Та, что будет моей (СИ) - Лель Агата

— Да вроде бы есть… Я не знаю, сынок, правда, не интересовалась, — в голубых глазах сквозила едва ли не мольба "давай уже свернем эту тему". — Попробуй вот этот салатик, вкусно.

Есть, значит. И вроде бы все уже давно перебушевало, бурьяном поросло и отпустило, а… царапнуло. Совсем так по-вишневски, по-собственнически. Хотя прав на такие эмоции он никаких не имел. Да и не должно их вообще было быть, эмоций этих, но как-то вот они сами, не спросили.

Выходит, дочка того, с кем она там сейчас кружится? И успела же, девушка, блин, высоких моральных принципов!

За стол вернулся глава семьи, мама тут же выдохнула, обрадовавшись возможности наконец-то закрыть эту щекотливую тему. Начала бодро болтать о чем-то отстраненном, что-то рассказывать, вспоминать, спрашивать. Только вот Вишневскому было не до семейной болтовни. Новость выбила из-под ног почву. И вот эта мысль: а вдруг эта девчушка все-таки… его.

Странное чувство, непонятное. Ни радости, ни злости, ни страха — что-то среднее между негодованием и прострацией.

Родила, значит, и даже не сообщила? Целых четыре года, упертая, молчала?! Но, конечно, при том условии, что девочка на самом деле его. А выяснить это было не так сложно.

— А ты куда, Артур? — встрепенулась мама.

— Воздухом свежим подышу, — отрезал сын и, опустив руки в карманы брюк, неторопливо вышел во двор.

Будто любуясь красотами ухоженного сада, прогулочным шагом добрел до гостевого дома, где вот уже почти десять лет располагалось семейство Игнатовых.

А вон и оно, то самое окно, куда он забирался к ней минуя дверь…

Вишневский подошел ближе и заглянул в раскрытые створки — комната была пуста. На стене висели какие-то нарисованные красками каракули, в шкафу на полке красовались мягкие игрушки, куклы, какие-то разноцветные коробки с блестками.

"Детская теперь" — догадался он, и только собирался ретироваться обратно, как почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Обернулся: маленькая девчушка смотрела на него нахмурив брови, удерживая в одной руке… не какого-нибудь милого плюшевого зайчика, нет — самый настоящий водяной пистолет.

— Ты кто? — серьезно спросила она.

— А ты кто? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я Валюша и я здесь живу.

— А я Артур, и я тоже живу здесь.

— Я тебя никогда не видела.

— Просто меня долго не было, а теперь я вернулся.

"Так долго, что когда я уезжал, тебя и в помине не было".

Он опустился на корточки и бесцеремонно всмотрелся в лицо ребенка, пытаясь отыскать в нем хоть какие-то свои черты. Искал, искал… и в общем-то особо и не нашел. Девчушка просто до безобразия напоминала свою мать: такой же вздернутый нос, полупрозрачные брови и круглые глаза. Правда, медового цвета. А у Веснушки они были серо-голубые, цвета грозового неба. И волосы у нее были рыжие и пушистые, а у девочки подозрительно темные…

Пока сравнивал, немало удивился тому факту, что настолько детально помнит ее лицо, и не мог понять, хорошо это или нет. В душе закостенелого циника что-то определенно шевельнулось от подобных воспоминаний, и это ему сильно не понравилось.

— Смотри, что у меня есть, — он залез в карман и достал конфету, которую прихватил из вазочки дома. — Держи.

В глазах Валюши мелькнул неприкрытый детский интерес, но руку она не протянула.

— Мама не разрешает мне брать угощение у чужих.

— Так я не чужой. Вон, — обернулся и кивнул на свой дом, — я там живу. Бери, мама не узнает.

— Нет, ты чужой.

Вишневский поднялся и, убирая конфету обратно в карман, не мог не улыбнуться.

Не взяла, вот же настырная. Вся в мать.

"Или в тебя" — подсказало подсознание.

— А где мама твоя? — решив больше не пугать Валюшу, перевел тему. Ведь кто как не наивный ребенок расскажет всю подноготную семьи подчистую? — Она на работе, наверное, да?

— Разговаривать с чужими мне мама тоже не разрешает, — выдала она, стрельнув взглядом по его карману, где скрылось угощение.

