Хочу тебя использовать - Екатерина Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да насиделся в дороге.
– Кир, ты полкухни занимаешь, – смеется она. – Давай-давай, присаживайся. Я окрошку приготовила. Будешь?
– Буду.
– Только я по чуть-чуть готовлю. Сколько мне одной надо-то? Завтра уже буду тебя откармливать. А пока съешь окрошку и чай с булочкой. До утра доживешь.
Опускает передо мной тарелку и сразу же ставит чайник на плиту. Я беру ложку и начинаю есть, наблюдая за тем, как бабушка кружит по кухне.
– Ох, одна только осталась, – вздыхает она, приподнимая край полотенца, которым накрыта миска. Еще недавно спящий кот тут же материализуется у ее ног и начинает тереться о них, довольно мурча. – Иди, окаянный! Я ж тебя недавно кормила. Вот прожорливый.
Бабушка заваривает чай, ставит передо мной тарелку с пышной булочкой и усаживается напротив, отогнав кота.
– Какой же ты вырос! – произносит она, сложив руки вместе. – Красивый, статный. Как мама?
– Нормально, – отвечаю коротко, не имея никакого желания говорить о ней. И вообще о моих родителях. От них одна головная боль.
– Опять уехала?
– Мгм.
– Ой, бедный ты мой мальчик, – вздыхает бабушка, поглаживая мою руку, сжимающую кусок хлеба. – Сирота при живых родителях. А ко мне надолго?
– Не знаю еще. Просто приехал. У меня каникулы, так что, может, на все лето.
– Я так рада, внучек! Какое счастье, что ты приехал.
– Буду помогать тебе, ба.
– А что же мне помогать?
– Ну не знаю, по хозяйству там. Ворота бы заменить.
– Да где ж я денег таких возьму? Можно просто поправить да покрасить, они век еще простоят.
– Поменяем, ба.
– Как твоя учеба?
– Год закончил на отлично, другого бы мне не позволили, – невесело усмехаюсь я. – Гонками занимаюсь.
– Какими такими гонками? – глаза бабушки становятся больше. Она так забавно удивляется, что я не могу сдержать смех.
– Уличными, ба. Это когда парни собираются на своих машинах ночью в старом аэропорту и гоняют, кто быстрее.
– Так же и разбиться можно, Кирюш! – всплескивает руками.
– Можно, – подтверждаю я. – Но это если ты неосторожно ездишь.
– А ты осторожен?
– Еще как.
– Родители знают?
– Наверное, – коротко пожимаю плечом. – Не волнуйся. Они не переживают, у них замена растет. Достойная, – цежу сквозь зубы, вспоминая своего брата Назара. Он младше меня на два года, такой же заносчивый и раздражающий тип, как и наши родители.
– Не говори так. Невозможно заменить ни одного ребенка.
– Святая простота, – хмыкнув, отвечаю я, вгрызаясь в невероятно вкусную булочку с повидлом.
Доев ужин, помогаю бабушке убрать посуду, но она отгоняет меня от тазика, в котором моет ее.
– А что, посудомойки у тебя нет?
– Какой посудомойки? – удивляется она.
– Ну, такая машинка для мытья посуды.
– Какая машинка, внучек? В селе, – качает бабушка головой, полоща тарелку из железной кружки.
– А… раковина? – офигеваю я.
– Нет. Да и зачем она мне? Мне и с ведром нормально.
– А кто тебе воду в ведре носит?
– Так сама и ношу.
– Откуда?
– Во дворе колонка есть, – кивает бабушка на выход из дома.
Я присвистываю, пытаясь сложить в голове условия бабушкиной жизни. Мама говняная дочь, если не смогла бабушке даже воду в дом провести. Я не знал, на что потратить свои выигрыши от гонок? Собирался спустить их на Ибице, но в последний момент передумал туда лететь. Так вот теперь у меня появилась такая статья расходов, что хоть бы хватило денег. А главное, тяги. Потому что я вообще ни фига не шарю ни в воротах, ни в водопроводе.
– Ну а туалет?
– Так на улице.
– В смысле – на улице? – таращусь на бабулю как на пришельца, а она смеется.
– Пойдем, покажу.
Мы выходим из дома, бабушка включает свет, тускло освещающий дорожку, в конце которой стоит некая конструкция, напоминающая телефонную будку. Ладно, я ж не в лаборатории вырос, и понимаю, что деревянная покосившаяся хибарка – это туалет. Но блядь, в двадцать первом веке! Я думал, это пережитки прошлого! Но нет.
– Слушай, и это у всех тут так?
– Нет, – отвечает бабушка, словно забавляясь моей реакцией. – Молодежь, конечно, себе и водопровод в дом проводит, и туалет, и машинку стиральную ставит. Автомат, – важно добавляет она. – А мне уже это зачем?
– И как ты стираешь?
– А у меня малютка есть.
– Кто?
– Что, – поправляет бабушка со смехом. – Машинка такая маленькая. Она у меня в сарае стоит. Я ее вытаскиваю, из колонки воду набираю и стираю. Потом полощу руками и развешиваю на веревки, – она указывает рукой в сторону, но в темноте я не совсем понимаю, куда.
– Ого, – только и могу выдать я.
– Да ты не переживай, внучек, я привыкла за столько лет. Я и малютке рада, все ж легче, чем руками. А то раньше настираешься, а потом пальцы крутит от боли. Сейчас всяко легче. Ну давай, идем, будем укладываться.
– Я покурю еще, – достаю из кармана пачку сигарет и зажигалку.
– Гадость это, – качая головой, отзывается бабушка, а потом идет в дом. – Постелю пока.
Как только кружевная шторка на входе в дом закрывается за бабушкой, я подхожу к двери и выключаю свет во дворе. Закуриваю и, задрав голову, выпускаю дым в небо. Звезды здесь словно волшебные, в городе такие не увидеть. И так их много, словно кто-то рассыпал их по небосводу. Я думал, что мне хреново живется. А моя бабушка, оказывается, застряла в каменном веке и даже не жалуется.
– Мяу, – раздается слева, а потом жирный кот начинает тереться о мою ногу.
Присаживаюсь на выступ дома и глажу наглую морду, в очередной раз затягиваясь.
– Вот кому здесь живется хорошо, да, котяра?
– Мяу, – отвечает он.
– Так я и знал, – усмехаюсь, трепля его живот.
Докурив, возвращаюсь в дом, заперев дверь на большой скрипучий засов.
– Кирюш, я тебе постелила в дальней комнате, – говорит бабушка, когда я вхожу в «гостиную».
Телевизор уже выключен, экран накрыт салфеткой.
– А это зачем? – киваю на кружевную ткань, покрывшую кинескоп.
– Так чтоб пыль не садилась. И красивее так, – умиляется бабушка.
– Это ты сплела?
– Связала. Да, я. Еще и носочков тебе, кстати, навязала, только посылка почему-то возвращалась три раза, – грустно заканчивает она. – Завтра тебе их отдам.
– Спасибо, ба, – на меня накатывает такая бесконечная нежность к ней. Подхожу и обнимаю свою коротышку, а она обвивает мою талию морщинистыми руками и всхлипывает. – Ба, ты чего?
– Ой, да не обращай внимания, – говорит
