прочим, стал сталинским стипендиатом.

Однажды, по свидетельству Ивана Фролова, автора книги «В лучах эксцентрики», Григорий Васильевич Александров заявил, что мастерскую решено считать комедийной.

— Комедийный профиль не обязателен для всех студентов, — сказал мэтр. — Мы будем учитывать индивидуальные склонности каждого из вас. В принципе комедийное мастерство не что-то особенное, не похожее на другие виды режиссерской деятельности. Основное отличие состоит в том, что работать над комедией труднее, чем над другими жанрами. Разжалобить легче, чем рассмешить. Это аксиома. Один американский психолог попытался определить усилия, необходимые для возбуждения различных эмоций. И что же оказалось? Чтобы заставить человека прослезиться, достаточно воздействовать на тридцать процентов его нервных клеток. Рассмешить же человека можно лишь в том случае, если воздействовать на всю нервную систему… Каждый профессиональный комедиограф в состоянии сделать хорошую драму или мелодраму. Примеров этому немало. Взять хотя бы мой фильм «Встреча на Эльбе». Но не всякий режиссер драмы способен поставить приличную комедию.

Большинство студентов намерение руководителя мастерской приняли без энтузиазма. Гайдай же был первым, кто подхватил призыв шефа. И небезуспешно. Его курсовые работы, в том числе постановка сцен из пьесы Симукова «Девицы-красавицы», встретили поддержку руководителя мастерской. По словам сокурсников, Гайдай был одним из любимых учеников Александрова.

По их же воспоминаниям, Гайдай уже тогда выделялся своими хохмами и розыгрышами.

Однажды они с приятелем, с тем же Иваном Фроловым, возвращались в Останкино по территории Выставки достижений народного хозяйства. Места там были глухие, и к ним в компанию напросилась молодая сотрудница ВГИКа. Когда они прошли половину пути, Гайдай вдруг остановился и говорит девице глухим голосом:

— А ну-ка, снимай шубку.

Девушка растерялась, а Гайдай продолжил в том же духе:

— Чего стоишь? Может, тебе помочь?

И девушка уже начала расстегивать пуговицы, когда Гайдай с приятелем вдруг громко рассмеялись.

На одном курсе с Гайдаем училась молодая студентка Нина Гребешкова. Вот что она вспоминает о том времени:

«Леня меня очень долго провожал из института. Я жила на Арбате, а институт находился на ВДНХ, и мы ходили пешком. Мне с ним было безумно интересно, потому что он много знал. И однажды он мне говорит:

— Ну что, давай поженимся?

Я удивилась и говорю:

— Поженимся? Да ты такой длинный, а я такая маленькая. Мы с тобой вообще не пара.

Леня отшутился:

— Большую женщину не подниму, а маленькую на руках носить буду.

После этого у меня состоялся серьезный разговор с матерью.

— У него есть недостатки? — спросила мама.

— У кого же их нет? — вздохнула я.

— Если сможешь всю жизнь мириться с его недостатками, то выходи замуж, — подвела черту мама».

Гайдай оказался достаточно настойчивым, и 1 ноября 1953 года Леонид и Нина поженились.

В это время Нину Гребешкову снимал в своей картине «Испытание верности» мэтр советского кино Иван Пырьев. Он заметил способного студента, и, когда учеба во ВГИКе закончилась, Пырьев предложил ему пойти помощником либо к Эльдару Рязанову — тот готовился снимать «Карнавальную ночь», либо к театральному режиссеру Андрею Гончарову. Гайдай выбрал второго. Вместе с Гончаровым они приступили к съемкам фильма по драме Владимира Короленко «Долгий путь». Однако во время работы режиссеры начали конфликтовать по творческим мотивам, и эта ссора приобрела такие масштабы, что съемки остановились. В итоге Гайдай продолжил съемки «Долгого пути» вместе с другим режиссером — Владимиром Назаровым. Ох и долгим же оказался путь Гайдая в комедиографы!

Очень не повезло ему с первой комедией «Жених с того света». Если бы не «обрезания», фильм получился бы весьма и весьма острым. Он рассказывал о том, что в советской действительности легче умереть, чем доказать, что ты жив. В главных ролях снимались два известнейших актера Ростислав Плятт и Георгий Вицин. Плятт играл бюрократа, который ничтоже сумняшеся требовал от женщины справку, что она в интересном положении. Хотя, насколько знает все прогрессивное человечество, это и так видно. (Видно это было и на экране.) А потом герой Плятта и сам попадал в не менее интересное положение — ему пришлось доказывать, что он жив-здоров и существует, мол, на белом свете.

Картина проходила семь различных инстанций, где около тридцати человек (все, как один!) считали себя доками по советскому кино. Замечания, замечания, замечания… И в конечном счете ничего замечательного. Наконец, фильм показали министру культуры СССР Николаю Михайлову. Он впал в страшный гнев, вызвал Гайдая и сказал примерно следующее:

— Молодой человек, вы сделали пасквиль на советскую действительность.

Картину обрезали до короткометражки. Роль Рины Зеленой практически всю вырезали. А Гайдая чуть не попросили с «Мосфильма».

Попросить-то не попросили, но долгое время ему не давали снимать полнометражные картины. Снимал только, и то очень редко, одни «Фитили». В 1959 году все-таки получил постановку и снял фильм «Трижды воскресший», который рассказывал… о судьбе волжского буксира «Орленок». И конечно, о людях, которые плавали на этом буксире. Фильм с треском провалился, несмотря на то что в главной роли снялась первая красавица экрана тех лет Алла Ларионова. Картина получилась откровенно скучная.

Этот провал, естественно, удручил Гайдая, но не настолько, чтобы из-за этого бросить кинематограф. Военная закалка дала о себе знать. И вот…

Поехали они с женой в Сибирь, в Иркутск, к родителям Гайдая. И полез он в доме родителей на чердак. И наткнулся случайно в старых подшивках газет и журналов на стихотворный фельетон Степана Олейника про трех браконьеров и пса, который за ними гнался. С динамитом.

И сразу загорелся. «Поставлю хоть одночастевку для души», — решил Гайдай. Написал самому Олейнику, заручился его согласием и опять пропал на чердаке. Писал и писал сценарий. И написал-таки его.

Сценарий выглядел так: «Пес бежит — два метра, оглядывается — один метр, трое в кустах — три метра, Бывалый не может пролезть среди бревен — полтора метра».

Радостный от завершения титанического труда, дал прочитать сценарий жене и с надеждой спросил:

— Ну что? Правда, смешно?

— Очень смешно, — грустно ответила она.