Фатум - Таня Стар

– Может, пора в отпуск?

Лёгкая, как балерина, она резво двигалась по кухне, как гренадёр гремела кухонной утварью: сковородками, кастрюлями, дверками, ножом о разделочную доску, как будто была наготове отправить мужа на исполнение служебного долга в любое время суток, словно и не спала вовсе.

– А кто работать будет? – он огрызнулся. – Если меня сослать на необитаемый остров, то и там найдут. Нынче голод на ценные кадры, я в большой цене и незаменим, иначе валялся бы дома в мягкой постели, и не таскался бы по ночам в поиске улик преступлений, оставленных человеческими отбросами.

Лидочка не переживала о работе супруга, она считала, что главная её задача – не обременять мужа домашними заботами.

– Что приготовить на завтрак? Жареную колбасу с яичницей глазуньей? – она мило улыбнулась, потому что знала ответ.

– Отлично! – он голодным взглядом скользнул по тарелкам.

Румяная колбаска, источая аромат жареного мяса, скворчала на луковой подушке, пока не скрылась под яйцами, выпуская клубы пара, словно заядлый курильщик. Кухня наполнилась аппетитным дымком, и у Потапа от голода заурчал живот.

Лида росла в многодетной бедной семье. Восемь старших братьев оберегали егозу от любых дел, родители пестовали единственную красавицу дочь. Кухня была уделом матери, а Лидочка, днями играя на улице с подружками, так и не освоила кулинарию.

Раннее замужество не способствовало формированию хозяйских навыков, она приноровилась готовить незамысловатые блюда на скорую руку. Шустрая и подвижная женщина умиляла мужа своим присутствием. В благодарность за то, что Лидочке удалось поднять боевой дух и забыть удушающий сон, шалун огладил рукой её круглый зад и направился в ванную. Любитель холодного душа пыхтел под слабыми от отсутствия напора струями воды, насвистывал любимую мелодию.

За время пока жена сервировала стол, Потап привёл в соответствие с уставом свой внешний вид, вылил на бритое до блеска лицо дешёвый одеколон, обтёр душистые руки о китель, чтобы от него вкусно пахло, и пришёл завтракать в полной боевой готовности.

Лидочка, как всегда, оживлённо щебетала, даже птицу заводить не надо. Утром беседа с женой не клеилась, будто уста залепили пластырем. Болтовня была не в характере молчаливого сангвиника. Лида лопотала за двоих, а он верный пёс угрюмо слушал бабский вздор и во всём соглашался. Нельзя сказать, что он её не любил. Любил, но по-особому. Родную жёнушку уважал за то, что ей приходилось тянуть на себе домашние заботы, ведь его днем с огнём не сыщешь при его работе.

Выбранная в юности профессия эксперт-криминалист оставила печать скрытого неврастеника. С виду уравновешенный и праведный, он испытывал приступ внутренней злости, которая высвобождалась во снах. Жуткие сны, терзающие по ночам, приходили с завидным постоянством уже много лет. От ужасных сценариев боль иголками пронзала тело. Чрезмерно страдая от кошмаров, он думал, что однажды не выдержит бурного сердцебиения и захлебнётся кровью от высокого давления. После пробуждения чёртовы сны не оставляли ни капли здоровой плоти. Тело нестерпимо болело, как у разбитого параличом старика.

Он помнил день, когда эта боль поселилась в нём навсегда. Он был молод и только заступил на должность эксперт-криминалист. Это было первое расследование и выезд на место гибели людей. Казалось, что злосчастный пожар навек сохранится в памяти, лишив его спокойных ночей. Когда он видел на улицах города детей оставленных на милость природы без попечения родителей, в его памяти всегда всплывал незабываемый кошмар. Пожар, случившийся в зимнюю стужу в доме многодетной семьи, навсегда оставил в душе эксперта выжженное клеймо.

В злополучный день дети погодки остались дома одни, когда их мать повезла годовалого малыша в больницу, чтобы просветить рентгеном посиневшую после падения с печи руку. Виной пожара было пламя свечи у иконы Божьей Матери, захватившее тюлевые занавески.

Безжалостный убийца – огонь – унёс жизнь четырёх детей, оставленных матерью без присмотра. Беспомощные перед огненной стихией, запертые снаружи дети погибли. По великой Божьей милости спасся ребёнок, который был с матерью.

Он не забыл тот день, словно несчастье случилось вчера, помнил каждую мелочь и даже то, как под ногами вызывающе скрипел хрустальный снег. На фоне сгустившейся тишины, на почерневшей от пожара земле, где сгорел дом, из которого раньше всегда доносился детский смех, где только что бушевавший неуёмный огонь задушивший его навсегда, жуткий хруст снега казался непристойным, словно нарушал покой усопших.