— И правильно делает твоя мама, молодец. А… когда она за тобой придет?

— Ты знаешь мою маму?

Память услужливо подкинула кадры, какими податливыми были ее губы. Мягкие, теплые… И не только губы.

— Я ее… друг, — обтекаемо ответил он, и девочка скептически нахмурила светлые бровки.

— У мамы только один друг — дядя Валя.

Дядя кто?

Валя?!

— Может быть Ваня?

— Нет, дядя Валя.

Бог мой, Веснушка, ну ты серьезно?

Валя?!

И вот на это ты меня променяла?!

Вишневский не видел его ни разу, но сразу окрестил лохом. И совсем даже не потому что он Валя, будь от Владимиром, Александром или Любомиром, он назвал бы его абсолютно точно так же. Просто потому что… потому что он лох. Точка.

Та-ак, еще чуть-чуть и тайна мадридского двора будет раскрыта.

— Скажи, а этот дядя Лох Валя, он с вами живет?

— Артур! — раздалось позади, и Вишневский обернулся.

За спиной стояла мать Веснушки — Галина, придерживая рукой… огромный беременный живот.

Беременна? В ее-то годы?!

Да что у них, твою маму, происходило тут, пока его не было!

Ну прямо Шива, богиня плодородия. Ей же ну сколько… лет сорок пять точно. Походу они с Иракли тут времени даром не теряли.

— Здравствуй, — сдержано поздоровалась она. — Не буду говорить как ты вырос, но ты действительно возмужал за эти годы.

— А вы… — он стрельнул взглядом по ее животу, — а вы совсем не изменились.

Ай да Вишневский, ай да дамский угодник.

— Ты давно приехал? — проговорила она, погладив по голове прильнувшую к ней девочку.

— Да вот только сегодня. Вышел подышать воздухом, а тут вот… дочка Аглаи.

И выжидательно уставился женщине в глаза.

Ну же, выдай себя. Ты же точно знаешь, чья она.

Но Галина даже если и знала, то ничем себя не выдала. Просто снова мягко улыбнулась.

— Бабушка, а этот дядя мне конфету не дал, — громким шепотом произнесла девочка, глядя при этом на Вишневского. — Такой жадный.

— Не дал? — делано возмутился он. — Так я же… Эй, ты сама не взяла!

Вот же маленькая вымогательница! И снова почему-то ощутил острую потребность улыбнуться.

Он всегда был равнодушен к детям, не хотел их и не знал, как с ними обращаться. Его не умиляли рекламы подгузников и коверкано рассказанные стишки про "бороду из ваты". Чем старше он становился, тем больше ловил себя на мысли, что вряд ли когда-нибудь решится на этот шаг. Но эта девочка, дочь Веснушки, она была… забавной. Умненькой. Хитрой. Где-то даже расчетливой.

Он вдруг поймал себя на мысли, что если бы у него и была дочь, то только такая.

— Валюша, так вести себя некрасиво! — пожурила бабушка внучку. — К тому же ты все равно не любишь конфеты.

— А что любит? — тут же зацепился Артур.

— Желейных мишек, душу за них продать готова. Ну ладно, нам ужинать пора. Была рада увидеть, — сказала Галина и, взяв в свою руку крошечную ладошку, повела Валюшу в дом.

Вишневский проводил их взглядом до самой двери, а потом медленно пошел к своему дому, переваривая только что увиденное.

Может ли она быть его?

Судя по характеру — запросто. Темные волосы и карие глаза… Валюша.

Вдруг его осенило. Валюша — дядя Валя.

Это она что, получается, его дочь в честь какого-то мудозвона назвала?

Или… это все-таки не его дочь?..

Имена — это что? Просто совпадение?

Он сам не понимал, чего он хочет или Не хочет больше — чтобы она была его дочерью, что радикально изменит его жизнь, а к подобным переменам эта жизнь его не готовила, или что Веснушка родила от кого-то другого.

Почему-то думать о том, что она вот так цинично пошла кувыркаться с кем-то еще, едва он только улетел, ему совершенно не хотелось. Мужское эго не позволяло и чувство собственничества, наверное.

Ведь это я был ее первым.

Раздрай. Неопределенность. Хаос. Все то, что он не выносил и по возможности старался от подобных чувств как можно скорее избавляться.