Китайская принцесса - Рене Клер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот кто станет сочувствовать слесарю-водопроводчику, кроме разве пауков, кто оценит его талант, когда он, согнувшись в три погибели, орудует своими инструментами под ванной или в углу кухни? О качестве его труда судят по протечке воды или утечке газа. О его искусстве вспоминают лишь тогда, когда обнаруживают неполадки. Чтобы не испортить ему настроение, лучше всего вовсе не говорить о его работе. Лишенный поощрения, на которое имеет полное право, слесарь-водопроводчик не поет и не насвистывает. У него неблагодарная профессия, ибо с тех пор, как существуют газ и водопровод, не было случая, чтобы слесаря-водопроводчика, да и газовщика тоже отблагодарили за труд широкой улыбкой.
В жизни нет ничего важнее любимой профессии. Извините за это отступление на тему морали и поверьте человеку, не любившему ни одну профессию из тех, которыми занимался.
2 Глава вторая После нескольких лет весьма убогого существования судьба наконец улыбнулась мне своей бледной улыбкой. Я стал чиновником, потом секретарем, доверенным лицом одного из тех людей, которых немало появилось в деловых кругах в 1925 году. Их называли воротилами за неимением более точного определения для мошенника, волею судьбы возведенного в ранг сильных мира сего.
Господин Фу, или Жером Сен-Ромен, более известный в определенных кругах под именем "господин Жером", занимался сотней дел сразу, среди которых были спекуляции хлопком, добыча жемчужниц, любого рода шантаж и продажа сомнительного фармацевтического средства неизвестного происхождения. Переходя от одного банкротства к другому, от процесса к процессу, он стал такой значительной персоной, что для него не было никакой разницы между коротким пребыванием в тюрьме и получением самой почетной награды.
- Видишь ли, - добродушно говорил он мне, - зарабатывать деньги - это значит доказывать наличие ума. Бедными остаются одни дураки.
Хотя получаемая у него зарплата принуждала меня оставаться среди последних, я и не думал протестовать против его дружеского оскорбления. Он принадлежал к расе победителей, тогда как мое место заведомо было среди побежденных.
- Не понимаю, - продолжал он, - почему люди не становятся богатыми.
Ведь все так просто!
Это чудовище вызывало у меня чувство восхищения, смешанное с отвращением и завистью. Он был из тех молодцов, которые являются в театр без приглашения, говорят одинаково небрежно "ты" контролеру у входа и встреченному в коридоре министру, и перед вторым актом неизменно оказываются на лучших местах в амфитеатре.
- Нужно уметь рисковать, малыш, - говорил он, сопровождая свои слова жирным смехом. - Надо быть напористым.
Это любимое выражение господина Жерома раскрывало секрет его успеха.
Рядом с ним я презирал себя за пассивность, со стыдом вспоминал свою жалкую жизнь с ее зависимостью то от своей семьи, то от учителей, от унтера или прораба.
Послушно принимая все, что предлагала мне судьба, я пользовался свободой выбора ничуть не больше, чем до своего рождения, то есть до того момента, когда без моего на то согласия было решено, что я стану мальчиком, а не девочкой.
По делам Сен-Ромена я много разъезжал. Однажды он послал меня из Ниццы, где мы находились, в Монако, где мне надлежало получить крупную сумму за продажу какого-то не принадлежавшего ему участка земли. Дело было довольно мутным, и только после бесчисленных переговоров по телефону моего патрона со своим клиентом последний, по имени Гримальди, передал мне с таинственным и не слишком любезным видом толстую пачку денег, которые мы пересчитали на террасе кафе. По завершении операции я предложил дать ему расписку. Господин Гримальди поглядел на меня с презрением.
- Сколько вам лет? - спросил он.
Не ожидая ответа, он встал, сплюнул окурок сигареты, прилипший к губе, и ушел не попрощавшись.
Спустя некоторое время, проходя мимо казино Монте-Карло, я все еще испытывал чувство унижения. Неужто мне суждено всю жизнь оставаться в рядах робких, нерешительных людей, словом, рабов? Мне показалось, что я услышал смех моего хозяина.
"Нужно уметь рисковать, малыш. Надо быть напористым..." У меня налицо был повод посмеяться в свою очередь. При мне находилась крупная сумма денег, не принадлежавшая более ни Гримальди, ни господину Фу, иначе Сен-Ромену. Врученная без расписки, она вообще не принадлежала никому. Как бы поступил патрон в моей ситуации, оказавшись в этот час напротив самого крупного в мире игорного дома? Решение, которое им было бы принято без раздумий, он продиктовал мне сам. Кто не рискует, тот ничего не имеет, не так ли, господин Жером?
И я смело направился в казино, но на пороге замер. Как всем известно, войти в это здание можно через несколько дверей главного входа. Сначала мне захотелось было войти через правую, что соответствовало бы порядку вещей и моему дисциплинированному характеру. "А может быть, именно левая приведет меня к выигрышу, - подумал я, - тогда как правая - лишь к бесчестию и позору?" Принятое решение, похоже, исчерпало все ресурсы моего мужества. Пока я балансировал между дверями, прикованный к месту суеверным страхом, мне вспомнился один случай из моего детства. Однажды в воскресенье, сидя за столом вместе с другими членами семьи, я оказался перед необходимостью сделать выбор между двумя артишоками, оставшимися на подносе.
