Заря победы - Дмитрий Лелюшенко

Немецко-фашистское командование намеревалось внезапным ударом прорвать оборону советских войск на всю оперативную глубину, захватить Прибалтику и в дальнейшем овладеть Ленинградом. На главном направлении враг создал мощную группировку, значительно превосходившую нас в силах, нашел уязвимое место на стыке наших 8-й и 11-й армий, прорвался между ними и начал быстро развивать наступление танковыми и моторизованными корпусами.

В первые два дня войны противник достиг значительных результатов. Но уже 24 июня благодаря ожесточенному сопротивлению советских войск его 16-я армия была остановлена в районе Каунаса, а 41-й корпус 4-й танковой группы — в районе Шяуляя. Лишь 56-му моторизованному корпусу этой группы удалось вырваться вперед и к 24 июня продвинуться более чем на сто километров, достигнув местечка Утяна. Создалась явная угроза быстрого выхода неприятеля к Западной Двине и захвата Даугавпилса.

В шестнадцать часов 25 июня наш корпус выступил в направлении Даугавпилса.

Враг, видимо, засек начало марша и стал бомбить двигающиеся колонны, но, невзирая на это, части корпуса все шли и шли вперед.

Навстречу, из приграничных районов Прибалтики бесконечными колоннами уходили на восток беженцы: старики, женщины, дети. Но самолеты с фашистской свастикой не щадили и их.

Недалеко от небольшого городка Дагда мы с начальником штаба вышли из машины, чтобы осмотреть местность. На обочине дороги Асейчев увидел девочку лет одиннадцати — двенадцати с перебитой осколком авиабомбы ножкой. Девочка была залита кровью; она кричала, изо всех сил звала мать. А рядом лежал обезображенный женский труп. Очевидно, это и была мать… Я поручил адъютанту немедленно доставить девчурку в медсанбат.

Во второй половине дня 27 июня наши дивизии, несмотря на значительные потери от ударов вражеской авиации, все же вышли в заданные районы. Не успел еще штаб корпуса разместиться в роще, километрах в двадцати северо-восточнее Даугавпилса, как к нам подъехал помощник командующего Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант Сергей Дмитриевич Акимов. Вид у него был усталый. Веки опухли и покраснели: вероятно, он не спал несколько суток. К тому же и вести он нам привез неутешительные.

— Дело серьезное, — сказал Акимов. — Вчера утром противник форсировал Западную Двину и ворвался в Даугавпилс. Попытки пятого воздушно-десантного корпуса[2] полковника Безуглого выбить гитлеровцев ни к чему не привели.

Генерал Акимов сообщил, что для обороны рубежа Западной Двины, на участке от Ливани до Краславы, на протяжении примерно восьмидесяти километров, выдвигается 27-я армия генерал-майора Берзарина. Наш корпус, видимо, войдет в ее состав. Он спросил также, как мы намерены решать задачу, поставленную Наркомом обороны.

Я доложил, что, по моим предположениям, противник, ворвавшийся в город, еще не успел подтянуть крупные силы и закрепиться. Наступление мы начнем с утра 28 июня. Выбив гитлеровцев из Даугавпилса, займем оборону по северному берегу реки на фронте пятнадцать — двадцать километров. Это позволит закрыть основные направления и обеспечить фланги сильной разведкой. Генерал утвердил это решение.

Через два часа штаб корпуса подготовил приказ: Копцову наступать с севера, Воейкову — с востока, Рудчуку — во втором эшелоне. К девятнадцати часам дивизии начали готовиться к наступлению. Я поехал в 46-ю, которая должна была наносить главный удар. Бабийчук отправился в 42-ю. Уточнив на местности задачу Копцову, мы направились с ним к майору Н. Н. Кузьменко (его полк назначался в авангард).

Глядя на молодых бойцов, беседуя с ними, я невольно думал о том, что эти жизнерадостные юноши уже через несколько часов примут свой первый бой. И может, многие из них навсегда уйдут из жизни… Вспомнил и свою юность. Мне было шестнадцать, когда добровольцем вступил в отряд Буденного. В восьмом часу утра меня зачислили в эскадрон, а уже в десять пришлось идти в первую атаку под хутором Камышеваха на Дону. Мурашки по телу поползли: «Вдруг убьют первым выстрелом… Хорошо бы уничтожить двух — трех белогвардейцев, а уж потом ничего не жаль…» Примерно так же думали, вероятно, и хлопцы, с которыми я беседовал в полку Кузьменко.

Рано утром 28 июня корпус перешел в наступление.

Вскоре получили донесение: «Авангард в семь часов ворвался в село Малинова» (недалеко от Даугавпилса). Спустя тридцать минут мы с комдивом Копцовым были уже на северной окраине села. Майор Кузьменко доложил, что противник оказывает упорное сопротивление и имеет до тридцати танков с мотопехотой и артиллерией (позже мы узнали, что это были передовые части 56-го моторизованного корпуса генерала Манштейна).

