Живые тени ваянг - Стеллa Странник

В аэропорту Схипхол девушка присела на краешек кресла недалеко от выхода в город. Как хорошо лететь без багажа! Как хорошо не чувствовать себя привязанным, как собачонка, к своим баулам! Включила телефон и набрала амстердамский номер:

— Паула, ты где?

— Буду через пять минут, — ответила бархатным голосом ее подруга.

Пять минут — это пятнадцать, не меньше. И Катя достала из накладного кармана сумки глянцевый журнал, тот самый, с ее фотографией, правда, не на обложке — ну не модель же она, чтобы выпячивать грудь на «лице» номера. Но вот где-то внутри, почти в середине, есть тоже совсем неплохое ее фото под интервью «Дизайн одежды: сочетание несочетаемого». Журнал выпал из рук и заскользил по гладкой плитке в сторону огромного цветочного горшка, в котором красовались яркие сиреневые цветы, похожие на анютины глазки.

— Please take[2]… — молодой мужчина спортивного телосложения, с какой-то мальчишеской хваткой, уже держал журнал в руках.

— Thank you![3]

Их взгляды встретились, и что-то кольнуло у нее под ложечкой, как бывает после долгой разлуки если не с любимым человеком, то хотя бы — с другом. Незнакомец тоже удивленно вскинул брови и, не удержавшись, спросил:

— You live in this country?[4]

— No, I’m from Russia![5]

По его лицу пробежала тень разочарования. Видимо, ему очень хотелось, чтобы именно эта девушка была родом из Нидерландов.

— Извини, но ты так напоминаешь мне… — молодой человек замолчал, и Катя не услышала этого слова, — бабушку…

— Ты напоминаешь мне одну женщину, — сказал он уже по-русски. И, чтобы не разочаровать незнакомку, добавил:

— А если я приглашу тебя куда-нибудь? Завтра хочу посмотреть немецкую оперу. Ты как?

— Ты знаешь русский язык? — удивилась она, не ответив на приглашение.

— Да, я изучал его в университете. И был в вашей стране… Ну как, согласна?

Катя посмотрела на незнакомца внимательнее. Вполне приличный молодой человек, интеллигент, скорее всего, из служащих. И есть в нем что-то восточное… Глаза. Да, глаза… Они почти черные, как колодец, и разрез…

— Если только в оперу… — неуверенно пролепетала она, вспомнив совет Германа Арнольдовича. Тем более, что знала — Паула в оперу не пойдет, у нее другие интересы. Вот и получается, что можно принять приглашение первого встречного.

До завершения «пяти» минут оставалось еще минут десять, и этого вполне хватило, чтобы познакомиться и договориться о встрече.

— А вот и я! — Со стороны входа стремительно приближалась к ним фигура дивы Паулы, как всегда, неотразимой — высокой и стройной, с распущенными блондинистыми волосами. Красный кардиган мягко подчеркивал формы, а блестящие лосины, выглядывавшие из-под высоких сапожек, были словно помазаны медом: они притягивали взгляды…

— Паула! Ну наконец-то! Знакомься, это — Буди[6]. Он прилетел на международный симпозиум из Англии. Его самолет приземлился почти одновременно с моим… Кстати, преподает в Лондонском университете Метрополитен[7]…

— О-о-о! — в глазах Паулы скользнул огонек интереса. — Паула, корпоративный психолог…

Она чуть наклонила голову вправо, словно собирая свои мозги в этом полушарии, и торжественно произнесла длинную фразу на английском, которую Катя сказала бы коротко и просто: «Ну, и мы не лыком шиты», если бы ее собеседники знали такое слово — «лыко».

— Вам в город, Буди? — Паула разжала кулак, демонстрируя ключи от «Ягуара». — Могу подбросить!

— Нет-нет! Я уже вижу своих коллег!

Перед выходом из зоны паспортного контроля стояли двое с табличкой «Symposium culturologists»[8].

— До свидания, девушки! Катя, завтра — опера, не забудь…

Дверь возле указателя «Выход в город» почти бесшумно закрылась за их спинами. В лицо ударил прохладный свежий ветерок с запахами совершенно незнакомого для Кати города. Было в нем что-то от морского бриза, который тянулся на Питер с Балтики, но гораздо мягче и теплее, а потом пахнуло пряным ароматом вишни. «Странно, в ноябре с Северного моря дует такой теплый ветер, да еще и с плодовым привкусом… — подумала Катя. — А вишня откуда? Да конечно! Из ближайшей кондитерской…»

Морской бриз вернул ее в прежнее состояние. Катя словно стряхнула с себя нечто невидимое, прилипшее к ней там, в самолете.