- Чего ты ждешь? - спросила мама.
Я покраснел и ответил, что не знаю, какой артишок из двух взять.
- Они одинаковые, - сказали мне.
Это замечание добило меня окончательно. "Раз эти артишоки одинаковые, подумал я, - почему я должен выбрать этот, а не тот?" И под любопытными взглядами собравшихся продолжал сидеть, раскачиваясь на своем месте, словно не зная, в какую сторону падать.
- Поторопись, - сказал отец.
Я протянул было руку, но, парализованный нерешительностью, закрыл глаза, положившись на судьбу. Все засмеялись. Я расплакался и весь в слезах встал из-за стола.
- Тебе ведь сказали, что ты можешь взять любой.
- Да, но какой? - отвечал я, заливаясь слезами.
- Этот ребенок ненормален, - сказал отец.
К счастью, он не имел понятия о детской психиатрии, решив, что я просто капризничал, он так и остался в неведении относительно того, что на этот простой вопрос не смог бы вразумительно ответить ни один философ в мире.
Сей трагический вопрос и возник теперь снова, пока я стоял перед застекленными дверями, за которыми скрывалась моя судьба. На этот раз тоже самым простым делом было бы довериться случайности, а не разуму.
"Я войду, - сказал я себе, - в ту дверь, через которую пройдет в казино первая женщина".
Таким образом, я, не колеблясь, сам установил условия своего договора с судьбой. Любое другое решение обладало бы равнозначной ценностью, ибо, как известно всем суеверным людям, в такого рода делах значение имеет не просьба, а ответ богов. Трое мужчин вошли в казино, какая-то пара вышла, и когда, наконец, мимо меня прошла блондинка и открыла дверь слева, я с такой живостью бросился за ней следом, что она обернулась, словно ожидая с моей стороны неожиданных действий.
В тот момент, когда я подошел к игорному столу, состояние опьянения, в котором я пребывал, не помешало мне испытать некоторые угрызения совести. Я честно решил предоставить моей порядочности последний шанс. "Если выигрыш падет на черное, - подумал я, глядя на рулетку, - значит, я не должен играть".
Выигрыш выпал на красное. Деньги сами полезли из моего кармана, и, так как моя воля больше не имела отношения к тому, что происходило, я не испытывал никакого чувства вины. Когда я пришел в себя, блондинка, за которой я последовал, пристально смотрела на меня, и я обратил внимание, что большинство игроков тоже не спускают с меня глаз. За несколько, как мне показалось, мгновений - на самом деле прошло не меньше двух часов - я стал обладателем маленького состояния.
Я покинул Монте-Карло в сопровождении блондинки. Нас увезла самая роскошная, взятая напрокат машина. Моя спутница напевала песенку "На берегу Ривьеры":
Каждая женщина мечтала там Быть красивой и обожаемой.
Уверенный, что она станет отбиваться, я заключил ее в свои объятия. Похоже, ничто не могло воспротивиться победителю, которым я был в ту минуту.
По приезде в Ниццу блондинка пожелала закусить. И мы вошли в ресторан муниципального казино. Не знаю, право, почему оно было открыто в такой поздний час? Почему моя дама была голодна? Почему я позволил себе напиться скверным шампанским? До стола, где мы ужинали, доносились нудные голоса крупье в соседней зале. Я не сомневался, что теперь все ставки принадлежат только мне и что игроки явно самым неподобающим образом распоряжаются моими деньгами.
Опьяненный удачей, я бросился к столу, где играли в "железку", затем туда, где играли в баккара... На заре, когда я оказался на улице, у меня оставалось в кармане всего несколько сот франков. Я никогда не любил рано вставать. Мне нравилось любоваться чистотой зари и наслаждаться свежестью утреннего воздуха лишь из своей постели, где, еще не очнувшись от снов, я готов был снова погрузиться в них, как и подобает ностальгически настроенному бездельнику. Но на сей раз я получил возможность должным образом вкусить все прелести зари. Я не стал ложиться в постель, я бродил по тротуарам, убитый местью разгневанных богов. Почему я не посоветовался с ними, входя в казино Ниццы, подобно тому, как поступил в Монте-Карло? Полный раскаяния, я униженно обращался к ним: "Надо ли мне сбежать или предстать перед разгневанным господином Фу? Если количество плиток на тротуаре будет четным, значит..." Внезапно мне стало стыдно своего малодушия. Неужто я всю жизнь буду пребывать в нерешительности между двумя артишоками, двумя дверями, ожидая спасения в постыдном суеверии? От подсчетов, к которым я прибегал, меня стало тошнить. Я направился в первое кафе и, подкрепленный двумя рюмками рома, решил бросить вызов богам.