Красный властелин - Сергей Шкенев

Не хотят беспокоить задумавшегося Владыку? Что за новости принесли? Послушаем?

— Я не понимаю смысла маневров, затеянных пиктийцами, — голос сопровождается позвякиванием отнюдь не парадных доспехов. — Хаотичная переброска драконирских полков вдоль границы выглядит глупостью, товарищи, но таковой не является. Кстати, мне кто-нибудь объяснит причину остановки противодраконьих метателей?

Это Зерцало Чести — вояка без страха и упрёка, которого одинаково легко представить как за рычагами бронированного «Левиафана», так и принимающего парад на белом коне.

— С остановкой мы разбираемся и не исключаем возможность саботажа.

Адепт Совести, отвечающий за разведку, контрразведку и порядок внутри государства. Называет себя Недрёманным Оком совести. С недавних пор стал жаловаться на слабость зрения и носит на носу круглые очки в тонкой стальной оправе без дужек. Как там они называются у легойцев? Пенсне?

Ум молчит, он всегда немногословен. Изобретатель, учёный, поэт, бывший старший сотник пластунского полка, чьим именем пиктийские матери пугали своих детей. Нет, вроде тоже решил высказаться:

— А не стоит ли нам, товарищи, запустить слух о начале Великого Замещения?

— А смысл?

— Он в неофициальном перемирии, соблюдаемом на время обряда. Пикты хорошо помнят, что случается, если его нарушить.

— Что нам дадут несколько дней?

— Начнём скрытую мобилизацию.

— С каких это пор ты начал интересоваться армейскими вопросами? — ухмыльнулся вояка. — Не иначе небо упало на землю.

— Заткнись, — мягко посоветовал адепт Совести. — В этом предложении есть смысл. Кто сообщит о нём Владыке? Что, опять мне отдуваться за всех?

ГЛАВА 1

На неизвестном перекрёстке неизвестных дорог шёл бой. Один из многих боёв, полыхающих сейчас по всей линии северо-западной границы Родении. И для кого-то он стал последним.

Фух-х-х!

Очередной клубок пламени, расплескавшийся о бруствер окопа, заставил рядового Еремея Баргузина ещё сильнее вжаться в раскалённую каменистую землю. Вжаться, матерясь от ненависти и поганого чувства бессилия хоть как-то помешать происходящему. Когда над тобой, встав в атакующий круг и порой едва не задевая голову крыльями, крутятся в бешеной, смертоносной карусели не меньше трёх десятков пиктийских драконов, на язык приходят, казалось бы, прочно забытые в детстве слова. Пикирующая оскаленная морда, струя пламени или ледяное копьё… и вот уже от трёх полноценных десятков, не дошедших до передовой, а внезапно столкнувшихся с ней и насмерть вцепившихся в опушку безымянной рощи, осталось всего два бойца.

А ты лежишь и ничего не можешь сделать. Чем достать чешуйчатую тварь? Мечом или копьём? Даже не смешно.

Сюда бы пару трубок с «Громом небесным». Хотя бы одну!

Еремей пошарил в отрытой в стенке окопа нише скорее по привычке, чем надеясь на чудо. Чудеса кончились ещё вчера, когда старший десятник Матвей Барабаш каким-то образом сумел связаться со штабом манипулы и вытребовал ящик противодраконьих метателей. Тысяцкий бы и больше прислал, если бы оно было, это больше.

Но как же радуется душа при виде удачного попадания — пиктийская тварь вдруг взрывается изнутри, а с высоты на землю падают фигурки в алых мундирах. Падают, нанизываясь в полёте на обугленные сучья деревьев… немногих, оставшихся от той самой рощи. Приятно посмотреть, чума их забери! И плевать, что метатель — штука одноразовая, и после выстрела его картонной трубой даже неодоспешенного супостата не оглушить.

«Глянь-ка… так и висят, раки варёные…»

Ещё два месяца назад Еремей не замечал за собой такой кровожадности. Да и откуда она возьмётся у солидного профессора Роденийского университета, заведующего кафедрой навийской словесности и известного специалиста по древнебиармийскому шаманизму? Конечно, как и всякий уважающий себя подданный Владыки и — по совместительству — рядовой боец ополчения второй очереди, он с удовольствием проводил три месяца в году на обязательных военных сборах, тем более что штабным переводчикам не выпадало сомнительное счастье совершать недельные переходы в полной выкладке. Так, в охотку помахать мечом с вежливыми и предупредительными наставниками… Ещё нравилось сидеть тёплым летним вечером у палатки полевого клуба для рядовых и обсуждать с коллегами особенности применения боевых артефактов. Разумеется, чисто теоретически — кто же в здравом уме доверит штабным что-то серьёзнее «Безумной радуги».