По дороге в отель Паула перешла на русский язык. Удивительно, но знала она его отлично, видимо, когда-то была прилежной ученицей:

— И что это за «фрукт» прицепился к тебе? Нужен он? Сегодня идем в ночной клуб! Закадришь себе…

— Паула, я с ним должна в оперу пойти…

— Так ты уже и «должна»! Запомни: в этой жизни никто никому ничего не должен! Понятно? Я говорю тебе не как подруга, а как психолог.

— Ты знаешь, что-то я не хочу сегодня в ночной клуб, — прервала начавшийся монолог Паулы Катя. Она знала, что если речь зашла о профессиональных вопросах, то это — надолго. Паула не успокоится, пока не прочитает лекцию.

— А хочешь, просто посидим у меня дома?

— Это удобно?

— Вполне. Быстро соглашайся, пока я не передумала. Я ведь никого домой не приглашаю…

Паула Янсон жила в престижном районе Амстердама в четырехкомнатной квартире, оставшейся от мужа — Томаса Янсона, известного шоумэна. Три года назад, до рождения сына, счастье застилало ей глаза. Быть женой популярной личности плюс делать карьеру самой, плюс… В общем, были у нее только плюсы. Когда родился Вилли, вместе с ним появился всего один, но очень жирный минус. Сразу же после этого события Томас ушел из ее жизни. Сначала — хлопнув дверью квартиры, а потом — когда захлопнулась перед его лицом крышка гроба: творческий полет закончился быстро и трагически — в прошлом году он умер от передозировки… Пауле остались шикарная квартира, «Ягуар» нового поколения, как и положено в этом случае — цвета свежей крови, и маленький Вилли….

Когда они вошли в квартиру, в просторной детской еще горел свет. На бежевом ковре с высоким ворсом сидел мальчик лет трех в голубой пижаме. Видимо, он готовился ко сну. Малыш складывал из конструктора башню, и потому по всему ковру были разбросаны «стройматериалы» — кубики. Рядом с ним расположилась совсем юная худенькая девушка, больше похожая на девочку-подростка лет тринадцати.

— Вилли!

Услышав голос матери, мальчик от неожиданности выронил пластмассовый кубик. Он медленно повернулся лицом к входящим, и у Кати защемило сердце: сын Паулы был дауном. Она знала таких детей, потому что несколько раз видела их, увлекаясь в студенческие годы благотворительностью. Тогда она посещала специальное заведение для детей с подобными отклонениями и очень удивлялась, как они похожи друг на друга, и мальчики, и девочки. Такой же отрешенный взгляд круглых, чуть заплывших, глаз, такой же маленький нос, такие же пальцы-барабанные палочки…

Вилли посмотрел в сторону вошедших и что-то промычал:

— Мы-мы, ммм…

Девчушка сидела молча. Она просто посмотрела на Паулу и улыбнулась. Видимо, нянька должна была идти домой.

— Хелен, давай я тебя провожу домой, уже совсем поздно.

И, словно отвечая на молчаливый вопрос Кати, добавила:

— Не удивляйся, она немая…

— Подожди, Паула, а разве мальчику не нужна нянька с «голосом»?

— Эх, знала бы ты, сколько они сейчас стоят… Да еще и какие засранки! Могут избить ребенка… А Хелен — здесь, по соседству, да и почти даром… Ну все, прекратим, а то еще и слезы хлынут.

Вилли сейчас будет спать, видишь, он уже носом клюет, а мы давай-ка с тобой пройдем в гостиную…

…Они сидели в белых креслах из мягкой кожи за квадратным журнальным столиком, который стоял на добротных резных ножках посреди комнаты. Паула приготовила легкий салат, разложила по тарелочкам закуски из полуфабрикатов и достала из бара массивную пузатую бутылку коньяка с темно-зеленой этикеткой, демонстрирующей дороговизну напитка.

— И как у тебя со Стасом? Получается? — она поднесла узкий высокий бокал к губам, словно пытаясь насладиться ароматом напитка на расстоянии. — Ведь он стал вроде бы как последней пристанью для тебя?

— А почему ты так решила? — в голосе Кати появились настороженные нотки. Ей не понравились слова Паулы, но еще больше — интонация.

— Как же! Столько заводила романов, а замуж так и не вышла! Посмотри на себя, подруга, ведь ты из тех, о ком говорят: «Ей уже за тридцать».

Катя поставила на стол бокал, который грела в ладони, и тупо посмотрела в огромное зеркало в такой же резной, как и ножки столика, оправе. Оно висело как раз напротив, занимая добрую половину стены. На нее смотрело лицо миловидной девы с вполне правильным европейским профилем. Обычный прямой нос, пусть и не «греческий», темно-коричневые глаза, чуть вьющиеся, почти до плеч, каштановые волосы… Да и одежда ничего — сама сконструировала. Брючки стильные, укороченные и зауженные, цвета шоколада, под цвет глаз и волос, блузка — цвета пряной горчицы, подчеркивает скрытые под ней достоинства…