Он помнил каждый свой шаг и чёрный снег на многие метры от пепелища. Не забыл сиротливо возвышавшуюся обугленную стену, с трудом напоминающую былой дом, старое покрытое сажей пианино, кособоко свалившееся между сгоревших половиц, закопчённую печь с отвалившейся задвижкой, погребённую стенами железную кровать, проглядывающую закопченной спинкой в груде обгорелых досок. Жуткая картина укоряла взрослых в безответственности, что под кроватью, куда спрятались от пламени огня неразумные малютки, они уснули навечно. В сущем хаосе смерти дети превратились в обугленные головешки. Образ Божьей Матери не спас от неминуемой гибели.

Запах гари детских тел застрял в голове эксперта, и вытравить его из памяти было не по силам впечатлительному Потапу. Не знал он, что зловещий пожар будет вечно саднить сердце, напоминать о том, как трудно было дышать не от дыма, а от невообразимого горя, от того, что сотворил огонь с маленькими жизнями. Запах горелой плоти так глубоко въелся в подсознание, что спустя многие годы приходил к нему ужасными снами, а при виде оставленных без надзора малышей взбунтовавшееся обоняние мешало жить. Потап считал беспечность главным врагом. Его злобили безответственность иных родителей. С тех пор при виде резвящихся во дворах малых детей острый запах невольно возрождал в его памяти картину пепелища и несносную гарь. Беспризорники ассоциировались с опасностью и неотвратимой гибелью. Ему хватало пары секунд наблюдений за играющими вдали от дома ребятишками, чтобы трагедия вновь воссоздалась в полном объёме. Сыщик тщетно пытался вычеркнуть прикоревшие в глубинах мозга навязчивые воспоминания, он мечтал вытравить их из сознания, но они упорно всплывали при малейшей неприятности и заставляли задыхаться от мнимого запаха горелых тел, который преследовал до тех пор, пока подсознание не оставляло обоняние в покое.

Потап возненавидел крепкие морозы и скрипящий под ногами снег, которые напоминали ему о злополучном пожаре. Блестящий снег в лютую стужу усугублял желание стать невесомым и парить орлом над землёй, чтобы не слышать удушающего скрипа, будоражащего чёрные воспоминания.

Со временем боль утихла и являлась в секунды неуловимого беспокойства за маленькие жизни. Но сны довлели с завидным постоянством, мешая встретить утро в добром здравии.

Сытый Потап шагал на работу привычным путём.

Миновав дежурного по районному отделу милиции, старший лейтенант вошёл в свой кабинет. Новичка впечатлили бы музейные стены, но эксперт уже привык к экспонатам. На стендах под стеклом висели орудия преступлений, острые заточки, ножи различных конфигураций, кустарно изготовленные тюремными умельцами обрезы, свидетельствуя о принадлежности кабинета криминалистам, напоминая о том, что жить в социуме небезопасно и на улицах существует жестокость и насилие. В углу кабинета закрытый на ключ стеклянный шкаф хранил инвентарь необходимый при работе с фотоаппаратом: криминалистические масштабные линейки для фиксации величины предметов, магниты, ростовые линейки, стрелки, лупы, бланки с пронумерованными отпечатками пальцев, наглядные пособия достижений в криминалистике. Там же хранился чемодан эксперта, в котором упорядоченно хранились реактивы, кисточки, магнитная пыль для проявления отпечатков, ножницы, пинцеты различных размеров, карандаши, точные аптечные весы с гирьками разновесами и многие мелочи, облегчающие работу криминалиста. Кабинет был оборудован тематическими стендами по трасологии и баллистике, методикой расследований и исследований документов, письма, речи, папками для ознакомления с различными видами криминалистической фотографии, каталогами видеозаписей, литературой по профилю. Выглядел храм сбора и изучения доказательств, как пособие по обучению криминалистики, позволяя любопытным посетителям ориентироваться в основных направлениях малоизученной дисциплины. На столе аккуратно лежали сложенные папки с уголовными делами. В смежной с кабинетом комнате находилась фотолаборатория, здесь же сушились плёнки и фотографии.

Было очевидно, что в кабинете царила некая вероятностная система. Непосвящённому в экспертные дела было трудно разобраться в упорядоченном хаосе. В своем деле Потап был хозяин и главный исполнитель. Снимал на фотоаппарат свидетельства преступлений, проявлял плёнки, проводил дактилоскопию подозреваемых. Сутками работал, вечно недосыпал, а времени все равно катастрофически не хватало.