Подпольный Баку - Мамед Ордубади

Челман зло усмехнулся.

- Ах, вот оно что!.. Теперь мне все ясно. Об этом вы и шепчетесь с утра до вечера. А ты - зачинщик. У меня и свидетели есть...

Никто не заметил, как в кузнечный цех вошел управляющий мастерскими Якобсон. Челман первым увидел его.

- Очень кстати, господин управляющий, что вы изволили пожаловать сюда. Все знают, вы, господин Якобсон, спрашиваете работу с меня, а я - с них. Челман обернулся к Павлу. - А что делаешь ты? Подучаешь рабочих жаловаться на наши порядки?! Таких заносчивых и строптивых, как ты, надо поискать! Сам такой - и других пытаешься сделать похожими на себя?!

Управляющий, поздоровавшись с Челманом за руку, достал из кармана черного пиджака серебряный портсигар и, рисуясь, извлек из него тонкую папиросу с длинным мундштуком.

Челман выхватил из кармана жилетки спички, угодливо протянул их управляющему, который в упор рассматривал Павла.

- Слышал о тебе, Плотников, слышал, - заговорил Якобсон ровным, скучным голосом. - Каждый человек нуждается в работе. Я даю ее вам и плачу за нее. Взамен каждый из вас обязан трудиться здесь десять часов честно, добросовестно, не ленясь. Если бы вы, господа рабочие, знали, какой ущерб, какие издержки несут хозяева-предприниматели, если бы вам было известно о тех распоряжениях, которые поступают в адрес нашей компании из центрального управления, требующего увеличения рабочего дня и снижения на десять процентов заработной платы рабочих... И если бы вам было известно о моих протестах в ответ на эти распоряжения, о протестах, к которым меня вынуждают условия вашей жизни. Я уверен, если бы вы знали все это, вы не допустили бы безобразия, свидетелем которого я только что стал. Ты, Плотников, умелый, работящий кузнец. Это истина, которую не опровергнешь. Но твой задиристый нрав, твой беспокойный характер мешают тебе работать еще лучше. Будь твой характер столь же прилежен, как и твои руки, тебе никогда бы не грозило увольнение. Не забывай, над тобой нависла угроза быть выброшенным за ворота этого предприятия братьев Нобель. Очень прискорбно, что ты прямо-таки спешишь быть вышвырнутым отсюда, причем изгнанным с позором, без малейшей надежды получить где-либо работу.

Павел вновь провел рукой по лбу, утирая пот; лицо его было сосредоточенным, глаза смотрели на управляющего пристально и бесстрашно.

Работа в цеху приостановилась. Не слышно было ни перестука молотов, ни тяжелого дыхания кузнечных мехов. Рабочие, притихнув, ждали, чем кончится этот словесный поединок.

- Я человек прямой и привык говорить откровенно то, что думаю, сказал негромко Павел. - Иным и не хотел бы быть. Я живу своим умом, не беря в долг разума у других. Трудно не выразить сожаления, глядя, как вы, господин управляющий, стараетесь скрыть истинные причины жалоб рабочих и взвалить ответственность за это на других. Но ведь вы сами являетесь причиной всех этих жалоб. Ответьте мне, господин Якобсон, кто виновен в том, что рабочий, которому негде спать и жить, приходит к вам и просит у вас жилье? Кто виноват, что на заводе нет воды, чтобы умыться после работы, и рабочий просит вас поставить в цехе рукомойник? Когда рабочий заболевает, его выбрасывают на улицу и выгоняют с работы. И он вынужден умирать под забором. Его товарищи, видя это, возмущаются и протестуют. Кто же виновен?! Если рабочий, трудясь по десять часов в день, не может заработать на хлеб своей семье и начинает роптать, неужели в этом виновен я, Павел Плотников?! Когда главный механик Челман в течение дня раз сто обругает рабочего, не как-нибудь, а упомянув непременно при этом его отца и мать, то есть, попросту говоря, оскорбит его самолюбие, унизит его человеческое достоинство, - кто виновен в этом?! Когда Челман без конца раздает зуботычины бессловесным, забитым иранцам и волжским татарам, - кто виновен в этом?! Скажу откровенно, я против того, чтобы рабочие ходили жаловаться к вам, управляющему, ибо жалобы эти мало что изменят.

Лицо у Якобсона позеленело от злости. Откусив край папиросного мундштука, он выплюнул его на землю.

Челман поспешил вмешаться:

- Сами изволите видеть, господин управляющий, как мне трудно руководить мастерскими. Этот смутьян Плотников верховодит здесь. Обратите внимание на мастеровых: все побросали работу. Вон Айрапет Айвазян, вон Аскер Дадашев, вон Мамед Сеид-оглы, который прежде походил на ягненка, все они смотрят этому смутьяну в рот, боясь пропустить одно его слово. Взять к примеру вон того, Аскера... Эй, Дадашев, подойди ближе, тебе говорят?.. Так вот, этот самый Аскер, господин управляющий, скажу в лицо ему, очень ловкий кузнец. Но раньше это был простодушный, покладистый мусульманин. А сейчас?.. Пропащий человек! Вбил себе в голову те же бредовые мысли, с которыми носится Плотников. Да разве только Аскер Дадашев стал таким?! Все, кто здесь работает, - армяне, русские, мусульмане, заражены вредными речами этого Павлушки. Даже подручный Айрапета, вон тот, мальчишка Эйбат, высказывает всякие недозволенные мысли... Управляющий резко повернулся и пошел к выходу. В дверях он остановился.