— Ваши соображения? — спрашиваю Копцова.

— Обойду Малинову справа и ударю на Даугавпилс.

— Хорошо. Действуйте!

Часа через полтора дивизия при поддержке авиационного полка полковника Бабича вместе с частями 5-го воздушно-десантного корпуса ворвалась в Даугавпилс. Схватка была ожесточенной. Кварталы города и даже отдельные дома неоднократно переходили из рук в руки. Наши танкисты расстреливали врага в упор, давили гусеницами и броней, применяли таранные удары. Особенно отличился 91-й танковый полк полковника Ивана Прохоровича Ермакова. Его головной батальон уничтожил двенадцать неприятельских танков. С этим батальоном участвовал в бою и. помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе Сергей Алексеевич Дрожжин, лично уничтоживший несколько вражеских солдат.

Фашисты дрались отчаянно. Улицы были усеяны сотнями трупов, кругом пылали танки, торчали стволы разбитых орудий, валялись покореженные автомашины. Командир 8-й танковой немецкой дивизии генерал Бранденбергер укрылся со своим штабом в крепости на южной окраине города.

Несли потери и мы. Многие пали смертью храбрых. Погиб командир артиллерийского полка подполковник Михаил Иванович Карасев — герой боев в Испании. В центре города был ранен командир дивизии Василий Алексеевич Копцов, но продолжал руководить боем.

Уже ощущался недостаток горючего и боеприпасов. На некоторых машинах оставалось всего по два-три снаряда. Обстановка требовала немедленного ввода в бой 42-й и 185-й дивизий. Но их продвижение очень тормозили удары вражеской авиации. После полудня, дав краткие указания Копцову, я с оперативной группой выехал в 42-ю, чтобы ускорить ее движение на Даугавпилс. Координацию боевых действий 46-й дивизии и 5-го воздушно-десантного корпуса стал осуществлять генерал-лейтенант Акимов. Необходимые указания 185-й мотострелковой дивизии мной были даны по радио.

В пути мы получили радиограмму, что 42-я приняла бой с передовыми частями 121-й пехотной дивизии 16-й немецкой армии в районе Краславы на Западной Двине (сорок километров восточнее Даугавпилса). «Авангард — майор Горяинов — продолжает двигаться на Даугавпилс», — доложил Воейков.

Чтобы не терять времени, я поехал к авангарду, а по радио передал Горяинову: «Ускорить движение на Даугавпилс и ударить противника во фланг». Но такую радиограмму нельзя передать открытым текстом. Вместе с тем невыгодно тратить время на шифрование. Мы, танкисты, изобрели свой способ. Указание, переданное А. М. Горяинову, выглядело так: ГРАЧ (Горяинов), ВЕТЕР (ускорить движение), ГРОМ (ударить), ДАР (Даугавпилс), ЛОМ (Лелюшенко). Всего пять слов. Их было легко запомнить и передать за несколько секунд. А в динамичном танковом бою дорога каждая минута. Противник, естественно, мог расшифровать наш текст через несколько часов, но к тому времени бой, вероятно, уже закончится.

Вскоре мы догнали А. М. Горяинова в нескольких километрах восточнее Даугавпилса. Рассказали ему и командирам батальонов (они шли вместе) о самоотверженном сражении 46-й дивизии в городе. Слушали нас с восхищением. Потом Горяинов обронил:

— Наши тоже под Краславой хорошо дрались. Взять, к примеру, ефрейтора Костенко. Он пленил трех гитлеровских солдат вместе с их командиром.

Этот случай меня заинтересовал. Попросили вызвать Костенко вперед, и вскоре тот с улыбкой рассказывал:

— Гитлеровцев было шесть, а нас двое в головном дозоре. Выскочили они из-за кустов, наставили автоматы и давай кричать по-своему, вроде: «Сдавайся!» Нет, думаю, так не пойдет. Мы с Куликовым прыгнули к кустам, а там — яма с водой. За руку Куликова крепко уцепился фашист. Я огрел его прикладом, и он повалился в воду. Остальные окружили яму. Надеялись, видно, взять нас живыми. Я крикнул своим: «Здесь фашисты!» Тут-то и подоспело основное ядро нашей разведгруппы. Немцы — наутек. Я успел дать очередь. Двух убил сам, одного — Куликов. Остальные сдались.

Поблагодарив ефрейтора за службу, я решил допросить пленных. Из их показаний следовало, что якобы левее 121-й немецкой пехотной дивизии, у Западной Двины, действуют еще части какой-то другой дивизии. Видимо, после удара в Малинове и в Даугавпилсе противник направил новые силы несколько восточнее, чтобы попытаться быстро форсировать реку, а затем обрушиться на фланг и тыл нашей 46-й дивизии, сражавшейся в городе.