И всё это рухнуло в одночасье. Университет, сборы, посиделки… Прошлое. Два месяца, кажущиеся жизнью.

— Улетели ублюдки? — голос старшего десятника еле пробивался сквозь звон в ушах. — Еремей, ты там живой?

Матвей Барабаш как раз из тех вежливых наставников. Интересно, куда подевалась вся его вежливость, когда ополченцев второй очереди в срочном порядке согнали во временные команды, раскидали по действующим полкам и бросили в мясорубку? А звания и опыта профессора, не отлынивавшего от сборов и занятий, как раз хватило на то, чтобы попасть не в обоз, а в обычную пехотную манипулу. «Примерно соответствует боевым требованиям», как сказал принимающий пополнение хмурый младший сотник в порванной в нескольких местах и тщательно собранной свежими — ещё блестящими — кольцами кольчуге.

Вот, правда, десятник так и остался десятником, неожиданно превратившись в лютого зверя. Не потому ли они до сих пор живы?

— Да куда я денусь? — Еремей растёр по лицу перемешанный с грязью пот. — Попить бы.

— Лови! — кожаная четвертьведёрная фляга упала перед профессором. — Хлебни напоследок.

— Думаешь, здесь и останемся?

Они перешли на «ты» после первого же боя, что, впрочем, не избавляло рядового Баргузина от постоянных придирок старшего десятника.

— Считаешь иначе? — Барабаш захрустел сухарём. — После драконьего налёта завсегда головожопых выпускают. Потому как сами пиктийцы об нас мараться брезгуют. Блаародныя!

Обычная тактика Империи — гнать на прорыв «драконьи консервы», набранные в колониях и зависимых территориях. Чего жалеть этих полудобровольцев-полунаёмников, получивших не самые благозвучные прозвища по обе стороны фронта? Неужели потомственные маги должны сходиться в рукопашной с мужиками — быдлом и хамами?

Легки на помине, чума их забери! Глорхийцы — как на парад шагают, будто не они вчера прорывали линию обороны шестнадцатого полка, оставив на ядовитом перекати-поле заграждения половину атакующей волны. Три десятка Матвея Барабаша как раз были посланы в подмогу соратникам — командование пыталось хоть чем-нибудь заткнуть брешь, собирая бойцов где только возможно. Посланы, но не дошли…

— Профессор, ты женат? — неожиданно поинтересовался старший десятник.

— Нет, а что? — вскинулся Баргузин.

— Хорошо это, — Матвей задумчиво кивнул.

— Почему? — что, кроме удивления, может вызвать такое умозаключение у обычного человека? Вот и у профессора вызвало.

— Не люблю, когда на могилах кто-то плачет, — ответил десятник и отвернулся.

Еремей пожал плечами и тихонько, чтобы не услышал командир, хмыкнул. Мёртвому разве не всё равно? Тем более могил, надо полагать, у них и не будет — пиктийцы славятся экономностью, мясо для варров нынче дорого, а своих «консервов» у аристократов вечно не хватает.

Кажется, Матвей подумал о том же самом, потому что спросил:

— Кстати, а почему в Империи драконов варрами называют?

— Не всех, только гэльскую породу… — Баргузин приготовился было дать привычный развёрнутый ответ, но осёкся и оборвал фразу.

— А-а-а, — протянул старший десятник и щелчком вставил в огнеплюйку свежий кристалл. — Я-то думал…

Рядовой вздохнул и отвернулся — говорить об особенностях пиктийского языка лучше в более спокойных местах.

— Из штаба есть что, командир?

— Тебе какое дело? — неожиданно рявкнул Барабаш. И тут же добавил спокойным тоном: — Заряды хоть остались?

— Два полных и ещё треть в одном.

— Береги.

И здесь Матвей прав — пока кристаллы в огнеплюйках полностью не разрядились, они живы. Против драконов штука бесполезная по причине полной нечувствительности тварей к этой разновидности огня, а вот латной пехоте мало не покажется. Лишь бы не увлечься и палить одиночными.

Пших-х-х… раскалённый шарик вылетел откуда-то слева. Что, там ещё кто-то живой остался?

— Прекратить! — заорал старший десятник, приподнимаясь на локте. — Подпускаем на тридцать шагов!

Он что, сдурел? Даже на оборудованных и подготовленных к обороне позициях, когда наступающий противник натыкается на перекати-поле и взрывающиеся под ногами горшки гремучего студня, даже тогда стреляют на пределе, на пятидесяти шагах. Иначе сомнут прежде, чем головожопые обратят внимание на потери.