- Советую всем рабочим, - сказал он жестко, - образумиться и вести себя благопристойно. Вольнодумные речи Аскера Дадашева и Павла Плотникова могут сбить вас с верного пути. В наказание за крамолу и неповиновение властям сюда, в Баку, из центральной России, Ярославля и других городов сосланы сотни людей. Мне жаль вас, господа рабочие! Подумайте о ваших семьях, о женах и детишках! На место каждого из вас найдется десяток желающих.

Аскер сделал несколько шагов навстречу управляющему:

- Будь механик Челман справедливым человеком, он прежде всего сказал бы, что мы добросовестно трудимся. Челман следит за каждым нашим шагом, подслушивает наши разговоры, словом, ведет себя, как настоящий сыщик. Но и сыщик должен делать свое дело добросовестно, а не передавать хозяевам ложных сведений. Мы никого не подучаем ходить к вам, господин управляющий, с жалобами. Что же касается ваших слов о том, что на место каждого из нас найдется много желающих, - это бесспорно. Увы, господин

Якобсон, вы правы. Нам хорошо известно, что голодные рабочие обивают пороги хозяйских контор, мечтая заработать на кусок хлеба. Очевидно, это радует механика Челмана. Но если он, видя такое положение, считает десятичасовой рабочий день недостаточным для нас, пусть откровенно скажет об этом... Только что вы, господин управляющий, упрекнули нас в связях с рабочими. Я хочу задать вам вопрос: можно ли эти связи оборвать? Никогда! Потому что люди, работающие под этой крышей, одинаково подвергаются оскорблениям, побоям, нищенствуют, страдают. У нас у всех одно горе, мы все равны в своей беде!

К Аскеру подскочили Гюльбала и Курбан, всегда выступавшие на стороне хозяев, схватили его за руки, оттащили назад.

- Каждый должен знать свое место! Нечего задирать нос выше своей головы! - выкрикнул Гюльбала. - Да пошлет аллах долгой жизни нашему господину управляющему! Ступай на свое место, Аскер, тебе говорят!.. Не позорь нас перед господином Якобсоном, не то я так опозорю тебя, что ты не посмеешь показываться на глаза людям.

Подручный Айрапета, Эйбат, порывистый, горячий юноша, почти подросток, поспешил на выручку Аскеру, встал между ним и его обидчиком, крикнул:

- Попробуйте только тронуть его! Или есть смельчак, кто мог бы обидеть нашего Аскера?.. Хозяйские холуи!.. Откройте пошире свои глаза! - Он кивнул в сторону Челмана. - Что хорошего сделали для вас эти люди? Предупреждаю: кто тронет пальцем Аскера, будет иметь дело со мной!..

Послышались возгласы:

- Молодец, Эйбат!...

- Да наградит тебя аллах, сынок!

Айрапет, который всегда сердился, когда его подручный встревал в разговоры старших, подошел к пареньку, схватил его за руку.

- Иди работай! Не суй нос не в свои дела, мальчишка! Что ты смыслишь в делах взрослых?!

В цехе началась перебранка между сторонниками хозяев и теми, кто поддержал Павла и его друзей.

Управляющий Якобсон поспешил ретироваться. Челман, покидая кузнечный цех, сердито выкрикнул:

- Я заставлю вас прикусить языки! У меня есть убеждения, которым я никогда не изменю: работу следует давать лишь скромным, достойным людям. Вы же - бунтари и не заслуживаете доброго отношения. Я вовсе не сыщик! Хозяева платят мне, и я отстаиваю их интересы. Мне искренне жаль, что из-за кучки строптивых вольнодумцев с работы будут уволены многие другие, которые ради куска хлеба проделали долгий путь из Ирана в Баку. Пусть я не буду Челманом, если не выброшу вас за ворота мастерских, как поступают с рабочими в Ярославле и Иваново-Вознесенске! Не быть мне здесь главным механиком, если я не сделаю вас уличными бродягами! Не забывайте, что мы живем по соседству с Ираном. Баку - ворота Востока, голодного, нищего, бескультурного. Стоит мне пожелать - и из Ирана в Баку побредут, как гурты баранов, тысячи крестьян. Они с радостью будут работать с утра до вечера за фунт хлеба. Иранцы не знают, что такое рабочий день и условия труда, не думают о большом заработке. Они затемно, рано утром, идут на работу и возвращаются домой ночью. И довольны своей жизнью.